Имя АННА библейского происхождения и означает БЛАГОДАТЬ.
БЛАГОДАТЬ – по словарю В. Даля – наитие свыше; любовь, милость, благодеяние, благотворение; порода урожайной, многоколосной пшеницы.

В «Автобиографии», написанной незадолго до смерти, последние строки такие:
« Я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью был.

Горечь боль перековывала в стихи – и тем преодолевала и горечь и боль.
До неё этим путём шли Пушкин и Тютчев. И не есть ли искусство вообще преодолением, а значит и способом жить?

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда…

Другое дело, что сор этот ещё называется жизнью.
Абсолютная верность, и прежде всего от себя – да у неё устои были от Ярославны и боярыни Морозовой. Изменой пах воздух, и не ревность бушевала в крови, а чувство, что тебя предали.
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнём.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнём.

Расцветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
…………………………
Написано, когда ей было 22, и ни с чем смириться не хочет. Дальше многое будет прощать другим, и ничего, никогда – себе.

Одни глядятся в ласковые взоры,
Другие пьют до солнечных лучей,
А я всю ночь веду переговоры
С неукротимой совестью своей.

Я говорю: « Твоё несу я бремя
Тяжёлое, ты знаешь, сколько лет».
Но для неё не существует время,
И для неё пространства в мире нет…

Имя АННА библейского происхождения и означает БЛАГОДАТЬ.
БЛАГОДАТЬ – по словарю В. Даля – наитие свыше; любовь, милость, благодеяние, благотворение; порода урожайной, многоколосной пшеницы.

В «Автобиографии», написанной незадолго до смерти, последние строки такие:
« Я не переставала писать стихи. Для меня в них – связь моя со временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».

Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл,-
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью был.

Горечь боль перековывала в стихи – и тем преодолевала и горечь и боль.
До неё этим путём шли Пушкин и Тютчев. И не есть ли искусство вообще преодолением, а значит и способом жить?

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда,
Как жёлтый одуванчик у забора,
Как лопухи и лебеда…

Другое дело, что сор этот ещё называется жизнью.
Абсолютная верность, и прежде всего от себя – да у неё устои были от Ярославны и боярыни Морозовой. Изменой пах воздух, и не ревность бушевала в крови, а чувство, что тебя предали.
Муж хлестал меня узорчатым,
Вдвое сложенным ремнём.
Для тебя в окошке створчатом
Я всю ночь сижу с огнём.

Расцветает. И над кузницей
Подымается дымок.
Ах, со мной, печальной узницей,
Ты опять побыть не мог.
…………………………
Написано, когда ей было 22, и ни с чем смириться не хочет. Дальше многое будет прощать другим, и ничего, никогда – себе.

Одни глядятся в ласковые взоры,
Другие пьют до солнечных лучей,
А я всю ночь веду переговоры
С неукротимой совестью своей.

Я говорю: « Твоё несу я бремя
Тяжёлое, ты знаешь, сколько лет».
Но для неё не существует время,
И для неё пространства в мире нет…

Вот так. Без всякой надежды на послабление. Совесть, не укрощаемая временем, не подавляемая пространством. А когда прочь пространство и время – что же остаётся?
Но мы знаем: совесть неукротимая и бесстрашная, делающая человека бессмертным.
Прожив в нищете, она выбрала себе такую жизнь, то что многим казалось мраком нищеты, - было свободой.
« Поэт, - говорила она, - это тот, кому ничего нельзя дать и у кого ничего нельзя отнять».
Это была самая свободная женщина в русской истории.

Тебе покорной? Ты сошёл с ума!
Покорна я одной господней воле…

Она не знала, что такое суета и мельтешение, от мелькающих пылящих юдей бежала, и в женщинах не терпела этого:

Могла ли Биче, словно Дант, творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, боже, как их замолчать заставить!...

« Я научила женщин говорить» - вот для этого и явилась она в мир и выполнила свой долг. Она учила женщин быть достойными любви, быть равными в любви, быть в любви щедрыми и жертвенными.
И учила мужчин выслушивать не « влюблённый лепет «, которым восхищались столько веков, а слова столь же жаркие, сколь и гордые:

От других мне хвала – что зола,
От тебя и хула – похвала.

Последний тост.

Я пью за разорённый дом,
За злую жизнь мою,
За одиночество вдвоём
И за тебя я пью,-
За ложь меня предавших губ,
За мёртвый холод глаз,
За то, что мир жесток и груб,
За то, что бог не спас.

Когда она говорила, что никто ничего у поэта отнять не может, она знала, о чём говорила. Кто мог отнять у неё Россию, Пушкина, немногочисленных друзей живых и уже бесчисленно ушедших, кто мог отнять у неё поэзию и то, что для неё было нерушимо?
А нерушимой прежде всего была верность. Ещё в сорок пятом она говорила, что невероятно увеличивается роль женщины в современном мире. Она была умна, и она была женщина; она знала, что когда в доме кончается драка, то хозяйки наводят порядок. Хозяйки жизни, которых научила говорить русский поэт Анна Андреевна Ахматова.

Наше священное ремесло
Существует тысячи лет…
С ним и без света миру светло.
Но ещё ни один не сказал поэт, Что мудрости нет, и старости нет,
А может и смерти нет.