Друзья мои! Волей судьбы
Я навсегда вас покидаю
И в память о минувших днях
Частицу сердца оставляю!
НАША СЕМЬЯ
Семья у нас была уникальная.
Моя мама – Отоцкая Мария Лукьяновна (Юлиановна) овдовела в 35 лет, оставшись с 7 детьми, старшему из которых не было 17 лет. Это был сын Саша. Потом были Леня, Надя, Аня, Вера, Соня и Володя. После смерти мужа мама вышла замуж за молодого человека на 15 лет моложе себя – Бондаренко Федора Прокоповича, любовь к которому пронесла всю свою жизнь.
Дело в том, что мама родилась в семье потомственного дворянина – Отоцкого, который закончил Краковский медицинский факультет и был выслан на Украину, как участник повстанческого движения в Польше. На Украине он обрел вторую родину и жил там до конца своих дней.
Мама была в семье самая младшая, и дедушка с бабушкой решили ее определить, то-есть выдать замуж за хорошего человека своего круга – учителя гимназии, некого Холинковского, который был на 12 лет старше мамы.
Венчали их с разрешения архиерея, так как маме не было шестнадцати лет. Мама глубоко уважала своего мужа, который ее очень любил. Была прекрасная семья. Уже было 7 человек детей, когда в дом пришла большая беда. Заболел муж, причем неизлечимой болезнью – раком.
Однажды, будучи уже больным, муж мамы привел в дом красивого молодого человека и представил новым учителем, который только закончил духовную семинарию, но предпочел быть учителем русской словесности, а не священником.
С того времени он стал как бы членом их семьи.
Впервые в жизни провинциальный молодой человек попал в круг светских людей. Молодому учителю из семьи сельского фельдшера мама казалась недосягаемой звездой. Ее внешность, воспитание, благородство, умение управлять такой большой семьей и прислугой – поражали его.
Он с благоговением бывал в этом доме, где всегда было интересно и приятно.
Собирались светские люди, так называемая интеллигенция того времени: священники, врачи, учителя. Мама была душой этого общества. Веселого нрава, гостеприимная, обладающая красивым сопрано, она пела и играла на фисгармонии или гитаре, доставляя удовольствие всем присутствующим.
После смерти мужа в сердце мамы пробудилась первая любовь к молодому учителю, который уже питал к ней сильное чувство, всеми силами стараясь его скрыть.
И начались их страдания, так как ни родители молодого учителя, ни мамины родители не хотели дать благословения на их брак. Да как могли согласиться родители юноши, которому 21 год, на брак с женщиной старше его на 15 лет да еще с семью сиротами: мал - мала меньше.
А родители мамы и слышать не хотели, чтобы их дочь связала свою жизнь с мужиком, как они называли жениха, и грозили совершенно от нее отказаться. Несмотря на свои чувства к учителю, мама пыталась его убедить, что она ему не пара, мотивируя возрастом и вереницей детей. Но он был неумолим и грозил застрелиться в ее доме в случае отказа.
У мамы были женихи ее круга и возраста, но мама любила его одного – это была ее первая любовь!
И любовь победила! Вопреки всем преградам и заклинаниям, они пошли под венец и счастливо прожили в любви и согласии пятьдесят семь лет супружеской жизни.
Конечно, с годами родители и мамы и папы простили их, и мама ездила к своим родителям в гости с детьми от второго брака. А родители папы приезжали к нам в гости. Но меня тогда еще не было на свете.
Дедушка и бабушка Отоцкие жили на Украине в местечке Голосков. Дедушка, получив медицинское образование в Кракове, был уникальным врачом, как многие врачи того времени. Он лечил от всех болезней и делал любые хирургические операции. Слава его была велика! Бедных он лечил бесплатно, так как сам был очень добрый и достаточно состоятельный.
Жили Отоцкие шикарно по тем временам. Всю обстановку в дом и наряды всей семье выписывались из-за границы.
Моя самая старшая сестра от второго брака – Нина помнит, как она маленькой гостила с мамой у Отоцких. Запомнилась ей большая гостиная с бордовой плюшевой мягкой мебелью на углах с золотистыми вензелями, такие же плюшевые портьеры на окнах и дверях, картины и ковры. Но особенно запечатлелся в ее памяти граммофон с огромной красной трубой и фисгармония, на которой мама играла и пела.
Дом их располагался в огромном парке у небольшой речушки.
Моя самая старшая сестра от первого маминого брака – Надя рассказывала нам, уже взрослым, как она, будучи девушкой, гостила у Отоцких, и вместе с дядей Геней (братом мамы) и подругами они катались в амазонках на прекрасных дедушкиных лошадях.
По рассказам сестры Нины дедушка Отоцкий был высокого роста - старик с красивым лицом, седой вьющейся шевелюрой и небольшой клинообразной бородкой. Бабушка была проще, не такая интересная, но добрая и ласковая. Жили они очень дружно в любви и согласии.
Они были очень богатые. Дедушка имел четыре аптеки в разных городах Украины.
У Отоцких было три дочери: Хеля, Геля, Мария и один единственный сын Геня. Мама была самая младшая из дочерей. Каждой дочери дедушка в приданое давал аптеку с провизором. Лекарства в аптеки привозили из-за границы. Провизора были греки и армяне.
Дедушка Отоцкий был универсальным врачом. Слава его выходила далеко за пределы губернии.
Помню такой случай: мы жили в городе Первомайске Одесской области.
Это был 1926 год. Мне было девять лет, и мама взяла меня с собой к своей шляпошнице. Разговорившись с мамой, и, узнав, что она дочь Отоцкого, шляпошница воскликнула: «Это мой спаситель!»
Обрадовавшись встрече, она нам поведала, как дедушка ее оперировал и вернул ее к жизни. Она даже не хотела брать деньги за шляпу, но мама, конечно, расплатилась.
О семье Отоцких мы, дети, мало знаем, так как после 1917 года даже страшно было об этом вспоминать, и мама нам ничего не рассказывала. Мы никогда маму не спрашивали о ее жизни у родителей. Жизнь мамы в доме родителей скрывалась от нас.
Я только во Львове впервые увидела фотографию папы в военной форме. Оказывается, он вернулся с первой мировой войны в звании поручика царской армии. Эта фотография тщательно пряталась родителями при сталинском режиме, тем более, что трое их детей – Боря, Валя и я - были членами коммунистической партии.
Такое было страшное время, что даже старшие сестры об этом нам не хотели вспоминать и говорить.
Иногда мама, вспоминая бывших друзей, называла их фамилии, что было небезопасно, так как они были расстреляны большевиками во время революции.
Я хорошо помню дядю Геню. Когда после революции у него отобрали все, что осталось ему от родителей, он где - то скрывался до 1926 года, а в 1926 году он приехал с семьей в Первомайск и открыл свою фотографию. Он был похож на дедушку. Такой же высокий, красивый! Он играл на гитаре и пел русские романсы. У него были две дочери – Люся и Маруся - ровесницы мне и Лене. Мы очень дружили.
После наводнения в 1931 году, в результате чего был снесен и погиб наш дом, мы вынуждены были уехать в г. Сталино, где жила мамина дочь от первого брака Соня. Больше мы с ними никогда не виделись.
Но спустя несколько лет мы узнали печальную весть. Дядя Геня внезапно скончался от нарыва в ухе. Что с его семьей, мы ничего не знали.
Это было страшное время. И мы с ними больше не общались.
О маминых сестрах знаю только, что до 1917 года они были очень богаты, часто жили за границей. Но я их видела нищими. Мужей их расстреляли, все у них отняли. Дети их погибли во время гражданской войны, а они, скитаясь, умерли в нищете. Они с нами не общались, и мама не знала, где они. Но однажды, я точно не помню, в каком это было году, в 27 или 28, к нам пришла тетя Геля. Она пришла в город за лекарствами, которыми врачевала людей в селах. Она разбиралась в лекарствах, так как муж ее был провизор.
Вот это была единственная встреча, причем утром на второй день она ушла к себе в деревню. Больше мы ее не видели. А спустя несколько лет - это был 1929 год, мы узнали, что ее нашли в степи замерзшей, когда она однажды возвращалась из города с лекарствами к себе в деревню.
Из сестер Отоцких моя мама жила скромнее всех, так как имела очень большую семью, а папа, как учитель, получал не так много, чтобы жить хорошо материально. Но мама никогда на это не роптала и считала себя счастливой, так как она была с любимым человеком, который всю жизнь старался делать все, чтобы мама чувствовала его любовь, заботу и внимание к себе. Так они прожили всю свою долгую супружескую жизнь!
При царской власти дети учителей имели право получать бесплатное образование, поэтому все дети от маминого первого брака закончили гимназию и старшие уже работали.
Во втором браке нас было шестеро детей: Нина, Валя, Лена, Боря, Лариса и Лилиана. Лилиана до годика умерла, потому что нянька напоила ее прокисшим молоком, когда мамы не было дома. Так что самой младшей в семье стала я.
У нас была очень дружная семья. Мы все были родными, разницы между нами не было. Сонечка и Володя моего папу называли папой. Сколько я себя помню, с нами жили только Анечка и Сонечка до замужества. Когда Сонечка овдовела, то приехала к нам в Соломию. Потом она вышла замуж за учителя математики Булавко Кирилла Семеновича, уехала с ним и работала в его школе. После войны они переехали во Львов и там преподавали в украинской школе. Сонечка всю жизнь проработала в младших классах, была награждена орденом Ленина – по тем временам высшей наградой. До ее глубокой старости к ней приходили признательные ученики. Похоронены они с мужем в склепе на Лычаковском кладбище рядом с могилой моих родителей.
А вот брата Сашу и сестру Верочку – детей от первого маминого брака – я впервые увидела уже взрослой в 1936 году, когда мы с мужем приезжали на каникулы к родителям. Саша тогда казался мне стариком, но прежняя выправка царского офицера в нем еще осталась. Это была первая и последняя с ним встреча. Сестра Верочка тогда переехала в город Макеевку, это рядом со Сталино. Встреча с ней была очень теплой и незабываемой. Верочка оказалась очень милой, родной и гостеприимной сестрой. Больше с ней мы не встречались.
Леня Холинковский – второй мамин сын – погиб в гражданскую войну, я его даже на фото не видела. Володя Холинковский умер ребенком.
Дети от второго брака по разному определились в жизни. Ниночка рано вышла замуж и стала домохозяйкой. У них было 3 сына.
Валечка закончил индустриальный техникум. Он много лет проработал директором Калининской автобазы Министерства угольной промышленности в Донецке. Потом перешел работать главным инженером автобазы треста «Водоканал-строй», откуда и ушел на пенсию. Он с женой вырастил двоих сыновей и дочку.
Брат Боря нашел свое призвание в торговле. С 1950 года до ухода на пенсию работал директором самого крупного во Львове гастронома в центре города рядом с гостиницей «Интурист». У него родились две дочки.
Оба моих брата были на Великой Отечественной войне с первого до последнего дня войны: Валя – на передовой, Боря – в тылу. Оба имеют много наград.
Сестра Лена закончила медицинский техникум. До пенсии работала медсестрой в областной туберкулезной больнице в городе Львове. У нее были сын и дочь.
В семье я больше всего дружила с братиком Валечкой, хотя он был старше меня почти на 5 лет. У нас было много общего. Мы были оба любознательны, трудолюбивы, аккуратны, музыкальны и способны к наукам. Валечка имел спокойный, добрый, мягкий характер, он со мной учил стихи, делал игрушки, которых у нас тогда не было. Летом в селе Соломия он мне построил в земле домик, из прутиков смастерил всю мебель, вплоть до буфета. Этой мебелью обставил домик. Я удивлялась и радовалась, как у него все здорово получается. Его руки всегда что-то мастерили. С малых лет он увлекался техникой.
Бывало, в Первомайске, когда он шел со школы, то часами простаивал у жестяной лавки и смотрел, как умельцы ремонтируют примусы, велосипеды, всякую домашнюю утварь. Его любопытство заметил хозяин лавки и разрешил ему помогать мастерам. Валечка обрадовался и попросил папу разрешить ему задерживаться после школы у мастеров. Папа разрешил. Сколько было радости! Он мне каждый раз рассказывал, что он делал в лавке. Вот так с малых лет он уже умел ремонтировать элементарную технику. Он умел, кажется, все: и столярничать, и разобраться в любом механизме, давая ему толк и вторую жизнь.
В те годы коньков в продаже не было, и Валя сам делал себе «коньки». Фактически это был один конек – деревяшка конической формы, в узкий край которой во всю длину была вставлена толстая алюминиевая проволока, вот она и скользила по льду. Этот «конек» привязывался к ботинку на правую ногу. Так и катались на одном коньке, а другой ногой отталкивались. Такой самокат на льду. Валечка меня учил кататься на таком коньке и, хотя ботинок с коньком был великоват, я получала много удовольствия от общения с братом и от катания, несмотря на падения. Нам было очень весело. Мне уже было лет одиннадцать, когда папа купил мне настоящие женские коньки с закругленными передними концами. Это были красивые «снегурочки», я на них носилась по замерзшей реке буквально вихрем.
Когда я училась в Санкт-Петербурге, мы с мужем катались на городском освещенном катке – прудах бывшего имения графа Юсупова, под музыку военного духового оркестра. Незабываемое удовольствие. Но первые мои шаги на льду были уроками Валечки.
Он был хорошо воспитанным, добрым, вежливым и милым мальчиком. Не удивительно, что его очень любили девочки. Он был настоящий мужчина, умеющий услужить, оградить от грубостей мальчишек и защитить. Валечка многое знал еще с детства, любил читать, хорошо играл на скрипке и на всех струнных инструментах. Любил музыку. Девушки его обожали, и он к ним относился с большим уважением. Ясно, что это результат домашнего воспитания и пример моего папочки. Девушки через меня передавали ему записки с предложениями дружить, объяснениями в симпатиях или просто записка-похвала за что-нибудь.
Мы с Валечкой часто пели, у него был приятный тенор и мы часто выступали на вечерах в техникумах. Он со мной даже провожал своих девушек, но ни с кем серьезно он не дружил, любимой девушки тогда у него не было.
Только Валечка и я играли на струнных музыкальных инструментах, больше никто из семьи Бондаренко ни на чем не играл. После окончания техникума Валечку направили на работу в другой город, и мы стали видеться редко.
В 1934 году он приехал в Сталино и попросил меня поехать с ним посмотреть его невесту. Я поехала, пела им романсы, а они плакали. Валя тогда уходил в армию и это был прощальный вечер. Валечка женился на этой девушке – Анне Васильевой, и они прожили долгую совместную жизнь. Они и теперь рядом под одним памятником лежат на Донецком кладбище.
Их старший сын Евгений достиг больших должностей в области строительства, построил в Донецке один из крупнейших универмагов в то время- «Лебедь», был директором Областного шахтостроя, затем переведен в Киев в министерство. Он стал профессором, академиком, сейчас является генеральным директором высшего академического совета Украины по обновлению и сбережению жилого фонда Украины. Имеет массу званий и наград.
Их младший сын Александр был очень видным, подающим большие надежды бизнесменом, но, к сожалению, ушел внезапно из жизни в 43 года.
Их дочка Неллечка, экономист по образованию, с мужем живет в Донецке. У нее два чудесных внимательных, ласковых сына. Они имеют свое дело и растят своих деток.
Так получилось, что Валечка был мне ближе всех, и теперь его дети и внуки мне роднее других племянников. Мы часто общаемся, и я радуюсь их успехам.
СНОВА О МАМЕ
Наша мамочка была необыкновенной женщиной.
До первого замужества она ногой не ступала на кухню и не имела представления о кухонных делах.
Выйдя замуж за Холинковского, она стала хозяйкой большой семьи, руководила прислугой, но в основном занималась воспитанием детей. Так было и во втором браке до начала гражданской войны.
В гражданскую войну и все советское время мамочка была и кухаркой, и прачкой, и прислугой мужу и всем детям. Сколько я себя помню, на кухне хозяйничала одна мамочка. Она весь день была на кухне и только к вечеру, к приходу папы, закончив на сегодня все дела, накормив всех, переодевалась в другое платье, красиво причесывала свои волнистые волосы, приводила себя в порядок и так встречала папу.
Мамочка научилась готовить вкусные блюда польской кухни, печь хлеб, пасхи и бабы, вкусные сладости, всякие мясные изделия из свиного мяса. У нас всегда до войны кормились две свиньи, которых резали одну к рождеству, другую к пасхе. Так было многие годы.
В те годы разрухи ничего нигде нельзя было купить: ни одежду, ни обувь, - и мамочка всегда ночами перешивала одежду старших детей младшим. Так было из года в год.
Впервые мне купили все новое на пасху именно в тот год, когда я ходила на всенощную и посадила на все масляное пятно. Помню, что мы – девочки носили деревянные босоножки, которые нам делал папочка. Мамочка умела вышивать и гладью и крестом.
Помню, на спинках парусиновых чехлов на диванчике и креслах мамочка вышила гладью гирлянды цветов. Это очень украшало мебель. Как-то мне на утренник в школу понадобилась вышитая рубашка, и мамочка мне ее вышила за одну ночь.
Был у мамы особый талант создавать уют в доме. Везде и во всем в доме чувствовалась нежная, теплая, заботливая мамина рука. Мама очень любила переставлять мебель в гостиной. К каждому празднику - 2 раза в год переставлялась вся мебель и это создавало новую обстановку и хорошее настроение. Несмотря на большую семью у нас в доме всегда был мир, любовь и ласка, забота родителей о нас – детях, а мы отвечали послушанием и любовью. В доме всегда был порядок, чистота и уют. Являясь большой аккуратисткой, мама требовала этого от всех детей, и это ей неплохо удавалось, так как в доме каждый за собой убирал.
Больше всего нам запомнились уроки нашего воспитания, чему мама придавала огромное значение. Особенно в годы разрухи, грубости, невежества, хамства она старалась оградить нас от этого, воспитать нас культурными, воспитанными, вежливыми людьми, умеющими вести себя в любом обществе.
Примером воспитания детей являются, прежде всего, родители. Уважительное, любовное, внимательное заботливое отношение наших родителей друг к другу и нежное обращение с нами уже было повседневным уроком нашего воспитания – как вести себя в семье.
Особенность мамочки была в том, что она была очень нежная, ласковая, полная любви к мужу и к каждому из детей, и сохранилась ее нежность в обращении с нами до конца ее жизни. Тихий ласковый голос, любовное отношение вызывало у нас ответное чувство любви, уважения и беспрекословного послушания. В доме никогда не было повышенного тона, обращались друг к другу только ласкательно: «Леночка, Мамочка, Ниночка и т.д.».
Мы - дети пронесли эту нежность друг к другу через всю жизнь, а я передала и своим детям, которые и поныне радуют меня этим. Как приятно слышать такое нежное, полное любви обращение брата и сестры, как это радует душу.
За многодетную семью, а тогда в живых нас у мамочки было восемь детей, в 1950 году Советское Правительство наградило нашу маму орденом «Материнской Славы».
Казалось бы пустяк, как человек здоровается, ходит, сидит, кушает, слушает других и прочее множество мелочей, из которых складывается поведение и воспитанность человека. А это целая науке, которая создавалась веками, чтобы люди были приятны в общении друг с другом, чтобы не вызывали неприятных эмоций, находясь в обществе.
Теперь есть много книг о правилах хорошего тона для тех, кого дома не сумели этому научить. Но, к сожалению, нынешнее поколение не только не знает этих элементарных правил приличия, но и не хочет знать, считая их ненужным пережитком прошлых веков. Теперь девиз молодежи таков: «Как хочу, так и живу, так говорю и так делаю - лишь бы мне было хорошо».
Когда я вхожу в городской транспорт, я испытываю ужасную неловкость, увидев молодого человека, рассевшегося на двух сиденьях, расставившего ноги как можно шире, закинувшего руки на спинку сидений, или вижу стоящих стариков рядом с сидящими молодыми людьми, которые делают вид, что ничего не замечают. Мне стыдно за такую молодежь. Я не знаю, куда деть глаза, а они, очень возможно, и не понимают, насколько это невоспитанно и противно окружающим. Вероятнее всего, они даже не знают, что есть такие книги, в которых написано, как должен себя вести нормальный человек… Но надо еще захотеть их почитать!
Для меня просто праздник, когда я встречаю воспитанного человека!
Я всю свою длинную жизнь с благоговением вспоминаю то счастливое время, когда я жила с родителями, и благодарю судьбу за то, что я родилась в такой большой, дружной семье у таких чудесных родителей.
РАННЕЕ ДЕТСТВО
Помню себя с 3-х лет. Это был 1920 год. Мы тогда жили в местечке Бершади в школе, где мой отец был директором. При школе был большой двор с хозяйственными постройками, цветниками, фруктовый сад и огород.
Здание школы напоминало букву П, одно крыло которого занимала наша семья. Тогда наша семья состояла из семерых детей: Ани, Сони, Вали, Нины, Лены, Бори и меня. Старшие дети уже жили самостоятельно. Из всей нашей большой квартиры мне лучше всего запомнилась столовая, гостиная и уютная маленькая комнатка, которую занимали мы с сестрой Леной. Она старше меня на 5 лет. Запомнилась эта комната как укор непослушания.
Однажды мы с Леной заигрались у ее подруги и опоздали на обед, за что были наказаны. Нас поставили на колени в нашей комнате и велели стоять, пока нас не простят. Лена еще раз попросила прощения, была прощена и убежала в сад. А я так глубоко восприняла это, как мне казалось, несправедливое по отношению ко мне наказание, что, проплакав несколько часов, так и уснула, стоя на коленях. И только, не видя меня за ужином, вспомнили обо мне.
Помню, как папа на руках меня сонную принес в столовую. Это было первое и последнее наказание в нашей семье. Наши родители никогда никого не наказывали. Достаточно было нотации, которые нам довольно часто читались. Обычно это происходило за столом, когда вся семья была в полном сборе.
Ребенком я очень любила общество взрослых сестер и братьев, к которым приходили друзья. Тогда звучала музыка, песни, смех, игры. Когда в доме собиралась молодежь, а это было очень часто, мне как самой маленькой разрешали присутствовать при их увеселениях.
Помню, как меня усаживали в гостиной на диване и потом спящую осторожно уносили в мою комнату. И так повторялось каждый раз.
Вспоминаю встречу Нового 1921 года. Мне было 4 года. Мы жили тогда в местечке Бершадь. К этому празднику мы готовились весь год. Родители нам говорили, что Дед Мороз дарит хорошие подарки детям за хорошее поведение и послушание. Хорошим детям – лучше, непослушным – похуже. Мы в это свято верили, и каждый из нас старался хорошо себя вести. Кроме того, каждый ребенок должен был порадовать Деда Мороза стихотворением, песенкой, танцем - кто что умел. Весь год нам об этом напоминали при малейшей шалости.
Накануне праздника елка уже стояла посреди гостиной. Красивая, до потолка, она, казалось, дышала, и ее запах благоухал по всей квартире, вызывая благоговейное чувство праздника. В предпраздничный вечер младших детей укладывали спать раньше обычного, так как надо было к утру нарядить елку. Чудесные елочные игрушки нам привозила старшая сестра Надя от первого брака, которая жила в Киеве и приезжала домой на праздники.
Утром после завтрака папа распахивал двустворчатую дверь в гостиную, и нам открывалось чарующее зрелище необыкновенной красоты. Освещенная восковыми свечами, сверкающая блестящими игрушками и шарами, убранная разноцветными гирляндами и бусами, множеством разных лакомств и конфет в ярких обвертках, яблочками и мандаринами, стояла посреди зала царица праздника – елка. Завершал это зрелище парящий на верхушке белоснежный сверкающий ангел с распростертыми крыльями, как бы охраняя всю эту красоту.
Каждый из нас хотел подбежать поближе, чтобы рассмотреть все на елке, и мы с восторгом и радостью ее рассматривали, бегая вокруг, и показывая друг другу все новые и новые игрушки и лакомства. Было шумно, весело, радостно. Рассмотрев игрушки, взрослые брали детей за руки и водили вокруг елки хоровод. Я впервые тогда услышала песенку: «В лесу родилась елочка».
В это время появлялся Дед Мороз с подарками. После его приветствия начинались выступления детей и вручение им подарков. Я за танец получила большую красавицу куклу, которая открывала и закрывала глаза. На ней было очаровательное розовое платье, все в оборках и кружевах, и шляпа из соломки с розовым веночком из маленьких розочек. Мне казалось, что краше ее нет на свете. Я как вижу ее сейчас. Мы все были довольны подарками и с радостью показывали их друг другу и взрослым. Было весело всем. Начинались игры, забавы и так продолжалось весь день. Мы уходили спать счастливыми, радостными, довольными и уставшими, прижимая к себе долгожданные подарки.
Елка в убранстве стояла до Крещения. Потому ли, что у нас была большая семья, или благодаря моим родителям, мы так красиво и радостно праздновали Новый год. А, возможно, время было такое. Но я никогда за всю свою долгую жизнь не видела такого веселого, радостного праздника вокруг елки, такого восторга детей и радости взрослых. Возможно, с годами изменилось мое восприятие этого прекрасного праздника, каким я его запомнила в раннем детстве…
В детстве меня очень мучил коклюш. В это время к нам ежедневно заходил друг нашего дома – профессор химии, который играл со мной, шутил, выдумывал всякие небылицы и убеждал меня, что он уже прогнал коклюш, что оторвал его хвост, и что коклюш обещал больше никогда к нам не возвращаться. Меня это веселило, радовало, и на какое-то время я успокаивалась. Эти милые шутки мне очень нравились, и я глубоко в них верила. Но, увы! Все опять повторялось, я опять задыхалась, и казалось, моим мучениям не будет конца. Кашель отступил только после того, как меня на месяц отвезли к дедушке и бабушке Бондаренко в село.
Помню, как в один прекрасный солнечный летний день мои братья и сестрички играли во дворе деревянным шаром величиной в теннисный мяч. Кто-то один подбрасывал этот шар высоко в воздух, а остальные должны были быстро разбежаться, чтобы не попасть под падающий шар. Все они хорошо с этим справлялись.
В это время, когда шар в очередной раз взлетел в воздух, появилась я и, задрав голову, с любопытством наблюдала, куда же он упадет?
Сильный удар по моему лицу заставил меня вскрикнуть, а дальше я уже очнулась в комнате с холодным компрессом на разбитом лице. К счастью, все обошлось, но этот шар я, как сейчас вижу перед собой.
Хорошо помню день бракосочетания двух моих старших сестер от первого маминого брака. В тревожное смутное время гражданской войны – конец лета 1921 года, мои сестра Аня и Соня в один день выходили замуж за двух товарищей из Галиции – учителей гимназии, которые воевали на Украине – Юльцю Луцева и Павлика Крижановского.
Венчались они под вечер. Обе пары сразу. Мы, дети, встречали их из церкви дома у парадного входа. Были уже сумерки. Парадный вход в нашу квартиру был с крыльца, которое сплошь было завито диким виноградом. Мы все выскакивали на крыльцо посмотреть, идут ли новобрачные?
Крыльцо не было освещено. Брат Боря спрятался в зелени винограда с тем, чтобы первым встретить новобрачных, но в это время сестра Лена выскочила из квартиры на крыльцо, где уже было темно. Вдруг из темноты раздался крик Бори, и Лена со страха без чувств упала на крыльцо. Лену быстро привели в чувство, а Борю, которому было пять с половиной лет, простили его шутку. К приходу новобрачных все были в хорошем расположении духа и о случившемся рассказали родителям на второй день.
Свадьба была тихая, скромная. На третий день сестры с мужьями уехали к месту их работы. Теперь нас осталось только пятеро детей. Самой старшей сестре, Нине, тогда было 14 лет.
Еще в моей памяти тех лет ярко запечатлелась бурлящая толпа деревенских мужиков, вооруженных вилами, косами, лопатами, топорами, которые с криками шли по улице и устраивали еврейские погромы. Все люди запирали двери, ставни окон и прятались от этой темной разъяренной звериной толпы. Наша семья наблюдала эту жуткую картину из смотровых чердачных окон школы.
В конце лета 1921 в нашей школе устроили госпиталь для раненых на гражданской войне. Их размещали в классах, на железных кроватях без матрацев, прямо на досках, в той одежде, в чем они были ранены - шинелях или лохмотьях.
Мы, дети, заглядывали в эти классы в приоткрытые двери.
На желтых полах под кроватями, где лежали раненые, видны были серые дорожки насекомых - вшей, которые с одежды, между досок падали на пол.
Это уже была эпидемия сыпного тифа. Всю нашу семью срочно вывезли на подводах из Бершади в село Соломию, в бывшее поместье графа Потоцкого.
Но беда нас не обошла. Как только мы приехали на место, заболел сыпным тифом брат Боря, Он еще не совсем поправился, как заболела мамочка, а спустя немного времени заболел и папочка. Оба они лежали в своей спальне напротив друг друга. В селе врача не было. Врач ежедневно приезжал к нам из местечка Хащеватово, что в двадцати километрах от села Соломия.
Это был некий Грудницкий, милейший старик, истинный интеллигент, еще из тех земских врачей, которые жили и работали во благо помощи и спасения людей. Нам сама судьба его послала. Это был добрейший человек. Видя столько маленьких деток, он искренне нас жалел и, как мог, старался вылечить наших родителей. Если бы не он, вряд ли наша мамочка осталась жива. Он привозил свои лекарства, сам давал их и даже сам кормил больных.
Весь день он находился у постели больных и нас к ним не пускал. Уезжал он только к вечеру, а утром опять приезжал.
Так продолжалось всю зиму до наступления весны. И хотя папа заболел позже, поправился он раньше. А вот мамочка болела очень долго. У нее тиф был в очень тяжелой форме. Ей не хватало воздуха – она задыхалась. Мы – дети – поочередно вместо веера махали на нее картинками. Это были наглядные пособия по зоологии. Для каждого из нас было большим счастьем побыть с ней и хоть чем-то ей помочь.
Никогда не забуду ту страшную ночь, когда у мамочки был кризис. Накануне кризиса врач был весь день около мамочки, а к вечеру позвал всех нас и сказал: «Дети! Молитесь Богу и просите, чтобы мамочка была жива». Услышав эти слова, мы все стали плакать, кричать, но он строго запретил шуметь. И мы, сдерживая рыдания, простояли на коленях под дверью спальни родителей до рассвета. Молились, как кто умел. Я твердила одни и те же слова; «Дай Бог, чтобы мамочка была жива и здорова». Наконец дверь спальни распахнулась и врач, уставший, но радостный, со слезами на глазах, сказал; «Дети! Вы спасены. Ваша мама будет жить!».
Трудно себе представить нашу радость. Теперь мы кричали и рыдали, обнимались и целовали друг друга и руки врача за такую благую весть.
И мамочка стала медленно поправляться, а с приходом весны стала быстро набираться сил, и опять наша жизнь стала радостной и счастливой.
Помню, как к нам приехал врач навестить мамочку, которая еще на улицу не выходила, хотя уже было очень тепло. Я побежала в огород, сорвала с грядки огурчики величиной в два - три см и, держа их в обеих ручонках, принесла и отдала их врачу со словами: «Спасибо за мамочку». Все рассмеялись, а врач был очень растроган. Он взял меня на руки, поцеловал мне головку и принял мой искренний подарок. Мне смех взрослых был непонятен. Я очень хотела для этого человека сделать что-нибудь приятное – ведь это были первые так называемые огурцы. Конечно, никто меня даже не пожурил, только долго еще посмеивались надо мной.
Надо отметить, что все тяготы семьи и ухода за родителями легли на старшую сестру Ниночку, которой было всего 14 лет. Она была, поистине, маленькая хозяйка большого дома. Помощницей ей была наша няня – Ольга. Слава Богу, все обошлось! Мы не осиротели!
НАША ЖИЗНЬ В СЕЛЕ СОЛОМИЯ
Соломия - это большое живописное село, раскинувшееся вдоль отлогого скалистого берега реки Буг.
Противоположный берег представлял собой отвесные скалы, образующие сплошную каменную стену. Никакой растительности на них не было, кроме чудесных небольших цветов – бессмертни-ков. Мы с удовольствием лазили по скалам и срывали их для зимних букетов.
Все село утопало в фруктовых садах, которые были у каждого дома. На возвышенности, в отрыве от села стояло поместье графа Потоцкого. В этом доме открыли школу, в которую моего отца назначили директором.
Поместье представляло собой большой декоративный парк, в котором стоял большой красивый дом с широкой парадной гранитной лестницей в 15 - 20 ступенек.
Въезд в поместье был с двух сторон парка. От обоих ворот к парадной лестнице дома вели красивые мощеные аллеи кустарников и деревьев.
Площадь между аллеями и вокруг дома была засажена уникальными деревьями, завезенными из многих стран мира. На цветниках и клумбах росли необыкновенной красоты розы и другие прекрасные цветы, название некоторым мы не всегда знали.
Несмотря на то, что за годы гражданской войны без хозяина поместье было запущено, оно все же производило чарующее впечатле- ние. За декоративным парком был посажен огромный фруктовый сад. Он только начал плодоносить. Каких там только не было фруктовых деревьев! Все они были посажены в шахматном порядке, окопаны, побелены, а пространство между ними покрыто невысо- кой зеленой травкой, как ковром.
У нас всегда чердак был завален фруктами, которые до самого лета хранились в полове – шелухе от зерна. А уж варений всяких варили пудами.
Вся часть дома со стороны хозяйственных построек от парадной лестницей до угла была сплошь завита диким виноградом, образовав- шим коридор между стеной дома и стеной зелени.
Дом был с высокими потолками, большими окнами, красивыми двухстворчатыми дверя- ми и стеклянной террасой, ведущей в парк. Жилые комнаты отделялись от кухни и хозяйственных служб длинным коридором от парадного до черного входа. Дверь из кори- дора вела в огромный зал, служивший нам столовой, где стоял длинный стол и много стульев, буфет и другая мебель. Стеклянные двери столовой вели на террасу. Наша детская для девочек была рядом со столовой, а для мальчиков дальше по коридору.
Гостиная и спальня родителей распола- галась по другую сторону столовой напротив детской. Нам это было не совсем удобно, так как родным приходилось нас лишать возмож-ности слушать всякие страшные сказки и небылицы нашей няни Ольги, которая люби- ла нас забавлять к ночи. Она была молода, и ей интересно было с нами возиться. Она нам рассказывала всякие народные сказки, которых в книгах не прочтешь. Это не нрави- лось родителям, и они не разрешали нам их слушать. Няня Ольга много знала народных песен и пела их нам втайне от родных.
Так мы впервые от нее услыхали песню «Окрасился месяц багрянцем», причем слова были совсем другие, да и мелодия не та, что пела Русланова. У нас в доме такие песни были запрещены. Но «запретный плод сладок» и мы все же слушали ее сказки и песни, когда засыпали родители и мы тихонько закрывали двери своей спальни.
Мы в Соломии жили прекрасно. У нас было большое хозяйство. Корова, свиньи, утки и неисчислимое множество кроликов, которых никто не разводил, а сами они жили и размножались в парке под сваленными в штабель стволами деревьев. Мы их не убива- ли, а только наслаждались их играми, когда в час заката они выходили из своих нор и играли на поляне.
Мы не знали счета курам. Они сами несли яйца, высиживали цыплят в том коридоре из
дикого винограда, и выходили оттуда наседки с вереницей цыпляток. Только тогда мы их обнаруживали.
Был у нас чудесный дворовой пес - Барбос. Мы его очень любили, он многое умел, чему мы его учили. При наличии множества кур очень трудно было поймать курицу, предназначенную для обеда. Вот тут наш Барбос был прекрасным помощником. Довольно было, конечно условно, указать на какую-нибудь курицу, как он вмиг пускался за любой курицей и гнался за ней, пока она не сядет, разложив крылья. Тогда он становился передними лапами на крылья и, высунув язык, ждал, пока кто-то не подойдет и возьмет ее.
В теплое время года мы все время проводили в саду, на воздухе, что всем нам, конечно, давало определенную закалку здоровья. Но с приходом длинных осенних и зимних вече ров мы проводили время в квартире, занимаясь своими какими-то делами. А вечерами мы все собирались в гостиной, и папа при керосиновой лампе читал нам Гоголя, Некрасова, Тургенева, Шевченко и других классиков русской и украинской литературы. Самым любимым из всех был Александр Сергеевич Пушкин, поэмы и стихи которого папа знал наизусть и читал нам каждый вечер. Мы с увлечением слушали прекрасное папино чтение. Сколько любви и душевного тепла исходило от папы, когда он нам рассказывал о Пушкине или читал его произведения.
Только став взрослой, я поняла насколько творчество Пушкина было папе мило, дорого и любимо.
Только влюбленный в его поэзию, творчество человек может так глубоко, тонко и с восхищением чувствовать каждую строку поэта, как чувствовал ее мой папа.
В нашем доме всегда звучала поэзия, музыка и пение.
До 1921 года папа был регентом церков- ного хора в городе Бершади. Папа хорошо по нотам играл на скрипке, научил играть Соню и Валю. В доме были почти все струнные музыкальные инструменты: скрипка, гитара, мандолина, балалайка, домбра. Мы с Валей играли почти на всех инструментах. У папы был приятный лирический тенор, у мамы - сопрано. Всем детям они подарили голоса и музыкальный слух. В семье все пели, причем старшие по нотам, а младшие по слуху.
У нас была очень музыкальная семья. Мы пели хором на два и три голоса. Пели разные песни: русские, украинские, народные, революционные и бытовые.
Папа со старшими детьми и мамой пел дуэты, трио и даже квартет. До сего времени помню, как удивительно красиво и мелодично звучал дуэт: «Не искушай меня без нужды» в исполнении папы и сестры Сонечки, у которой было прекрасное лири- ческое сопрано. У брата Вали был лиричес- кий тенор, у Бори – баритон, и папа с ними пел мужские дуэты из украинских опер.
Мамочка знала множество русских романсов и с удовольствием их нам пела, а мы с упоением их слушали и пытались запомнить. В молодости мама себе аккомпанировала на фисгармонии. Но на моей памяти фисгармонии уже не было, и мамочка пела под собственный аккомпа- немент гитары. Это я унаследовала от мамочки – играю на гитаре, помню и пою мамочкины романсы.
Мой папочка как музыкальный и твор- ческий человек в этом большом красивом селе в 1922 году создал драматический кружок, в котором принимали участие учителя, их дети и сельская молодежь с хорошими голосами.
А украинский народ голосистый, с юмором и большим желанием показать свое творчество. Сцену, декорации, костюмы – все делалось своими руками, самими участни- ками спектаклей. Но какая это была по тому времени красота.
Ставились классические украинские спектакли: «На перши гули», «Ой, не ходы, Грыцю, та й на вечорныци», «Безталанна» и другие.
Я впервые в жизни видела эти спектакли и у меня остались неизгладимые впечатления от этой, как мне казалось, неповторимой красоты.
Нарисованные яркие декорации, красоч- ные украинские костюмы, замечательная музыка, пение и игра этих непрофессионалов приводили меня в восторг. Хотя я была еще совсем ребенок, но переживала вместе со взрослыми. Когда в спектакле «Безталанна» муж нес на руках им же убитую жену Софийку, зал рыдал.
Спектакли ставились в помещении сельского совета, куда вмещалось много людей, ведь это было в те времена един- ственным культурным развлечением для тех крестьян, которые понятия не имели, что такое театр.
Спектакли проходили при освещении керосиновыми лампами, и это придавало таинственность и очарование. Спектакли имели большой успех. Люди плакали, переживая с героями, и радовались вместе с ними. Помещение не вмещало всех желаю- щих. Молодежь в течение всего 1924 года с удовольствием репетировала новые пьесы, учила роли, шила новые костюмы. Каждый спектакль был большим событием в селе.
Спустя много лет я эти спектакли смотрела во Львовском украинском акаде- мическом драматическом театре имени Марии Заньковецкой в исполнении заслу- женных артистов и профессионалов, в чудес- ных костюмах, со сказочными декорациями, в сопровождении замечательных оркестров. Конечно, спектакли в Соломии были жалким подобием этих представлений. Но в то далекое время, когда почти весь народ был безграмотным, когда люди понятия не имели ни о каком искусстве и культуре, эти самодеятельные спектакли были людям интереснее, радостнее и дороже, чем сейчас.
После войны все дети, кроме одного брата Вали, переехали жить в город Львов. Каждое воскресенье мы собирались либо у родителей, либо у кого-то из детей, чтобы пообщаться, попеть, поговорить, И всегда в нашем доме звучала музыка и пение, читались стихи внуками и взрослыми. А собиралось нас не менее двадцати человек. Наши семейные встречи доставляли нам большое удовольствие и приносили много радости, Это были счастливые дни жизни.
Не только внуки, но и правнуки унаследовали голоса и музыкальный слух.
С каким благоговением сейчас вспоминаю эти неповторимые вечера, это счастье нашей большой семьи, когда мы еще были вместе…
Свою любовь и трепетно – бережное отношение к творчеству Александра Пушкина папа передал всем нам.
С детства и поныне я боготворю Пушкина и со слезами читаю и слушаю его чарующую поэзию. Каждая его строка вызывает трепет моего сердца, которое беззаветно любит его.
Так с малых лет родители знакомили нас с классической литературой и музыкой, открывая нам мир прекрасного. За это мы им безмерно благодарны.
ПЕРВАЯ ПАСХА
Еще мне запомнилось празднование Пасхи, когда мы жили в Соломии. Весной вся природа оживает и дарит прекрасное настроение людям. И хотя мамочка была полька, мы праздновали христианские праздники по православному календарю, так как папочка был украинцем, да и жили мы на Украине – колыбели православия на Руси. Польской речи в доме мы не слышали, но очень многие бытовые слова и фразы и тем более кухня, то есть блюда, были в основном польскими. До второго замужества мамочка совершенно не занималась кухонными делами – у них была кухарка. За время своего второго брака она всему научилась, прекрасно вела дом и очень вкусно готовила разные блюда с польскими названиями.
К праздникам мои родители все готовили сами. Обязательно резалась свинья, и готовились разные мясные блюда. Делались колбасы, сальцисон – это зельц, «роляда» с особой начинкой, которую я больше никогда, нигде не ела. Запекался поросенок, пеклись разные сдобные, хрустящие, песочные печенья и большие кольца из заварного теста – эклер. Мы их называли дутыми бубликами, так как они были пустыми внутри, и их начиняли кремом или посыпали сверху сахарной пудрой. Варилась рисовая кутья с миндальным молоком для папочки, а мы ели пшеничную кутью с маком, медом и орехами. Но самое главное – это пеклись на пасху «бабы». Так мамочка называла особые пасхи. Пеклись они в специальных формах высотой 40 см. Когда их пекут, в доме должна стоять тишина, иначе они, когда поднимаются, от шума могут сесть, то есть, опасть. Чтобы этого не случилось, нас в это время отправляли в сад.
Мы через кухонное окно с интересом наблюдали такую картину: папа с моей старшей сестрой Ниной держали двумя руками широкое льняное полотенце, а мамочка, положив на него форму с бабой, осторожно и медленно выкладывала бабу на полотенце. Когда баба уже лежала на полотенце, ее медленно раскатывали до полного остывания, Только теперь ее можно было ставить на стол.
Днем, накануне пасхи, накрывался пасхальный стол, и на него выкладывались все пасхальные яства. В нашей столовой у стенки стоял большой стол, покрытый белоснежной скатертью до пола. Низ скатерти был украшен гирляндами цветущего жасмина, который рос у нас в саду. Посредине стола ближе к стене возвышались «бабы», а в центре стола красовался румяный жареный, украшенный зеленью поросенок, кругом были разложены разные мясные изделия: колбасы, сальцисоны, роляда, а также крашеные яйца, кутья, мучные изделия разного вкуса, формы и цвета. Это был стол изобилия. Он казался сказочно красивым. Такого праздника пасхи у нас больше никогда не было.
Но больше всего нас радовали праздничные подарки. С обновлением природы обновлялись и наши одежды с ног до головы. Какая была радость одеть на себя все новое, красивое, удобное. Мы в новых нарядах красовались друг перед другом и радостные, веселые наперебой благодарили родителей за обновы.
ЖИЗНЬ В ПЕРВОМАЙСКЕ
Так как в Соломии школа была начальная, то моя старшая сестра Нина и брат Валя продолжали свою учебу в средней школе в местечке Гайвороне, куда их ежедневно отвозили на лошадях. Но время шло, мы росли, и нам надо было возвращаться в город для дальнейшего продолжения образования детей.
Летом 1925 года мы из села Соломия переехали в город Первомайск, куда папу назначили директором средней школы № 4 и руководителем городской капеллы.
Итак, мы в Первомайске – живописном городе, разделенном двумя реками: Бугом и его притоком рекой Синюхой, - на три части.
Все три части города соединялись понтонными мостами через реки Буг и Синюху. В этом городе обе реки сливались в одно русло, и далее текла уже только река Буг, через которую в конце города был построен железнодорожный мост, предназначенный только для пропуска поездов. Он охранялся, и пешеходов по нему не пропускали. Мост соединял первую и третью часть города: Голту и Ольвиополь.
Основная часть города, где располагалась административная власть, называлась Голта. Она омывалась рекой Буг, с чарующими зелеными берегами и прекрасным летним парком. Жило здесь в основном русское население.
Вторая часть города, в виде полуострова, омывалась двумя реками – Бугом и Синюхой и носила название Богополь. Это была торговая часть города с множеством магазинов и магазинчиков, большой базарной площадью и торговыми рядами. Преобладающими жителями этой части города было еврейское население.
Третья часть города омывалась рекой Синюхой и называлась – Ольвиополь. Это была самая живописная часть города, расположенная на террасах, утопающая в зелени. Здесь в основном жило украинское население. Мы жили в Ольвиополе. Наш дом стоял на берегу реки Синюха. Старшие дети пошли учиться в техникумы, младшие в школу...
В Первомайске я сразу пошла в третий класс, так как я рядом со старшими братьями и сестрами постигала азы грамоты вместе с ними. Я уже умела читать, писать и считать, но меня по просьбе папочки задержали в третьем классе, а дальше я нормально переходила из класса в класс. Группа у меня была в основном из еврейских детей. Только трое нас были русскими. Но какое рвение было у еврейских детей к науке! У нас в классе не было неуспевающих учеников. Все предметы они отлично усваивали, несмотря на языковый барьер. Ведь они почти не знали русского языка, им трудно было понимать все предметы, но они старались и упорно работали. Тогда лентяев в учебе не было. Все хотели быть грамотными, образованными и им это прекрасно удавалось. Русский язык у них, правда, хромал, но зато другие предметы, особенно математика и физика, блистали.
Хочется отметить, что в те времена все учителя очень уважительно относились к ученикам, с первых классов обращаясь к детям на вы. И дети боготворили учителей.
В годы Советской власти в школах очень была развита художественная самодеятельность. Многие ученики принимали участие в инсценировках, читали стихи, пели в хоре, танцевали. Жизнь в школе была веселой, радостной, интересной. У нас было большое желание учиться, познавать окружающий мир, было столько надежд на хорошую, счастливую жизнь.
Я была запевалой в хоре старших классов. Мы ставили детские постановки и даже детскую оперу под названием «Переполох грибов». Я там пела девочку Малашу, которая пришла в лес за грибами для больной бабушки, а грибов не оказалось там, где их было обычно много. Она очень огорчилась, но грибы ее пожалели и дали ей целое лукошко грибов. Я эту трогательную арию помню и поныне.
Мой старший брат Валечка хорошо играл на скрипке, и мы с ним часто выступали у нас в школе и в индустриальном техникуме, где он тогда учился. Я пела, а он играл русские романсы и народные песни.
В те далекие 1929-1930 годы очень популярной была песня «Магараджа». В ней рассказывалось, как от скуки раджа приказал рабу: «Ту, кого ты всех сильней в мире любишь, ты убей». И раб убил жену магараджи и принес ее голову в дар правителю.
Эту трагическую песню я пела, а Валечка играл на скрипке на вечере в его техникуме. И был колоссальный успех.
Пасха 1926 г.
С переездом в город Первомайск мы официально религиозные праздники не праздновали. Но я помню свой первый и последний поход в церковь на пасхальную всенощную.
В 1926 г. мои старшие брат Валечка и сестра Ниночка попросили меня пойти с ними в церковь на всю ночь, обещая красивое зрелище. Я согласилась.
Сначала, с вечера, мне было все интересно. Церковь была полна людей, ярко горели лампады, священник что-то говорил и пел, ему подпевал церковный хор. Но к полуночи церковь опустела, лампады потушили, и в полумраке один дьякон что-то непонятное бурчал себе под нос. На улице было еще прохладно, я очень захотела спать и просила отвести меня домой. Но меня уговорили остаться в церкви, там было тепло, и Ниночка усадила меня под двухэтажным столом, на котором прихожане оставляли все то, что они приносили для церкви: пасхи, крашеные яйца, выпечку. Я во всем новом, в красивом светлом пальтишке забралась под этот стол и на второй пустой полке проспала до рассвета.
Когда утром началось пасхальное богослужение, и церковь была полна народу, Ниночка меня разбудила, и я уже была все время с ними. По окончании богослужения начался крестовый ход вокруг церкви. Это было потрясающее зрелище: на рассвете море горящих свечей в руках прихожан, сверкающие золотом, серебром и драгоценными камнями одежды священников, иконы в золотых окладах, красочные хоругви, небесное пение церковного хора и шествие толпы вокруг церкви – все это вызывало торжественность, радость, подчеркивало величие праздника.
Пока совершался крестный ход, яркие лучи солнца осветили эту всю процессию, придавая ей сказочную красоту. После слов священника «Христос воскрес» началось народное ликование. Все поздравляли друг друга с воскрешением Христа, радовались, обнимались, целовались. Мне казалось, что я была в красивой сказке. Но мои радость и восхищение чудесным зрелищем были омрачены. Ниночка сказала мне, что на моем пальто сзади появилось большое серое масляное пятно, и мне было стыдно в таком пальто идти домой. Я всю дорогу домой проплакала, но дома меня не ругали, а утешали. Папочка и мамочка пообещали мне купить все новое. Но праздник уже с утра для меня был испорчен. А к обеду я уже забыла о своей трагедии и в своих старых одеждах радовалась празднику вместе со всеми. Ниночка и Валечка благодарили меня за то, что они прекрасно провели время со своими симпатиями, гуляя с ними всю пасхальную ночь.
Я была на всенощной в первый и последний раз.
В советское время религиозные праздники были запрещены. А так как мой отец был учителем, то мы строго придерживались новых законов, и больше в доме и речи не было об этих праздниках. Это было опасно для жизни, тем более для людей, работающих на ниве просвещения.
Власть Советов учредила свои праздники для трудового народа: Первое Мая – праздник всех трудящихся, Седьмое Ноября – День Великой Октябрьской Социалистической Революции. Эти дни были нерабочими днями. Для женщин был установлен весенний праздник – Восьмое Марта. В этот день мужчины поздравляли женщин, дарили им цветы и подарки, уделяли женщинам особое внимание. И женщины поздравляли друг друга. Это был любимый светлый праздник советских женщин. Еще были установлены профессиональные праздники, которые приходились на воскресенье.
После Великой Отечественной войны 1941 -1945 годов был установлен самый торжественный великий праздник - День Победы над фашистской Германией, который отмечается 9 мая.
К этим праздникам готовился весь народ Советского Союза. Наводился праздничный вид на предприятиях, домах, улицах, парках и площадях. Накануне праздников проводились торжественные собрания, на которых лучшие работники награждались почетными грамотами, знаками отличия, денежными премиями и ценными подарками. После этого давались концерты, как силами артистов, так и самодеятельными коллективами, которые были почти на каждом предприятии. В эти дни особенно чувствовалась сила коллектива, его участие в судьбе каждого человека. Такие праздники объединяли людей, делали их лучше и добрее.
В праздники в городах включалась иллюминация. Утром в своих лучших нарядах, подтянутые, радостные целыми семьями люди выходили на улицы или собирались в своем районе с цветами, красными флагами – символом пролитой крови за освобождение народа от царского гнета, с красочными плакатами и транспарантами о достижениях коллективов, с лозунгами, призывающими к дружбе народов и любви к Родине. Демонстрации начинались в 10 часов утра. Демонстранты проходили по улицам своего красочного города под музыку духовых оркестров, а они были почти у каждого предприятия.
Собирались мы по районам и общей колонной шли к трибуне в центре города, на которой нас приветствовали руководители города и почетные гости. При продвижении колонн к центру города во время остановок улица превращалась в танц-площадку. Под музыку духовых оркестров, баянов, аккордеонов, гармошек люди танцевали, плясали, пели и шутили. Кругом были улыбающиеся лица. Всем было празднично и весело.
Впервые я была на демонстрации на 1 мая в 1927 году в городе Первомайске. Мы, пионеры, выступали тогда на площади перед трибуной в спортивных костюмах – майках и трусиках – с красочными обручами под музыку матросского танца »Яблочко». Мне тогда казалось это очень красивым зрелищем, просто незабываемым.
Но особенно мне нравились демонстрации в студенческие года в Ленинграде – ныне Санкт-Петербурге. В праздничном убранстве домов, улиц, площадей, дворцов, мостов через Неву и каналы, город выглядел очень красочно. Когда наступал вечер и зажигалась иллюминация, на мостах и кораблях, стоящих на рейде на Неве, красота эта становилась сказочным видением. Все районы города собирались на Дворцовой площади у красавца Зимнего Дворца. Со всех сторон гремела музыка, ветерок с Невы развевал флаги и знамена. Людское море ликовало. Радость и гордость охватывали нас за нашу великую Родину.
Возвращались мы с демонстраций счастливыми, радостными, полными впечатлений от красивого, грандиозного праздника, от общения с друзьями и знакомыми. Многие тогда считали, что, если не побывали на демонстрации, то и праздник не праздник.
После демонстраций праздник продолжался за застольем в кругу родных и друзей. И опять были песни, танцы, шутки, веселые рассказы. Веселье продолжалось до позднего вечера, а часто и до утра. Так было весело и интересно вместе, что не хотелось расставаться.
Став Великой Державой, наша страна отмечала эти праздники все краше и краше. Демонстрации превращались в красочные представления достигнутых страной успехов.
Я всю жизнь ходила на демонстрации с большим удовольствием, несмотря на то, что последние годы Советской власти у многих людей уже не было того самого главного – энтузиазма и душевного, доброжелательного отношения друг к другу.
Я прожила прекрасную жизнь – пионерки, комсомолки и коммуниста со стажем 45 лет. Всегда была активным членом коллектива.
Новое поколение никогда не испытает того великого счастья и радости от общения и дружеских встреч с себе равными, открытости, верности идеям и стремления к одной цели. Мы хотели, чтобы всем людям жилось хорошо, в отличие от цели многих в новом поколении: «Лишь бы мне было хорошо». Меня тревожит, что при скудности их души у них отсутствуют доброжелательность, доброта, сострадание и самое главное – порядочность.
Мой папа с большой радостью встретил декрет Страны Советов об обязательном всеобщем образовании, о ликвидации безграмотности, Все свои силы и умение он отдавал людям, не щадя себя. Сейчас даже трудно представить, что почти все население огромной царской России было неграмотным. И молодая Советская республика, как могла, старалась всех научить грамоте. Было организовано множество курсов, так называемых ликбезов – ликвидация безграмотности. Во всех школах, клубах, избах-читальнях для взрослого населения проводились бесплатно занятия по ликвидации безграмотности в вечернее время и выходные дни. В селах и городах открылись сотни школ, рабочих факультетов – рабфаков, техникумов, вузов. И люди потянулись к учебе, к постижению наук, раскрывающих сущность природы и всего живого на земле.
Это был первый очень важный шаг молодой республики к повышению культуры всего народа. Результаты были потрясающими. Наша страна за короткое время стала самой грамотной и самой читающей страной в мире. Из темной лапотной, неграмотной в основном страны она стала страной, давшей миру много ученых, композиторов, писателей, художников; страной, построившей новые города, заводы, создавшей первую атомную электростанцию, первый атомоход, запустившей первый спутник и первого космонавта! Да, была…, пока ее не развалили и не погубили те, кто желал стать царьком в своей вотчине.
Так Украина стала самостийной. И теперь мы имеем эту «самостийность» с капиталистическими законами и чувствуем все ее «преимущества» на себе. Это трагедия не только для меня, но и для всего украинского народа.
