Программисты очень часто не спят. Бытует мнение, что не спят только плохие программисты, которые не могут правильно распределить свое время или работать с нужными темпами. Я не разделяю это мнение. Ночное творчество позволяет отрешиться от внешнего мира и впасть в состояние особенного транса. Такой транс влечет как наркотик и помимо положительных эмоций имеет еще и побочные свойства…
Я сам только вчера вернулся из реабилитационной клиники и хотел бы рассказать о тех видениях, которые и привели меня на порог медицинского учреждения. Возможно, это позволит понять вам как прекрасна работа ночью и какими ужасными бывают ее последствия.

Все началось три месяца назад, когда меня в качестве независимого разработчика наняли для выполнения крупного проекта. Я знал, что мне предстоит выжать из себя все, чтобы успеть к поставленному сроку, да еще и клиент не совсем понимал, что ему нужно получить в результате. Большой размер проекта и блуждающие мысли заказчиков обычно составляют смесь посильнее «Коктейля Молотова», отведав которую единожды, можно остаться калекой на всю жизнь, ведь такой «коктейль» предназначен не для внутреннего употребления, а для уничтожения вражеских танков. Я же пил эту жидкость крупными глотками, только успевая пополнять кружку. За окном садилось и вставало солнце, росла куча банок из под энергетических напитков и стаканчиков для кофе, красное раздражение не успевало сходить с моих глаз за короткие часы дневного сна.

Сначала я работал днем, но ночная работа манила меня волшебной свирелью и завлекала в свои объятия. Спустя неделю мой жизненный цикл перевернулся вверх ногами – первые лучи солнца клонили ко сну, а наступление сумерек придавало сил и желания поскорее сесть за компьютер и начать манипулировать данными. Я спал днем, а творил в магическом молчании ночи. Через месяц, пути назад уже не было: если я ложился в десять вечера, то уже в полночь вскакивал в полной боеготовности писать код.

Садясь за компьютер в полуночной тиши я ощущал вокруг присутствие дремучего леса из сказок братьев Гримм. Все звуки программ казались мне шуршанием опавших листьев, треском маленьких веточек и уханьем филина. Стук пальцев по клавиатуре напоминал мне дуновение ветра в зелени деревьев, но чем дальше заходило дело, тем больше я понимал, что с каждой ночью все дальше углубляюсь в чащу и скоро наступит момент, когда я пересеку границу «доброго» леса и окажусь на территории зла.

Так все и случилось.
Создавая программные замки и заглядывая внутрь больших объемов данных, я переступил тропинку, разделяющую свежий лес от могильного ужаса. Мне сразу показалось, что не стало ветра в кронах и воздух наполнился затхлостью. Еще немного погодя исчезли и звуки филина и листьев. И тогда появилось оно.
Вид этого чудовища невозможно описать словами. Чисто схематично монстр выглядел как огромный человек, но вместо рук у него были длинные хлысты, которые светились в темноте и при ударе не только рассекали кожу, но и били жертву сильным разрядом электрического тока. Голова зверя была в три раза больше обычной человеческой и походила на сгнившую бычью голову с большой, всегда раскрытой пастью. Одним ударом хлыста чудовище рассекло мой левый бок и часть спины, после чего я повалился на землю в эпилептическом приступе от мощнейшего разряда тока. В себя мне удалось прийти уже в тот момент, когда свора злых гномов приковала мои ноги к креслу и насильно оставила в сидячем положении на краю великой пропасти, озаренной светом факелов.
Спустя какое-то время я понял, что нахожусь внутри пещеры с гигантской расселиной в ее чреве. На скалах, начиная от верхних краев и заканчивая дном ущелья взгромоздились тома толстых книг, похожих на старые бухгалтерские гроссбухи с миллионами километров чернильных записей. Тогда я еще не представлял, какие муки мне придется пережить и сколько зла натерпеться. Я не буду в подробностях расписывать все что было потом, так как врач запретил мне даже вспоминать о былых страданиях, не то чтобы снова оживлять их на бумаге или экранах мониторов. Расскажу лишь следующее.

Быкоголовое чудовище заставляло меня работать на сортировке данных из гроссбухов. Оно извергало из себя кучи запросов – до боли знакомых мне селектов и криэйтов, выборок и инструкций манипуляции данными. После этого я на летающем кресле носился по всему ущелью, отыскивал совпадения и вносил нужные вставки и обновления. Мне приходилось прочитывать триллионы рукописных знаков, чтобы безошибочно выдать требуемую информацию. Как только у меня выходила заминка, монстр стегал мою спину плетью и я терпел жуткую боль от рассечения кожи и удара током. Работа не останавливалась ни днем ни ночью, хотя таких понятий как «день», «ночь» или «сутки» здесь не существовало вовсе. Я потерял счет времени, так как любое вычисление или запоминание было для меня уже нестерпимым, но согласно последующим подсчетам мне довелось провести внутри пещеры несколько лет своего внутреннего времени. Измерять те страдания в обычных часах не имело смысла, так как для окружающих я был в коме чуть более суток.

Таким передо мною предстал ад разработчика. За то, что я взял на себя непомерные труды и поддался соблазну ночи, меня настигла кара и опрокинула сознание в информационную геенну и хаос, где я должен был все упорядочивать и выдавать на гора все запрашиваемые быкоголовым монстром данные. С тех пор врачи запретили мне программировать, но и без их запрета я уже не мог связать воедино нескольких функций, так как начисто утратил способность к удерживанию в своей «оперативной памяти» даже небольших частиц информации.

Сейчас мне уже лучше. Я могу писать текст, значит скоро смогу писать код и проектировать базы данных. Но я боюсь, что испытаю ужас, когда в ответ на сухие SQL-запросы моей программы, начнут поступать живые ответы…