..Ее буква в совместном, сестринском затейливом вензеле « ОТМА » была третьей. Она и по старшинству была третьей - старшей в их девичьей, «младшей паре». Прелестная русская Цесаревна, Великая княжна Мария Николаевна Романова - дочь последнего Государя России - появилась на свет 14/26 июня 1899 года в Петергофе.

 

Императрица Александра Федоровна с дочерью Марией

 

Николай II,Александра Федоровна с дочерьми Марией,Татьяной и Ольгой

 

Княжны  Татьяна,Мария,Ольга

Императрица Александра Федоровна с дочерьми Марией ,Ольгой и Татьяной

 

Июньское ласковое солнце щедро улыбнулось ей и оставило на ее нежном личике памятки - веснушки..

Она шалила едва не с самого младенчества, была подвижной, смешливой, забавной «пышкой - Туту», которую особенно любила ее родная тетя* (*в ряде изданий она ошибочно указана как крестная мать), сестра Отца - Императора, Великая Княгиня Ольга Александровна. Любящая и добродушная тетушка прощала ей все: грациозную неповоротливость в танцах на детских балах, беспричинные слезы от нелепой, невысказанной ревности к старшим сестрам, впрочем, никогда слишком надолго не омрачающей природную «хрустальность» и распахнутость детской ее души..

 

Княжна Мария

Княжны Ольга, Мария, Татьяна

 

Княжны Ольга,Татьяна Мария

 

Машенька, Мари, Мэри, просто - «Машка»; «наш добрый толстенький Тютя» -так, обожающе поддразнивая, звали ее в большой романовской семье, любя без меры ее улыбку и распахнутые глаза - блюдца. По воспоминаниям современников Машенька Романова была самой красивой дочерью Императора.

 

 

 

 

Княжны Ольга,Татьяна, Мария

 

 

 

Софья Яковлевна Офросимова писала о ней с восторгом: «Ее смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу. Смотришь на нее и невольно представляешь ее одетой в русский боярский сарафан; вокруг ее рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди - самоцветные камни, а над высоким белым челом - кокошник с самокатным жемчугом. Ее глаза освещают все лицо особенным, лучистым блеском; они... по временам кажутся черными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец ее нежных щек. Она весела и жива, но еще не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины".

 

Пьер Жильяр, преданный Семье воспитатель, восхищенно вторил придворной даме по прошествии многих лет: "Мария Николаевна была настоящей красавицей, крупной для своего возраста. Она блистала яркими красками и здоровьем, у нее были большие чудные глаза. Вкусы ее были очень скромны, она была воплощенной сердечностью и добротой; сестры, может быть, немного этим пользовались..» Соглашалась с ним и Софи Буксгевден, фрейлина императрицы и подруга всех четырех девушек,. Она писала, что Мария Николаевна была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, - "постреленка", как звала ее мать - Императрица.

 

Императрица Александра Федоровна с дочерьми Марией и Анастасией

 

Княжна Мария

 

Но, несомненно, что это подчинение, если оно действительно имело место, не могло исходить из природной слабости характера Марии Николаевны. Многие замечали, что эта юная девушка обладала большой внутренней силой. "У нее был сильный, властный взгляд. Помню ее привычку подавать руку, нарочно оттягивая ее вниз" (И. В. Степанов).

Великие княжны Мария,Татьяна и Ольга с тетей принцессой Викторией

Юлия Александровна фон Ден, приятельница Государыни, не покинувшая Семьи после ареста в Александровском дворце, вспоминала: "Когда я впервые познакомилась с Великой княжной Марией Николаевной, она была еще совсем ребенком. Во время мятежа 1917 года мы очень привязались друг к другу и почти все дни проводили вместе. Она была просто - золото и обладала недюжинной внутренней силой. Однако, до наступления тех кошмарных дней, я даже не подозревала, насколько она самоотверженна. Ее Высочество была поразительно красива... глаза, опушенные длинными ресницами, густые темно- каштановые волосы. Некоторая полнота Марии Николаевны была поводом для ласковых шуток со стороны Ее Величества. Она не была такой живой, как ее сестры, зато имела выработанное мировоззрение и всегда знала, чего хочет и зачем".

 

Великая княжна Мария

 

Лили Ден поведала о следующем эпизоде из тех невероятных, ураганных, по ее выражению, дней февральского переворота: ""А где Marie?" - спросила Государыня. Я вернулась в красную гостиную. Мария Николаевна по-прежнему сидела, скорчившись, в углу. Она была так юна, так беспомощна и обижена, что мне захотелось утешить ее, как утешают малое дитя. Я опустилась рядом с ней на колени, и она склонила голову мне на плечо. Я поцеловала ее заплаканное лицо.

 

"Душка моя, - проговорила я. - Не надо плакать. Своим горем вы убьете Mama. Подумайте о ней".

Услышав слова: "Подумайте о ней", Великая княжна вспомнила о своем долге перед родителями. Все и всегда должны отвечать их интересам.

 

 

"Ах, я совсем забыла, Лили. Конечно же, я должна подумать о Mama", - ответила Мария Николаевна.

Мало - помалу рыдания утихли, к Ее Высочеству вернулось самообладание, и она вместе со мной отправилась к родительнице".

 

Императрица Александра Федоровна

 

О храбрости и самообладании Великой княжны Марии Николаевны вспоминает и другая свидетельница тех страшных дней, Анна Танеева - Вырубова: "...Никогда не забуду ночь, когда немногие верные полки (Сводный, конвой Его Величества, Гвардейский экипаж и артиллерия) окружили дворец, так как бунтующие солдаты с пулеметами, грозя все разнести, толпами шли по улицам ко дворцу. Императрица вечером сидела у моей постели. Тихонько, завернувшись в белый платок, она вышла с Марией Николаевной к полкам, которые уже готовились покинуть дворец. И может быть, и они ушли бы в эту ночь, если бы не Государыня и ее храбрая дочь, которые со спокойствием до двенадцати часов обходили солдат, ободряя их словами и лаской, забывая при этом смертельную опасность, которой подвергались. Уходя, Императрица сказала моей матери: "Я иду к ним не как Государыня, а как простая сестра милосердия моих детей"".

 

"МамА убивалась, и я тоже плакала, - призналась Мария Николаевна Танеевой, во время известия об отречении Государя - отца от престола,- но после, ради МамА, я старалась улыбаться за чаем".

 

Обладая не меньшей внутренней силой, чем ее старшая сестра Татьяна, Мария, тем не менее, была с виду мягкая,"домашняя девушка" со своей глубинной душевной жизнью, внутри которой происходили мало кем замечаемые внутренние процессы, но чуткая мать и в этой богатой, по природе сокровенной натуре, угадывала эти нюансы, «звуки души», всегда подбадривала, была Марии, - как и остальным детям, - любящим страшим другом.

 

 

Следующие отрывки из переписки между императрицей Александрой Феодоровной и ее дочерью, взятые мною из книги православного литератора и педагога Марины Кривцовой немного проясняют образ этой наименее известной из всех сестер - Цесаревен:

 

"Дорогая Мария, с любовью благодарю тебя за несколько твоих писем…. Старайся всегда быть хорошей и послушной маленькой девочкой, тогда все будут любить тебя. У меня с Анастасией нет никаких секретов, я не люблю секреты. Да благословит тебя Бог. Много поцелуев от твоей мамы".

Императрица Александра Федоровна с дочерьми Анастасией и Марией

Княжны Мария И Анастасия

Императрица Александра Федоровна с дочерьми Марией и Анастасией

Княжна Мария и Анастасия

 

А вот еще одно интересное письмо:

Оно ясно показывает какая сложная внутренняя борьба одолевала иногда душу маленькой принцессы Марии. Считая себя «толстым и неуклюжим медвежонком», то и дело ставящим кляксы в тетрадях с упражнениями во французском и чистописании, малышка иногда мучилась тем, что она, может быть и совсем нелюбима старшими сестрами - красавицами, может в чем - то мешать им. Она нередко тушевалась в их присутствии и даже впадала в отчаяние, говоря матери, что ее никто вообще не любит! Александра Феодоровна старалась ласково разуверить дочь, развеять ее детские сомнения, приучить к мысли, что она всем нужна, всеми любима, и что она должна достойно нести груз своих светских обязанностей, как маленькая русская Цесаревна. Императрица терпеливо и мудро писала дочери:

 

Княжна Мария Николаевна

 

"Моя дорогая Машенька! Твое письмо меня очень опечалило. Милое дитя, ты должна пообещать мне никогда впредь не думать, что тебя никто не любит. Как в твою головку пришла такая необычная мысль? Быстро прогони ее оттуда! Мы все очень нежно любим тебя, и, только когда ты чересчур расшалишься, раскапризничаешься и не слушаешься, тебя бранят, но бранить не значит - не любить. Наоборот, это делают для того, чтобы ты могла исправить свои недостатки и стать лучше! Ты обычно держишься в стороне от других, думаешь, что ты им мешаешь, и остаешься одна с Триной*,(*Е. А. Шнейдер - чтица Императрицы. - С. М.) вместо того, чтобы быть с ними. Они воображают, что ты и не хочешь с ними быть. Сейчас ты становишься большой девочкой, и тебе лучше следовало бы быть больше с ними. Ну, не думай больше об этом и помни, что ты точно так же нам дорога, как и остальные четверо, и что мы любим тебя всем сердцем. Очень тебя любящая старая мама".

Княжна Мария Николаевна

 

Наставления любящей матери в письмах - бесконечны. Все чаще Государыне приходится разлучаться с Машенькой: оставаться при больном сыне - Цесаревиче в заточении дворцов Спалы или Ливадии, или ехать во время войны 1914 года в Царскую Ставку, чтобы встретиться с мужем - Главнокомандующим - после долгих месяцев разлуки….

Императрица Александра Федоровна в купе поезда

 

 

Цесаревна - хохотушка с румяными щеками постепенно взрослела. Ей все чаще приходилось сопровождать членов царственной фамилии (вместе с сестрами) на официальных мероприятиях, в прогулках на яхте, при выходах и церемониях, заботиться о больном брате, думать о раненных в именном госпитале под Петергофом, быть серьезной.

 

Императрица Александра Федоровна с дочерью Марией

 

Как же иначе, ведь бремя долга, обязанностей, забот, на хрупких плечах третьей русской принцессы все время росло! И потому - то постоянно в письмах ее любящей матери, появлялись наставительные строки, подобные вот этим:

"Мария, дитя мое, ну не будь такой дикой, обязательно слушайся старших сестер, и не простужайся. Я надеюсь, что ты отлично проведешь время на яхте. Спи спокойно. Благословение от твоей старушки - мамы".

Великие княжны  Мария и Ольга

Великие княжны Мария и Ольга

 

"Моя дорогая Мария, ты прочитаешь это, когда мы уедем. Очень печально оставлять вас, троих малышей, и я буду постоянно о вас думать. Ты в этой группе старшая и поэтому должна хорошо присматривать за младшими - я никогда не оставляла Беби* (*Цесаревича Алексея Николаевича. - С. М.) на двое суток.

Княжна Мария,цесаревич Алексей,княжна Анастасия

Великие Княжны Мария и Анастасия

 

Великие княжны Мария и Анастасия

Великие княжны Мария и Анастасия

 

Ходи в госпиталь... и в Большой дворец навещать раненых. Показывала ли ты Грудно* (*Не ясно, о ком идет речь. Вероятно, об одной из сестер милосердия лазарета Ее Величества. - С. М.) твой госпиталь? Сделай это, дорогая, доставь ей удовольствие. Загляни к Соне*, (*Фрейлина Императрицы, княжна С. Орбелиани, смертельно больная туберкулезом позвоночника и находящаяся под опекой Императорской семьи. - С. М.) когда будешь свободна. Пошли телеграмму... Когда вы утром встанете, напиши, как у вас троих дела, и вечером - о том, как вы провели день. В воскресенье, с утра пораньше - в церковь"….

Приезд великих княжон Ольги и Татьяны Николаевны в Федоровский лазарет 

 

Великие княжны Мария и Анастасия в Федоровском лазарете среди раненых

 

Великие княжны Мария и Анастасия в Федоровском лазарете среди раненых

 

Великие Княжны Мария и Анастасия

 

 

Великие княжны Мария и Анастасия около играющих раненых

 

"Дорогая Мария! - пишет Государыня дочери в другом письме, - Пожалуйста, раздай всем офицерам в Большом дворце (*Во время Первой мировой войны Государыня превратила Большой Екатерининский дворец в военный госпиталь. - С. М.) эти образа от меня. Разверни их... Если будет слишком много, то остаток отдай мне обратно. Потом, я посылаю хлеб - освященную просфору и неосвещенную - они должны это разогреть и съесть. Я также посылаю образа для наших раненых офицеров, но я не знаю, сколько их у нас лежит, и некоторые - не православные. Лишние передай офицерам в вашем госпитале. Надеюсь, что ты пришлешь мне письмо. Да благословит и да хранит тебя Бог. Тысяча поцелуев от твоей старушки - мамы, которая очень по тебе скучает".

 

Княжны Мария и Анастасия

Великие княжны Мария и Анастасия в Федоровском лазарете среди раненых

Великие княжны Мария и Анастасия в Федоровском лазарете среди раненых

 

Надобно особо отметить, что внутренний мир Великой княжны Марии Николаевны был всегда окрашен ярким и теплым религиозным чувством. Во всем этом не было ничего ханжеского, чувство религиозности было естественным, просто «выросшим» из младенчества, из ясного, мирного света лампадки над колыбелью, и осталось на всю короткую и яркую жизнь Великой княжны глубоко и искренне переживаемым, носимым трепетно в душе, и почти не выставляемом напоказ.

 

С матерью - другом, правда, всегда можно было всем поделиться, даже сокровенными мыслями. И переписываясь с Александрой Феодоровной, Мария Николаевна чаще других сестер анализировала в них свои религиозные переживания, говорила о вере и Церкви. Таковы были каноны воспитания того времени, столь естественные прежде и губительно - непонятные нам - теперь.

 

Вот несколько выдержек из ее эпистолярных размышлений, они очень просты и теплы: "Знаешь, это очень странно, но, когда я вышла из комнаты Алексея после молитвы, у меня было такое чувство, как будто я пришла с исповеди... такое приятное, небесное ощущение".

 

 

"Моя дорогая Мама! - пишет Мария в другом письме - Ты говорила мне, что хотела бы пойти причаститься Святых Тайн. Знаешь, я тоже хотела пойти в начале поста. Надеюсь, у тебя будет хорошая поездка. (*Государыня, видимо, снова уезжала с инспекцией в лазареты: в Тверь, Ярославль, Могилев, а оттуда, на день - два в Ставку, к мужу - С. М.) Много раз целую тебя и Папу. Анастасия тоже вас целует. Как бы мне хотелось пойти на исповедь четырнадцатого! Да благословит вас Бог. Твоя Мария".

 Николай II с  дочерьми Татьяной  и Марией

Великие княжны Ольга и Марии

 

И еще - нежные строки из поздравительной открытки, вероятно положенной под подушку матери накануне Рождества:

"Мама, моя дорогая, желаю тебе счастливого Рождества и надеюсь, что Бог пошлет тебе силы снова ходить в госпиталь. Спи спокойно. Твоя любящая дочь Мария. Я тебя люблю и нежно целую".

 

"…Моя любимая Мама, я так за тебя рада, что ты скоро увидишь дорогого Папу. Я или Анастасия будем читать молитвы с Бэби".

В этих простых и ласковых строчках виден прелестный образ полу - девушки - полу - ребенка, которого любящая семья всеми силами старалась уберечь от того темного и неясного, что надвигалось на них всех, от того, перед чем все они неосознанно чувствовали нарастающий ужас и бессилие.. Но уберечь - не удалось, увы!

Николай II  с детьми Ольгой ,Татьяной,Марией,Анастасией,Алексеем, 1916 г.

Великие княжны Ольга и Мария

В самый разгар страшной февральской «бури» - переворота в России, в Александровском дворце разразилась другая «буря» - эпидемия кори. Переболели все, даже взрослые уже девицы - Цесаревны - Ольга и Татьяна. Машенька же, которую дружно оберегали от эпидемии, захворала самой последней из семьи; вследствие простуды в тот исторический вечер 27 февраля 1917 года, когда вместе с матерью - Императрицей бесстрашно выходила к верным присяге полкам…

Императрица  Александра Федоровна  1917 год

 

 

Болезнь ее приняла особо тяжелую форму, перейдя в крупозное воспаление легких очень сильной степени. Только от природы крепкий организм Великой княжны помог ей, в конце концов, побороть тяжелую болезнь, но неоднократно положение ее принимало критическое состояние. Мария бредила, у нее несколько раз начинался отит, она почти оглохла на одно ухо (временно).

 

Императрица буквально сбилась с ног, ухаживая за больными детьми, она день и ночь не снимала белого фартука и серого платья сестры милосердия, и в таком виде - совсем не парадном! - принимала и генерал - губернатора Петрограда и Великого князя Павла Александровича, и оставляющих Александровский дворец членов свиты, что приходили прощаться после ареста царской семьи, и даже - генерала Л. Корнилова, который и сообщил ей о том, что они стали заложниками новой власти.

 

Казалось, Государыню мало интересовало ее собственное положение, как арестантки, более всего она переживала за судьбу мужа и за больных детей. В ее дневнике все время фиксируется их температура и их состояние. О себе же - вскользь, две три - строки: «жгла бумаги с Лили, сидела с Аней Вырубовой». И так почти каждый день: «Алексей - 36,1; Анастасия - 40,5 (пульс 120); Мария - 40. Аня и Лили Ден целый день сидели в детской».

 

 

Несколько раз положение Цесаревны Марии было столь трудным, что опасались за ее жизнь и даже совсем было прощались с нею. Она принимала последнее причастие из рук священника - отца Янышева… Мать еженощно упорной и тихой тенью сидела у постелей детей, отказываясь, чтобы ее сменила Лили Ден или одна из горничных..

 Анна Вырубова , 1917 год

 

Анна Александровна Вырубова, к примеру, писала в те дни в своем дневнике: «18 марта 1917г. (*Дата по дневнику Императрицы - С. М.) Утром получила записку от Государыни, что Мария Николаевна умирает и зовет меня. Посланный передал, что очень плоха и Анастасия Николаевна; у обеих был плеврит.. Коцебу* (*Комендант Александровского дворца, назначенный Временным правительством. - С. М.) предупредил меня, что если я встану с постели, меня тотчас же уведут. Одну минуту во мне боролись чувства жалости к умирающей Марии Николаевне и страх за себя, но первое взяло верх, я встала, оделась, и Коцебу в кресле повез меня верхним коридором на половину детей, которых я месяц не видала. Радостный крик Алексея Николаевича и старших девочек заставил меня все забыть. Мы кинулись друг к другу, обнимались и плакали. Потом на цыпочках пошли к Марии Николаевне. Она лежала, белая, как полотно; глаза ее, огромные от природы, казались еще больше, температура была 40, 9, она дышала кислородом.. Когда она увидела меня, то стала делать попытки приподнять голову и заплакала, повторяя: «Аня, Аня..» Я осталась с ней пока она не заснула..

 

«На другой день, - записывает Анна Александровна, - я опять пошла к детям, и мы были счастливы быть вместе. Их Величества завтракали в детской и были спокойнее, так как Мария и Анастасия Николаевны чувствовали себя лучше..* (*За скупыми строками записи стоит многое. Именно этой ночью в болезни младших девочек наступил долгожданный кризис, а родители, вероятно, всю ночь провели вдвоем у их кроватей. - С. М.) Вечером, когда Их Величества пришли ко мне в первый раз после болезни детей и всех кошмаров, настроение у всех было хорошее; Государь подтрунивал надо мною, мы вспоминали пережитое и надеялись, что Господь нас не оставит, лишь бы нам всем быть вместе»

.

Господь, действительно, не оставил... Мария Николаевна тогда чудом оправилась, правда, довольно сильно исхудала и потеряла свои чудные волосы: роскошную косу пришлось остричь. Родители сильно переживали за нее, чего стоила хворь дочери обожавшей ее, потрясенной всеми бедствиями, свалившимися на семью, Императрице можно лишь представлять, но даже и в дневнике крайне сдержанного императора Николая Второго появлялись несколько раз тревожные записи, отмечающие температуру дочери, ее бледный вид и слабость. Чтобы как то отвлечь свою любимую больную, Император, вернувшийся из Могилева, - теперь уже - бывший Государь Всея Руси и сидящий под арестом «господин полковник Романов», - читал ей вслух книги или рассказывал о прогулках в дворцовом парке, в сопровождении старших сестер; о том, как они разбивают под окнами дворца огород, чтобы сажать цветы и зелень, как любуются на нежные ростки первоцвета, неожиданно пробившегося сквозь грязновато - серые комки снега. Сестры иногда приносили ей скромные букетики цветов прямо в комнату..

 

 

19 марта 1917 года Государь Николай Александрович впервые, с некоторым облегчением, записал:

«Лучезарный день. В 11 ч. пошли к обедне с Ольгой, Татьяной и Алексеем. Температура у Марии и Анастасии опустилась до нормы, только к вечеру у Марии она несколько поднялась.. Вышел на прогулку в два часа. Гулял, работал и наслаждался погодой. Вернулся домой в четыре с четвертью. Сидел долго у детей, а вечером были у Ани и других жильцов…» 

 

Николай II и Ал. Фёдоровна в Александровском парке. 1917 г.

 

Но вскоре обманчивое спокойствие, дарованное выдержкою, внутренней дисциплиной и истинным смирением перед тем, что даровано Богом и Судьбой, вновь сменилось тревогой и смятением. Арестовали и увезли из дворца преданных Государыне и семье Юлию Александровну Ден и Анну Вырубову. Последнюю вообще - заточили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Государыня пребывала в полном отчаянии - семья очень любила «милую Анечку» бывшую искренней подругой Императрицы, дети воспринимали ее, как свою : она много возилась с ними, помогала с чистописанием и французским, обучала шитью, работала, по мере сил , вместе с ними в лазаретах… Они видели ее той, которой она представала пред ними - веселой, любящей, прекрасно воспитанной Анечкой, боготворящей их семью, особенно - дорогую им всем МамА.

 

Тайно - лукавая , властная, эгоистичная сторона «Анюты», если она - была, оставалась неизвестной прелестным феям в кисейных белых платьях с лентами в волосах. «Милая Анюта» была для них лишь истинно преданным другом.. 

Анна Вырубова

 

Анна Вырубова 

 

После ужасной смерти Распутина, когда вокруг семьи все ширился, рос круг отчуждения, холода, непонимания, Анна Александровна Танеева - Вырубова была одной из тех, немногих, кто мог без оглядки спешить к «Александровским затворникам» с утешением в минуты отчаяния и полного краха их привычного Бытия. А дружеская поддержка ценна во все времена и не заслуживает забвения, потому - то Государыня и была в искреннем ужасе, понятном, увы, немногим! Она не могла без содрогания представить, что ожидало калеку, с трудом передвигающуюся на костылях, в сырых казематах Трубецкого бастиона, да еще во времена, когда кругом властвовали хаос и беспорядок! На долю Анны Александровны выпало многое, и она до конца выполнила свою миссию дружбы, создав чарующе - теплые воспоминания о бесследно исчезнувшей Семье.

 

 

Марии Николаевне не сказали сразу об аресте А. А Вырубовой и Ю. А. фон Ден , чтобы не расстраивать ее. Приступы слабости и лихорадки все еще повторялись, ее щадили. Она много спала, чтобы набираться сил.. Выросшая с детства в строгой, почти спартанской простоте, сильная внутренне, она не слишком огорчалась лишением тех благ и почестей, что постигли семью в Александровском «заточении», ведь ее близкие по - прежнему были с нею, она могла теперь много времени проводить с матерью и отцом, которые стали заниматься с нею уроками вместо приходящих ранее учителей из царскосельской гимназии, а к скромному вечернему чаю МамА все также выходила в вечернем платье и драгоценностях, словно ничего не произошло….

Императрица Александра Федоровна с дочерьми Ольгой ,Марией,Татьяной

 

И все они держали себя так, словно ничего не изменилось: по вечерам собирались вместе, надевали неизменно свои скромные украшения: тонкие браслеты на руку и жемчужные ожерелья - бусинки; пили чай, читали любимые книги вслух, обсуждали новости, с трудом проникавшие за решетку дворца, разбирали семейные фотографии, что то вышивали, вязали.

 

Великие княжны Анастасия,Мария,Татьяна

 

Ольга и Татьяна продолжали шить рубашки для раненых своих лазаретов, Анастасия без устали вышивала и плела хрупкими пальцами изящные закладки - ляссе для книг, Алексей по вечерам занимался с учителями Жильяром и Гиббсом неизменным английским, французским и рисованием. Рисунки свои он всегда трогательно подсовывал вечером Марии под подушку и она долго разглядывала их в тонком, неверном сиянии свечей.

 

Как и красивые царскосельские фотографии в тяжелых альбомах, на которых она была изображена в недавнюю, но - вековую - теперь пору детства: смеющейся, веселой, беспечной толстушкою…. Как давно это было! В ушедшей эпохе. В умиравшей теперь - бессильно, страшно, горько..

 

 

 

.

 

 

 

 

 

 

 

 

Как полагают, Мария была убита из «браунинга» № 389965, принадлежавшего М. А. Медведеву-Кудрину, начальнику охраны Ипатьевского дома. Медведев стоял в первом ряду расстрельщиков, между Никулиным и Юровским. 

Сам он возлагал вину в том на Ермакова и рассказывал о том, что вначале ему была предназначена Татьяна, но после долгих споров он выговорил себе разрешение стрелять в царя и действительно опередил в том Юровского. После первого залпа, если верить ему, Мария, оставшаяся невредимой, бросилась к запертой двери и несколько минут дёргала её, пытаясь открыть. Это привлекло внимание Ермакова, разрядившего в неё свой пистолет. 

 

Юровский и Медведев расходятся между собой в вопросе, была ли она убита сразу — так, Медведев отвечал утвердительно, Юровский же в своих воспоминаниях рассказывал, будто после первых выстрелов в грудь все четыре девушки остались живы, их спасли зашитые в корсеты драгоценности. 

 

Сохранились также свидетельства, что подобно младшей сестре — Анастасии, когда в комнату вошли люди, призванные вывезти трупы расстрелянных в лес у старой Коптяковской дороги, Мария вдруг села на полу и закричала. Её и сестру не удалось заколоть штыками, и потому расстрельщикам пришлось заканчивать свое дело выстрелами в голову.