1. В Скопине весна. Танька в мастерской. Мастерская в глубине двора за домом. Дом добрый, деревянный. В доме бардак.
Она пришла с автостопа.
«Знаешь, кто я?
Я – главный волк России».
«Татьян, у меня на кармане сорок рублей,
На гостиницу не тяну,
Так что,
Если не внапряг,
Оставь ночевать».
Мужиковата. Лет – между 40 и 50. Длинное русое каре. Большие очки. В центре очков – круглые недобрые глаза. Длинная джинсовая куртка и мужская толстовка. Смотрит прямо и невесело. Курит папиросы. Говорит как кует и как будто бы каждое ее слово выковано навсегда.
Жизнь – борьба. С козлами, бесами, официальными лицами, сектантами, гомосексуалистами.
Волк – суть, смысл, тотем. Вместе с тем не переставая крестится на все углы. Бомжует. В том смысле, что нет жилья. Странствует автостопом. Возможно, нужды и дела в разных местах России придумывает себе сама.
«Они не знали, под чем подписываются.
Они думали, это ха-ха.
Но они подписались.
Они еще узнааают…»
«Меня в…. знают все.
Половина – друзья.
Половина – враги».
Послушала «Волчат». Скупо поплакала. «Откуда ты узнала?
Да, так и есть – ночные врачи в голубых колпаках.
Откуда ты узнала?»
После нее остался тяжелый напряженный воздух.
2. В Скопине – осень. Последний день фестиваля гончаров. Полвосьмого утра она пришла с автостопа. Проездом куда-то еще. Промерзла на трассе. Отогрелась. Поела. Поспала. Переложила подушки так, чтобы спать головой на восток.
На выставке угрюмо и делово грузила какую-то даму в бархате на каблуках:
«Есть сволочного типа,
Сучьего типа
Бабцы».
Она приехала в той же одежде, что и весной, с тех пор это, похоже, не стиралось. Осунулась. Голодает. В том смысле, что нечего есть. Концептуально же не ест мяса.
Открыла в себе дар ясновидения. Говорит, что видит в человеке беса. Не переставая говорит о «козлах». Ненавидит «козлов». Говорит: «Волк козлу не товарищ».
Сцепилась с балагуром и матершинником из Богородска. Его вещи на выставке меня обрадовали больше всего. Обозвала козлом и пригрозила дать в морду.
После выставки богородская компания пришла к Таньке. Веселые такие художники.
Мы пировали во дворе. Она села на кухне, захлопнула форточку, чтобы не слышать матершинника, попросила картошки, хлеба, помидоров и к нам так и не вышла. Курила с «черного хода», косясь на компанию.
Заведенный гений напился, поругался со своими и ушел со двора. Надеюсь, он добрался домой благополучно. Только б не спился.
По-моему, она раскаялась. Во всяком случае, ее злоба ушла вместе с ним. Она даже пыталась что-то объяснять про беса внутри и про сложность борьбы с оным.
Богородцы остались ночевать, а она ушла к кому-то еще. На следующий день так и не пришла.
Я ее боюсь. Но мне бы хотелось верить, что на ее дороге не переведутся люди, которые накормят, выслушают и уложат спать. В большинстве своем это художники. К ним и едет.