Пожар в Муранове! Краем глаза увидев сюжет в теленовостях, и так ничего толком не поняв от шока, я бросилась искать подробности в интернете. Подробности были одна другой противоречивее: "пожар удалось остановить, коллекция спасена", "усадьба сгорела дотла", "жертв нет", "пострадали два человека", "трое пострадали при пожаре". Ясно только одно: беда случилась! Словом, нужно было попробовать помочь, а заодно и увидеть всё своими глазами. Ранним воскресным утром я уже ехала на электричке на платформу Ашукинская. Всю дорогу мне было не по себе. Неужели всё погибло? Молния попала под крышу? Как же "тужиловка", где готовили уроки дети Боратынского? Она ведь как раз прямо под крышей. Да и всё остальное: кабинет двух поэтов? липовая аллея? знаменитые мурановские холмы, в конце концов? В автобусе я долго не могла решиться и спросить, сколько стоит билет. Просто боялась, что в ответ услышу: "До Мураново? Вы в музей? А его больше нет". Но кондуктор буднично назвала сумму, протянула сдачу, и через десять минут я вышла на остановке, где синий указатель приглашал посетить музей-усадьбу.
На калитке висел замок. "Внимание! Территория музея закрыта" - гласила табличка. Густые кроны лип скрывали дом.
Я обогнула забор - холмы были на месте! Слегка выгоревшие и пожелтевшие, как и полагается ближе к августу, они возвышались над прудом. У воды темнели домики и светло-серый конь пасся на ближнем берегу.
Меня встретила Татьяна Петровна Гончарова, заведующая сектором изобразительного фонда мурановского музея. Мы познакомились несколько лет назад благодаря конкурсу, посвящённому 200-летию со дня рождения Е.А. Боратынского - и с тех пор Мураново стало моим вторым домом. Я даже несколько дней водила там экскурсии.
Сразу оказалось, что работы много. То, что не пострадало от огня, промокло насквозь. На солнце для просушки разложили и годовые подшивки "Нивы", и тяжёлые словари, и набрякшие художественные альбомы с репродукциями. Расстелили прямо на траве бумагу и полиэтилен, разложили мокрые снимки - и мигом зелёный луг стал чёрно-белым. Шутка ли: высушить фотографии за три века сразу! По строгим лицам стародавних обитателей Муранова скакали кузнечики. Как серые неповоротливые птицы, расселись по перилам мокрые папки. Мебель - шкафы, столы, ящики - носили солдаты, специально приехавшие на помощь. Один из них долго и задумчиво вертел в руках мокрый томик стихотворений. Двое других рассматривали значки и вслух читали надписи:
- Жуковский. Поэт.
- Кюхельбеккер. Декабрист.
- Абрамцево. Музей.
Во время короткого перерыва на обед позвонили из газеты. Журналистов на пожарище побывало очень много. Некуда было спрятаться от камер. А путаница всё равно произошла. Например, с пострадавшими. То их двое было, то трое. На самом деле, пострадала одна из тех, кто, спасая, выносил экспонаты из горящего дома. Поскользнулась на крутой лестнице, ведущей со второго этажа вниз, упала и получила сотрясение мозга.
На этот раз спрашивают, какие картины пострадали больше всего. Татьяна Петровна отвечает:
- Пострадал морской пейзаж Саврасова... Он в тяжёлом состоянии, но восстановим. Две вещи, как мы уже точно знаем, сгорели. Это работа неизвестного художника, портрет отца жены Тютчева - он висел как раз в этом месте, где стена прогорела, и портрет Корабанова работы художника Тончи. Но там сейчас обнаружилось, что портрет написан на доске, абрис фигуры как-то просматривается, так что вот приедут завтра реставраторы... Остальные вещи пострадали, главным образом, от воды. Несколько полотен, чувствуется, лизнул огонь, но они вполне восстановимы, у нас очень сильные реставраторы, да и министр культуры обещает мощные силы бросить на Мураново. Так что мы восстановим музей. Хотя, конечно все мы переживаем, как, собственно, и все те люди, которые интересуются русской культурой. Мы получаем звонки со всего мира. Сейчас немножко пришли в себя. Первое впечатление было трагическое. Конечно, как тут успокоишься, но, тем не менее, надежда на то, что музей будет восстановлен, и восстановлен в таком же виде, есть. Оптимизм появляется.
После обеда Татьяна Петровна начинает проверять, все ли картины спасены и в каком они теперь состоянии. Чтение списка напоминает перекличку вернувшихся из боя.
-Вот Павел.
Император грустно смотрит из угла.
-Эх, Павел-Павел... Посмотрим-ка... Не пострадал!
-Как Карл?
-Царапина у него.
-Барона Христиана Пфеффеля нет...
-Этот погиб.
-Останки Ванечки Сушкова! Младенца-то!
Даже описание изъянов портрета Ванечки, того Ванечки, который украшал собой стену мурановской усадьбы - это не простое описание, это какие-то особенные приметы, которые знают только близкие: "на одежде, лице и шее мелкосетчатый кракелюр, края которого на лбу и правом плече слегка приподняты. Неглубокая вмятина в красочном слое правее левого плеча. Слева от головы пятна старого лака". Впрочем, какие же это мелочи по сравнению с тем, что сделал с ним пожар. Теперь Ванечка "потерял 99 процентов красочного слоя" и только его малиновый поясок едва-едва виднеется на побелевшем холсте.
В главном доме сыро и сумрачно. Полы подмели, но в столовой сегодня опять нападала с потолка извёстка. Потолки вообще очень заметно провисли, а паркет набух. В большой гостиной молния прожгла на полу в паркете большую чёрную дыру. Когда увидишь эту дыру, становится понятно, что ни о каком поджоге речь идти не может. Кстати, все, кого я спросила, тоже уверены, что это только молния виновата. Эти дыры есть и на втором этаже: там они так велики, что можно, засунув в них голову, увидеть, как выгорело пространство между каменными стенами и деревянными. Сквозь них и небо видно. А из "тужиловки" открывается вид на сгоревшую крышу. В какое окно не выглянешь - чёрные брёвна, мокрые угли. И всё это говорит о том, что восстановление усадьбы будет делом очень трудным.
На территорию музея долго ещё не зайдёт праздный посетитель. Но около горы старинной мебели, спрятанной под навес и обтянутой плёнкой от дождя, всё равно сидит охранник. Любопытные, говорят, приходят фотографировать сгоревший музей. С бутылками пива приходят, как на развлечение.
Мы отдыхами на крылечке, когда к нам подошли двое. Старший сказал, поглядывая на стопки бумаг под навесом:
-Здравствуйте! Мы с телевидения. Где тут у вас спасённые ценности?
Мы немного опешили, а он продолжал:
-Нам нужно снять десяток предметов: немного фарфора, мебель, холсты... Ну, где это у вас тут?
То, что уже восьмой час, что все помещения закрыты, похоже, нисколько не смутило их. А ведь верно, уже почти восемь. Надо бы попытаться успеть на последний автобус до Ашукинской. Мы поспешили на остановку и, миновав липовую аллею, вновь повстречали телевизионщиков. В быстро надвигающихся сумерках они искали потомков Тютчева.