Гааз Федор Петрович (настоящее имя Фридрих Иосиф) родился в 1780 году в Германии, в многодетной семье. Его отец был аптекарем, дед - доктором медицины. Воспитанник католической церковной школы, Гааз прослушал курс философии и математики в Иене, затем изучал медицину в Венском университете. По приглашению русского вельможи Репнина, чью жену он успешно вылечил от глазной болезни, перспективный, двадцати двухлетний врач оказался в Москве. 

   Поначалу Федор Петрович лечил людей богатых и состоятельных, что позволило ему быстро достичь материального благополучия - иметь прекрасный дом в Москве, имение в подмосковных Тишках, в которых была суконная фабрика; а его белоснежные рысаки обеспечивали ему чуть ли не лучший выезд в Москве. Но уже и тогда этот обрусевший немец бесплатно и успешно лечил и бедных больных в приютах и богоугодных заведениях. 
В 1807 императрица Мария Федоровна находит, что Федор Петрович Гааз достоин стать главным доктором в Павловской больнице

Но Гааз не только лечил. Он был еще и ученым. Совершив путешествие на Кавказ, он исследовал тамошние минеральные источники, проверил их действие и составил рекомендации для их лечебного использования. Ессентуки, Кисловодск и другие начались с открытий Гааза - возникла курортология. Ему присвоили чин надворного советника и Орден Владимира четвертой степени.

   В 1812 Федор Петрович Гааз он поступил в действующую русскую армию военным хирургом. С русскими войсками дошел до Парижа. Но, по-видимому крепко не поладив с армейским начальством, принимает решение остаться в Германии. На родине не ужился, понял, что он уже стал русским, затосковал. После возвращения в Россию Гааза осыпают почестями. Он личный врач императорской семьи, к нему едут пациенты со всей России. И несмотря на то, что он много времени уделяет бесплатной медицине, благотворительности, помимо своего желания Гааз разбогател. У него два дома в Москве, суконная фабрика в пригороде. Федор Петрович выезжает в коляске, запряженной четверкой лошадей. Славится как любитель щегольски одеваться и как салонный говорун. Он много читает, состоит в оживленной переписке со знаменитым немецким философом Шеллингом.
   Когда в 1820 московским генерал-губернатором стал Д. В. Голицын, тот, зная добросовестность и профессионализм Гааза, назначил его главным врачом Москвы. На государственной службе честный Гааз сразу нажил себе врагов. На него писали жалобы и доносы те, которым он досаждал по их словам «придирчивым педантизмом». Ведь Гааз требовал, чтобы в больницах ежедневно мылись полы, еженедельно сменялось постельное белье, чтобы врачи следили за приготовлением доброкачественной пищи, не допуская злоупотреблений и обкрадывания больных. При этом он мог отдавать свое жалование уволенному предшественнику, полагая, что того уволили несправедливо, по ложному доносу, и уволенный нуждается в деньгах больше, чем он, Гааз, так как у того трое детей. Для чиновников, заведующих больницами это было непостижимо и они открыто возмущались тем, что им приходится подчиняться какому-то «сумасшедшему немцу». И называли его неуживчивым, неспокойным человеком, автором вздорных проектов.

  Жены и детей у Гааза не было, но был воспитанник, сирота еврей Лейб Норман. Мальчик был призван из Литвы в военное поселение, но по дороге заболел, попал в полицию, откуда Гааз его вытащил, выучил и впоследствии Норман стал врачом в Рязани.
   Чисто с внешней стороны к пятидесяти годам Гааз был богат и благополучен. Он одевался по европейской моде своей молодости - носил черный фрак, белое жабо с манжетами, башмаки с пряжками, пудрил волосы, собирая их сзади в пучок и завязывая черным бантом. Достиг чинов и положения в обществе. Но на шестом десятке, как считают его биографы, что-то случилось в душе доктора и его жизнь круто изменилась. 
  К этому времени, в 1824 он вошел в число членов комитета попечительства о тюрьмах и одновременно был назначен главным врачом московских тюрем. 
   И, как в XX веке мать Тереза, будучи благополучной директрисой католической школы для девочек, однажды, купив на рынке дешевое сари, с двумя рупиями в кармане растворилась в трущобах Калькутты. Так, в свое время и Гааз, по словам русского адвоката А. Ф. Кони:  «столкнувшись со страшным миром тюрем и пересылок, испытал сильнейшее потрясение и навсегда перестал жить для себя».

  Федор Петрович стал жить при тюремных больницах и всю свою жизнь положил на то, чтобы облегчить страдания самых отвергнутых и униженных членов общества, за что и получил прозвище «святой доктор». Что привело его на это подвижничество? Бог знает сердца людей! Но мы знаем, что Гааз был христианином, для которого Евангелие было нормой жизни. Своему приемному сыну он писал: «Счастье - не в желании быть счастливым, а в том, чтобы делать счастливыми других. Для этого нужно внимать нуждам людей, заботиться о них, не бояться труда, помогая советом и делом».

    Самое значимое, что удалось сделать ему на новом поприще - это введение легких кандалов. До этого арестантов препровождали на каторгу, приковывая к одному железному пруту по 7-8 человек без различия пола, возраста и состояния здоровья. На одном таком пруте должны были несколько месяцев идти рядом девушки и старики, закоренелые убийцы и просто потерявшие паспорт. Будучи прикованными, они ели, спали, справляли нужду… Замки, которыми арестанты прикреплялись к пруту, замыкались ключом, который опечатывался и всю дорогу хранился в специальной сумке сопровождающего. И ни при каких обстоятельствах (даже в случае смерти любого из этапируемых) до прихода на следующий этап их нельзя было отомкнуть… 
   На собственные деньги организовал он кузницы для перековки в легкие кандалы и сам однажды прошел с арестантами длинный этап, заковавшись в них, чтобы убедиться, правильны ли его расчеты и действительно ли облегчена участь несчастных. Едва ли не полностью на свои деньги Гааз перестроил «Тюремный замок» - Бутырскую тюрьму. Впервые в камерах были сделаны окна, поставлен умывальник; можно было спать на нарах (до тех пор спали на полу). Он делал очень много - собирал средства для выкупа крепостных детей, чтобы они могли следовать в ссылку со своими родителями, открыл больницу для бездомных, бродяг, бывших узников тюрем… 
   Казенных денег не хватало, пожертвований тоже. Гааз пускал в ход собственные средства - так исчезла карета с белыми рысаками, дом в Москве, усадьба, фабрика… 

   Характерно, что Гааз никогда не ставил перед собой революционных задач - не призывал ликвидировать самодержавие и крепостничество, не покушался на право власть имущих распоряжаться своей собственностью. Он всего лишь (!) выполнял Христовы заповеди, ставил конкретную исполнимую цель и не отступался, пока не удавалось ее осуществить и молился: «чтобы, когда все соберутся перед Богом, начальство не было осуждено преступниками и не понесло в свою очередь тяжкого наказания…» Он постоянно ходатайствовал об арестантах и при замечании митрополита Филарета, будто не бывает невинно осужденных, Гааз вскочил и воскликнул: «Вы забыли Христа, Владыко!» 
   Он был требователен и к себе. К примеру из 293 заседаний комитета отсутствовал только на одном - по болезни. И так же был требователен и другим, в частности, к служебному персоналу своей больницы, широко практикуя штрафы (за нетрезвость, грубость, небрежность), а собранные деньги он обращал затем в пользу больных

   Но он не был формалистом. Однажды, перед обедом к Гаазу, жившему уже тогда при больнице, пришел больной. И когда Гааз на минутку отлучился, в комнате не оказалось ни больного, ни серебряных приборов, лежащих на столе. Сторож и солдаты задержали вора и пошли за полицией. Пользуясь их отсутствием, Гааз сказал вору: «Ты - фальшивый человек, ты обманул меня и хотел обокрасть. Бог тебя рассудит, а теперь беги скорее, пока солдаты не воротились; но старайся исправить свою душу, от Бога не уйдешь, как от будочника». Возмущенным домочадцам он ответил: «Воровство - большой порок. Но я знаю, как истязает полиция; да и по чем знать, может мой поступок тронет его душу…» Потому-то и полицмейстер, который однажды даже хотел выслать Гааза за то, что тот был слишком добр к арестантам - именно его, Гааза, просил успокоить толпы народа, возбужденные слухами, будто «начальство и лекари пускают холеру». И Гааз успокоил людей, готовых к погромам и бунтам. Ему верили! Он любил этих людей. При всех мог поцеловать холерного больного в губы, чтобы доказать невозможность заразиться этой болезнью таким способом. Он самозабвенно ухаживал за больными. Например, однажды в больницу привезли крестьянскую девочку, умирающую от волчанки. Язва на лице была настолько зловонной, что даже мать с трудом к ней приближалась. Но Гааз ежедневно подолгу сидел у ее постели, целовал девочку, читал ей сказки, не отходил, пока она не умерла. 
   Но Гааз заботился не только о земном. Он составил и издал за свой счет небольшую книжку под названием «Азбука христианского благонравия. Об оставлении бранных и укоризненных слов и вообще неприличных на счет ближнего, или о начатках любви» и вручал ее арестантам, закованным в цепи и отправляющимся этапом в Сибирь… 
  … Метельным зимним вечером Гааз шел проведать больного. Прохожих никого не было. Внезапно из переулка вышли трое, закутанные в отрепье. 

- А ну, скидывай шубу и шапку, да поживее. И мошну давай… Пикнешь - придавим. 

- Отдать вам шубу? Хорошо. Я вижу вы все плохо одеты. И деньги отдам. Но прошу об одной милости. Я - доктор. Спешу к больному. Без шубы я к нему не дойду. Идемте вместе. У ворот я сниму шубу. 
    Один из них зло хохотнул и взмахнул дубинкой, но другой, постарше, удержал его, подошел вплотную, всмотрелся: 

- Братцы! Да это же Федор Петрович! Батюшка, милостивец, да кто же тебя обидеть посмеет. Прости, Христа ради. Идем, батюшка, мы тебя проводим. Ничего у тебя не возьмем… 
   Ф.П. Гааз скончался 16 августа 1853 г. Все его имущество ушло на благотворительность, поэтому хоронили его за счет полиции. 

На его могиле, ограда которой обрамлена арестантскими кандалами, высечены строки из Евангелия: «Блаженны рабы те, которых господин, придя, найдет бодрствующими: истинно говорю вам, он, препояшется и посадит их, и, подходя, станет служить им» Ев. от Луки 12:37. 
P. S. Накануне выпуска этого номер газеты мою сумку с почти готовой статьей о Гаазе и со всеми материалами о нем похитили. Честно признаться, я была очень расстроена… Но каким-то непостижимым образом - об этом долго рассказывать - в тот же день мне сумку вернули. Я не мистик - но я знаю, что Бог вчера и сегодня и вовеки - Тот же. И чудо состоит в том, что Он преобразует и подвигает людей совершать Поступки. Кого-то такой подвиг, как совершил герой этой статьи, а кого-то (цитирую Гааза): «… арестант Алексеев случаем чтения Нового Завета, тронутый Словом Божиим, смирился силою совести и открыл…» 
Да откроются наши сердца!