Вложение: 13469265_maievskiy_200.pdf

Моим сверстницам – первым программисткам МИИТа:

Наталии Коростелёвой, Екатерине Зотовой, Марине и Злате Никольским. 

 

Никто не знает, какие ужасающие энергия и сила лежат еще неиспользованными

в моем маленьком гибком существе…

Граф Л. иногда говорит: "Каким генералом могла бы ты быть".

Из писем Августы Ады Лавлейс

 

Леди Лавлейс так и не стала генералом.

Важно появиться на свет в подходящее время и в подходящем месте.

 

Остальное в прикреплённом файле.

Вложение: 6001698_kontradmiral_greys_hopper.pdf

 

Среди кровопролитных сражений Второй мировой войны немалое влияние на ход событий оказала почти бескровная схватка английских и немецких математиков и инженеров. Речь идет о расшифровке закодированных радиоперехватов.

 Технические средства кодирования были известны еще в античности (см. Перельман «Живая математика»). Электромеханические кодирующие машины были созданы в конце Первой мировой войны. В двадцатых годах на немецких подводных лодках стали устанавливать кодирующие машины «Энигма» (тайна). В начале тридцатых годов польские математики и инженеры приступили к разработке декодирующей машины «Bomba kryptologiczna»  для расшифровки радиоперехватов с немецких подводных лодок. Руководителем аналогичного британского проекта был назначен ветеран военной разведки Алистер Деннистон (Alastair Denniston,  1881 – 1961). Работу по дешифровке возглавил известный лингвист и криптоаналитик  Альфред Нокс (Alfred Dillwyn Knox,  1884 –1943), коллега Деннистона по комнате № 40  ( подразделение Британского Адмиралтейства, которое было сформировано в октябре 1914 года.).

За общую организацию работы отвечал профессор-математик Гордон Уэлчман (Gordon Welchman,1906 — 1985). Деннистон начал набирать штат криптоаналитиков, исходя из области интересов: лингвистов, математиков, шахматистов, чемпионов по решению кроссвордов, египтологов и даже случайно попал палеонтолог, так как в названии одной из его работ употреблялся корень «крипто».

С сентября 1938 года к работам по расшифровке был привлечен выдающийся английский математик Алан Тьюринг (Alan Mathison Turing, 1912 — 1954) , автор опубликованной в 1936 классической работы, получившей название «Машина Тьюринга». Ему принадлежит честь создания современной теории алгоритмов. «Машину Тьюринга» по сей день изучают во всех ВУЗах мира, где есть компьютерные специальности.

Тьюринг с сентябре 1938 участвовал в деятельность  GCHQ — британской организации, специализировавшейся на взломе шифров. Совместно с Альфредом Ноксом  он занимался криптоанализом «Энигмы». Вскоре после встречи в Варшаве в июле 1939 года, на которой польское Бюро шифров предоставило Великобритании и Франции подробные сведения об«Энигме» и методе расшифровки сообщений, Тьюринг и Нокс начали свою работу над более общим способом решения проблемы.

На следующий день после того, как  Великобритания объявила войну Германии, 4 сентября 1939 года Тьюринг прибыл в Блетчли-парк (Bletchley Park), где в то время располагался Центр правительственной связи и работала группа Деннистона.

Усилия математиков Тьюринга, Нокса и Уэлчмана были направлены на создание алгоритма эффективного перебора вариантов кодирования, которые могли быть реализованы в «Энигме». К моменту начала работ эта машина содержала четыре вращающихся диска (роторов) и коммутационную панель, с помощью которой можно было изменять порядок подключения роторов и использование их состояния для преобразования исходного текста в код. Общее количество состояний устройства достигало 10²².  Декодирование требовало выявления фрагментов кода с известным содержанием (открытый текст) и последующего раскрытия всего шифра.

После решения математических вопросов последовала электромеханическая реализация этого алгоритма. Изготовлением криптологического устройства Bombe занималась компания «British Tabulating Machines»; проект машины сделал главный конструктор компании Гарольд Кин (Harold Keen, 1894–1973).Первая машина была запущена в эксплуатацию 18 марта 1940 года. Машина искала возможные настройки, использованные для шифрования сообщений: порядок роторов, положение каждого ротора, соединения коммутационной панели.

В качестве открытого текста использовали в том числе приветствие Heil Hitler и грубые ругательства, что особенно забавляло многочисленный женский персонал Блетчли-парка –  девушек-добровольцев из Women’s Royal Naval Service.

Для каждой возможной настройки роторов машина производила ряд логических предположений, основываясь на открытом тексте (его содержании и структуре). Далее машина определяла противоречие, отбрасывала набор параметров и переходила к следующему. Таким образом, бо́льшая часть возможных наборов отсеивалась и для тщательного анализа оставалось всего несколько вариантов.

В числе расшифрованной информации были и сведения о подготовке вторжения в СССР. Несмотря на риск раскрытия источника, сведения были переданы советскому правительству, которое их проигнорировало.

При эксплуатации одного экземпляра Bombe времени на расшифровку всех перехваченных сообщений катастрофически не хватало. Штабная военная бюрократия не осознавала важности разработок. Руководителям проекта пришлось, минуя непосредственное начальство, обратиться к Уинстону Черчиллю. Премьер-министр наложил резолюцию: «Action this day» (действовать сейчас же). Работы по дешифровке широко развернулись. Уже к лету 1941 немецкий подводный флот стал нести ощутимые потери, а количество потопленных англо-американских судов сократилось.

Немецкие шифровальщики приняли меры к усовершенствованию «Энигмы», и в начале 1942 стало ясно, что конструкция шифровальной машины изменилась и прежние способы расшифровки радиоперехватов не работают.

Для спасения ситуации была предпринята операция по захвату немецкой подводной лодки. Для этой цели был выделен противолодочный корабль «Petard». 30 октября 1942 года летающая лодка «Сандерленд» сообщила об обнаружении немецкой подводной лодки к северу от дельты Нила. Подводная лодка «U-559» была повреждена глубинными бомбами и всплыла на поверхность. Экипаж покинул подлодку, предварительно открыв клапаны затопления.

Первый лейтенант  Francis Anthony Blair Fasson (1913 – 1942) и матрос Colin Grazier (1920 – 1942) проникли на тонущую лодку, успели передать наверх кодовые журналы обновленной «Энигмы», но были сбиты с трапа потоком хлынувшей в корпус воды и утонули вместе с лодкой. Из полученной документации стало ясно, что немцы добавили еще один ротор, не изменяя принципиального подхода к шифрованию. В течение шести недель была выполнена модернизация алгоритма и устройства, после чего расшифровка радиоперехватов возобновилась в еще большем объеме.

В течение трех месяцев - февраля, марта и апреля 1943 потери подлодок составили ровно 50 единиц. Только в мае было потоплено 37 немецких подводных лодок. При таких потерях немецкий флот долго продержаться не смог бы, поэтому к концу мая командующий флотом адмирал Дениц под свою ответственность вывел из Атлантики все подводные лодки. Они вновь появились там в сентябре, но за оставшиеся четыре месяца 1943 года сумели потопить лишь 67 судов союзников, потеряв при этом 64 подводные лодки.

Дениц в отчаянии записал в своем дневнике 12 ноября 1943: "Противник держит в руках все козыри, перекрыв все районы дальним патрулированием с воздуха и используя методы локации, которым мы все еще ничего не можем противопоставить... Противнику известны все наши секреты. Нам же из его секретов не известен ни один."

К концу войны в эксплуатацию было запущено более двух сотен машин Bombe, что позволило довести темп расшифровки до двух-трёх тысяч сообщений в день.

В июле 1942 года начались работы по расшифровке сложнейшего кода «Lorenz SZ», разработанного немецкими шифровальщиками для передачи сообщений высшего командования. Новый шифр получил у англичан условное название «Tunny»— тунец, крупная жирная рыба. Если в «Энигме» применялись четыре, а потом пять роторов, то новая электромеханическая шифровальная машина содержала 12 роторов.

В расшифровке этого сложного кода принял участие тогда еще совсем молодой математик Уильям Татт (William Thomas Tutte, 1917 –  2002). В последующем он стал известен классическими основополагающими работами в теории графов и в других разделах дискретной математики. В английской Википедии содержится двадцать статей о математических понятиях, которые носят его имя.

Татт предложил использовать для анализа методы статистики и построил статистическую модель «Танни». В результате ему удалось выяснить, что ключ шифра состоит из двух частей. Первой частью являлось правило, по которому устанавливались маленькие механические наконечники по ободу каждого колеса.

Вторую часть ключа, названую шаблоном ротора, вводил сам оператор для передачи нескольких сообщений (Что также являлось ошибкой немецких шифровальщиков. Повторное использование одного и того же кода позволило выявить предполагаемые открытые тексты.) Всего насчитывался 501 шаблон, длины которых отличались и были взаимно просты.

Со своей стороны, Тьюринг подал идею использовать в конструкции дешифратора электронные лампы и привел в команду Т. Флауэрса (Thomas Harold Flowers,1905 —1998) — опытного инженера-электронщика.

Томми Флауэрс начал проектировать Colossus с «чистого листа». Несмотря на распространенное среди его коллег негативное отношение к электронным лампам, он решил перенести весь процесс моделирования работы шифра на ламповые схемы.

В результате совместных усилий математиков и инженеров был разработан «Колосс» — одна из первых в мире ЭВМ. С помощью «Колосса» код «Лоренц» был взломан, что позволило союзникам читать всю переписку высшего германского руководства.

Первым результатом дешифровки стал план летнего наступления вермахта под Курском (Операция Цитадель). Архивные материалы свидетельствуют о передаче в Москву детального плана операции «Цитадель»в начале 1943 г. через фиктивную агентурную сеть Lucy. Англичане опасались раскрывать СССР работы по расшифровке, чтобы эти сведения не попали к немцам. Только в 1951 году выяснилось, что это была «тщетная предосторожность», так как в  Блетчли-парке работал советский агент — Джон Кернкросс, один из членов Кембриджской пятерки.

Компьютер Colossus состоял из 1500 электронных ламп (2500 в Colossus Mark II 1944 года), что делало Colossus самым большим компьютером того времени (ближайший конкурент имел всего 150 ламп). Создание и введение в строй в 1944 году Colossus Mark II позволило сократить время расшифровки перехваченных сообщений с нескольких недель до нескольких часов.

К концу войны использовалось 10 Колоссов. Включенные однажды компьютеры Colossus ни разу не выключались до окончания Второй мировой войны для поддержания температурного режима электронных ламп.

Таким образом, соотечественникам Чарльза Бэббиджа и Ады Лавлейс принадлежит честь создания первого в мире электронного программируемого компьютера. Его быстродействие и в наше время восхищает инженеров, но надо учитывать, что это была специализированная машина, а не универсальный компьютер.

Одним из важных расшифрованных с помощью Colossus сообщений было известие о том, что Гитлер "проглотил" дезинформацию о несуществующей армии на юге Англии и поверил, что высадка союзников будет проходить не в Нормандии, а в Па-де-Кале.

В том числе и благодаря расшифровке Ла-Манш был полностью очищен от немецкого флота и авиации перед высадкой союзников в Нормандии.Таким образом, Германия не только потерпела сокрушительное поражение на суше (прежде всего на Восточном фронте), на море и в воздухе, но и проиграла битву умов.

Талантливые инициативные свободные люди, впитавшие вековые научные традиции своей страны, с честью победили в этом сражении. При этом работали они отнюдь не в тюремной шарашке, не под конвоем вертухаев или под  неусыпным бдением партийных функционеров.

Нельзя не отметить еще одно обстоятельство. Масштабная работа по радиоперехватам и расшифровке была бы невозможна без самоотверженной квалифицированной работы сотен людей. И в подавляющем большинстве это были женщины-добровольцы с энтузиазмом отдававшие силы своему делу. Как и в Советском Союзе, английские женщины  заменили в тылу призванных в войска мужчин.

В то же время нацистский режим даже в тяжелые военные годы ограничивал женское поприще пресловутыми «киндер» и «кюхе», плюс надзирательницы в концлагерях, плюс, мягко говоря, спецобслуживание воинских контингентов. Фашисты предпочитали рабский труд военнопленных и угнанных в Германию мирных жителей.

Безусловно, главная честь победы принадлежит воинам на полях сражений, но и свободная творческая мысль, беззаветный свободный труд по праву разделяют лавры победителей!

 

Ссылки.

https://en.wikipedia.org/wiki/Cryptanalysis

https://en.wikipedia.org/wiki/Enigma_machine

https://en.wikipedia.org/wiki/Lorenz_cipher

https://en.wikipedia.org/wiki/Alastair_Denniston

http://en.wikipedia.org/wiki/Dilly_Knox

https://en.wikipedia.org/wiki/Gordon_Welchman

https://en.wikipedia.org/wiki/Alan_Turing,

https://en.wikipedia.org/wiki/Harold_Keen

https://en.wikipedia.org/wiki/Tony_Fasson

https://en.wikipedia.org/wiki/Colin_Grazier

https://en.wikipedia.org/wiki/W._T._Tutte

https://en.wikipedia.org/wiki/Tommy_Flowers

150 лет указу об отмене телесных наказаний

1863 г.
«Высокопреосвященный <митрополит Филарет> составил записку «О телесных наказаниях с христианской точки зрения». Записка была составлена им по предложению обер-прокурора Святейшего Синода гр. А. П. Толстого. Тяжело и трудно теперь читать эту записку, в которой жестокость и человеконенавистничество прикрыты текстами из Священного Писания и ссылками на апостолов и святых отцов.»
Под скипетром Романовых. Издательство «Подолье», 1991, С. 460 – 462.
(Полное воспроизведение в современной орфографии книги, вышедшей в 1912 году в Санкт-Петербурге под редакцией проф. П.Н. Жуковича.)

2013 г.
Настоятель Храма Святого Царя-Мученика Николая и всех Новомучеников и Исповедников Российских в Москве протоиерей Михаил Ардов:
«… С одной стороны, история с этими дурочками Pussy Riot, которых надо было бы наказать, но я просто задрал бы им юбки, если они в юбках, и по одному месту дал достаточно количество хороших ударов. …»
(http://www.svoboda.org/content/transcript/24818136.html 08.01.2013 14:45)

С Ахматовой на дружеской ноге,
И Шостакович был в его судьбе.
В салонах пригородных дач
Наилюбезнейший хохмач.

Мичуринский гибрид - сей поп,
О розгах грезящий для юных
женских поп.
Где и когда esprit свой потерял
Наш батюшка, остряк и либерал?

Примечания.
1. Митрополи́т Филаре́т (в миру Васи́лий Миха́йлович Дроздо́в; 26 декабря 1782 [6 января 1783], Коломна, Московская губерния — 19 ноября [2 декабря] 1867, Москва) — епископ Православной Российской Церкви; с 3 июля 1821 архиепископ (с 22 августа 1826 — митрополит) Московский и Коломенский.
Был против отмены крепостного права, но именно ему царь поручил составление манифеста 1861 года..
В 1994 году Русской православной церковью прославлен в лике святых в святительском чине.

2. Подробнее об указе.

«Записка кн. Орлова <об отмене телесных наказаний> обратила на себя внимание императора Александра II, и …была передана к руководству в комитет при втором отделении Его Императорского Величества канцелярии…

…Заключение комитета было тотчас разослано министрам и главноуправляющим.

……………………………………………………………………………………..

Только один государственный контролер Анненков, митрополит Филарет и неизменный граф Панин высказались против гуманных стремлений времени.

………………………………………………………………………………………

Высокопреосвященный составил записку «О телесных наказаниях с христианской точки зрения». Записка была составлена им по предложению обер-прокурора Святейшего Синода гр. А. П. Толстого. Тяжело и трудно теперь читать эту записку, в которой жестокость и человеконенавистничество прикрыты текстами из Священного Писания и ссылками на апостолов и святых отцов.

………………………………………………………………………………………

Закон об отмене телесных наказаний … был скреплен государем, и в светлый день Его рождения, 17 апреля 1863 года был опубликован знаменитый указ об отмене телесных наказаний…»

 

3. Отмена по этому указу была только частичной. Во многих областях жизни телесные наказания остались. См. очерки А. П. Чехова о путешествии на Сахалин. В армии эти наказания сохранялись до 1917 года.

А. К. Толстой:
Единственный способ объяснить его характер - это признать, что он был раб своих страстей и жил в такую пору, когда нация не только не протестовала против произвола, но как будто сговорилась помогать ему всеми силами. Если может быть извинение Иоанну, то его следует искать в сообщничестве всей России.
.................................................
О стремлении к настоящему и прочному ограждению от административного произвола не было в народе и понятия. Ни народ, ни бояре не заботились об общих началах. Всякий думал лишь о настоящем дне и радовался беде своего врага или угнетателя, не помышляя о том, что и над ним всякую минуту могла разразиться такая же беда. Никто не искал от произвола другого лекарства, кроме произвола; он был и болезнию и лекарством. Ни в боярах, ни в народе не было чувства законности...

1866 г. (Проект постановки на сцену трагедии "Смерть Иоанна Грозного")


У. Ширер (1940 г.):
Но за последние 3-4 года нацистский режим проявил что-то очень глубоко скрытое в германском характере, и в этом смысле он дал представление о том народе, которым управляет. Немцам как нации не хватает уравновешенности, достигнутой, скажем, греками, римлянами, французами, британцами и американцами. Их постоянно разрывают внутренние противоречия, делающие их неуверенными, неудовлетворенными, разочарованными и толкающие их из одной крайности в другую. Веймарская республика оказалась такой крайностью в своем либеральном демократизме, что немцы не смогли ее вынести. А теперь они обратились к другой крайности – к тирании, поскольку демократия и либерализм заставляли их быть личностями, думать и принимать решения, как это делают все свободные люди, а в хаосе двадцатого столетия это оказалось им не под силу. Они чуть ли не с радостью мазохистов обратились к авторитарному режиму правления, который освобождает их от труда личного решения, личного выбора и индивидуального мышления и дает им то, что для немцев является роскошью: чтобы кто-то другой принимал решения и брал риск на себя. А они охотно платят за это своим послушанием. Средний немец страстно желает безопасности. Ему нравится, когда жизнь идет по привычному пути. И он пожертвует своей независимостью и свободой – по крайней мере на данном этапе своего развития, – если его правители обеспечат ему такую жизнь.

Берлинский дневник. М: Астрель: Полиграфиздат, 2012. Стр. 524

Георгий Адамович:
Первый из этих вопросов, возникающий естественнее других, таков: был ли сталинский период исторической случайностью и могло ли его не быть?
.........................................................................
Несомненно и бесспорно только одно: личность и психические свойства человека, в течение четверти века безраздельно правившего Россией, представляют собой случайность. Такого человека могло бы в данное время и не найтись. Существование Иосифа Виссарионовича Джугашвили, родившегося и выросшего в такие-то годы, наделенного безграничной жестокостью, беспредельной подозрительностью, самоуверенностью и огромным упорством, есть историческая случайность. Скажу еще раз: такого человека в нужный момент на руководящем партийном посту могло бы и не быть. Но отнюдь не случайность, и это надо всячески подчеркнуть, отнюдь не случайность то, что возникло вокруг.
Быстрый расцвет угодничества, лжи, сведения счетов, беззастенчивого карьеризма с необходимыми для успеха карьеры подножками, с малодушием, лестью, юркостью, пронырливостью и прочим. Для этого, очевидно, была плодотворная почва. Для этого были подготовлены условия.
Теперь все невзгоды недавнего прошлого сваливаются на культ личности. Как ни страшна была личность, приходится признать, что еще страшнее - беспрепятственное и быстрое возникновение ее культа. Ибо культ — явление, по существу, повторное, повторимое, от нового возникновения которого страна и народ не застрахованы. Культ подделывается к личности, отражает ее черты, в раболепном усердии усиливает их, забегает вперед, заранее со всем соглашаясь, всем восхищаясь, не говоря уж о том, что всему находя оправдание.
(Около 1960 г.)

 

 Георгий МИРСКИЙ (2015): Для диктатуры необходим соответствующий тип народа. Дело происходило в Боливии в XIX веке, боролись два человека: диктатор Гомес и его соперник Мельгарехо. Гомес некоторое время был диктатором, держал страну железными руками. И вот генерал Мельгарехо бросил ему вызов, началась гражданская война, Гомес победил, Мельгарехо бежал. На центральную площадь собрали народ, вся площадь полна, яблоку негде упасть. И на балкон президентского дворца выходит Гомес, с торжествующим видом поднимает руки. Толпа кричит: «Да здравствует Гомес!».

Он начинает речь, рассказывает о том, как он болеет за народ, какие реформы он проведет, сколько он сделал, какие у него заслуги, как он победил этого мерзавца Мельгарехо. Но пока он говорил эту речь, Мельгарехо со своими головорезами с заднего хода проник во дворец, перебил охрану и фактически овладел дворцом. Когда Гомес закончил речь и пошел к себе (народ еще не успел разойтись), его схватили. Мельгарехо выходит на балкон. Народ смотрит, не верит своим глазам, стоит, оцепенев. Мельгарехо произносит только три слова: «Да здравствует кто?». Народ кричит: «Да здравствует Мельгарехо!».

 В кашне, ладонью заслонясь,

Сквозь фортку крикну детворе:

Какое, милые, у наc

Тысячелетье на дворе?

 

Б. Л. Пастернак

 

ПЕРЕЧИТЫВАЯ КЛЮЧЕВСКОГО (т. 3, 1957 г.)

1. стр. 221..

В то время, когда на Западе политико-экономическая теория меркантилистов настаивала на замене прямых налогов косвенными, на обложении потребления вместо капитала и труда, в Москве попытались вступить на тот же самый путь вполне самобытно, по указанию не какой-либо заносной теории, а дурной доморощенной практики.

В московской финансовой политике косвенные налоги вообще преобладали над прямыми. В XVII в. правительство особенно усердно истощало этот источник в расчете, что плательщик охотнее заплатит лишнее за товар, чем внесет прямой налог: там он за переплату получает хоть что-нибудь годное к употреблению, а здесь не получает ничего, кроме платежной отписки, квитанции.

Отсюда, можно думать, и родилась мысль, внушенная, как говорили, бывшим гостем, а теперь дьяком Назарьем Чистого, заменить важнейшие прямые налоги повышенной пошлиной на соль: соль нужна всем, следовательно, все в меру ее потребления будут платить казне, а избылых <уклонившихся>  не будет….

По закону этого <1646> года соляная пошлина была увеличена вчетверо…

Но тонкие расчеты не оправдались: тысячи пудов дешевой рыбы, которой питалось простонародье в постное время, сгнили на берегах Волги, потому что рыбопромышленники были не в состоянии посолить ее: дорогой соли продано было значительно меньше прежнего, и казна понесла большие убытки…

Убивая дьяка Н. Чистого, мятежники <1648 г.> приговаривали: «Вот тебе, изменник, за соль».  

Та же финансовая нужда заставила набожное правительство поступиться церковно-народным предубеждением: объявлена была казенной монополией продажа табаку, «богоненавистного и богомерзкого зелья», за употребление и торговлю которым указ 1634 г. грозил смертной казнью. Казна продавала табак чуть не на вес золота… После мятежа 1648 г. отменили и табачную монополию, восстановив закон 1634 г.

Не зная, что делать, правительство прямо дурило в своих распоряжениях.

 

2. Стр. 223.

Нужда в деньгах сделала московских финансистов необычайно изобретательными. Додумавшись до мысли о замене прямых налогов косвенными, они столь же самобытно пришли к идее государственного кредита...

…Кто-то, говорили, близкий к царю Ф.М. Ртищев, подал мысль выпустить медные деньги с принудительным курсом серебряных…

Богатые купцы, даже московские гости, приставленные присяжными надзирателями медного дела, покупали сами медь, привозили ее вместе с казенной на Денежный двор, переделывали в кредитную монету и отвозили на свои дворы…

Следствие вскрыло, что плутни денежных мастеров и гостей за большие взятки покрывала московская приказная администрация, проявившая здесь всю свою обычную приказную недобросовестность, а во главе ее коноводили тесть царя боярин Илья Милославский да муж тетки царской по матери думный дворянин Матюшкин, которым было поручено медное дело; Милославскому приписывали и прямое участие в этом воровстве.

Приказным, гостям и денежным мастерам отсекали руки и ноги и ссылали, на тестя царь посердился, а дядю отставил от должности.

 

3. стр. 206.

По закону право городского торга и промысла соединено было с торговым тяглом, с платежом торговых податей и пошлин, которыми государева казна полнилась, а ныне, жаловались торговые люди, всякими большими и лучшими промыслами и торгами, презрев всякое государственное правление, завладел духовный и воинский и судебный чин, архиереи, монастыри, попы, всякие служилые и приказные люди торгуют «в тарханах беспошлинно», отчего чинится государству немалая тщета, а казне в пошлинах и во всяких податях великая убыль.

 

4. стр. 355.

Усиление карательных мер против старообрядцев нельзя ставить целиком насчет правительства царевны Софьи: то было профессиональное занятие церковных властей, в котором государственному управлению приходилось обыкновенно служить лишь карательным орудием.

21 марта 2017 года исполнилось 110 лет со дня рождения Е. С. Вентцель.

В конце библиографии приложен сборник, выпущенный к столетию Елены Сергеевны.

(Приводимая ниже библиография не претендует на полноту, особенно, после 2007 года.)

Список книг профессора Е.С. Вентцель
1. Воздушная стрельба. (в соавторстве с Б. В. Вороновым и Ю. А. Кочетковым) ВВИА, 1947, 35 п. л.
2. Лекции по теории вероятностей. ВВИА, 1948, 15 п. л.
3. Элементы теории вероятностей и приближенных вычислений. (в соавторстве с Д. А. Вентцелем) ВВИА, 1949, 15 п. л.
4. Лекции по воздушной стрельбе. (в соавторстве с Ю. А. Кочетковым) ВВИА, 1950, 15 п. л.
5. Сборник задач по теории вероятностей. ВВИА, 1951, 6 п. л.
6. Теория вероятностей. Учебник для ВТУЗ. ВВИА, 1952, 22 п. л.
7. Теория вероятностей. Учебник для ВТУЗ. Физматгиз, 1958, 35 п. л. (Второе издание 1962, 564 с., … , пятое издание Высшая школа, 1998, 576 с. , последние издания в 2006)
8. Элементы теории игр. Физматгиз, 1959, 5 п. л. (Второе издание в 1961)
9. Основные понятия теории информации. ВВИА, 1961, 5 п. л.
10. Основы теории боевой эффективности и исследования операций. (в соавторстве с Ю. Г. Мильграмом, Я. М. Лихтеровым, И. В. Худяковым) ВВИА, 1961, 35 п. л.
11. Сборник задач по теории вероятностей. (в соавторстве с Л. А. Овчаровым) ВВИА, 1961, 8 п. л.
12. Сборник задач по исследованию операций. (в соавторстве с Л. А. Овчаровым) ВВИА, 1962, 8 п. л.
13. Элементы динамического программирования. Наука, 1964, 175 с.
14. Введение в исследование операций. Советское радио, 1964, 388 с.
15. Руководство для пользования программированными материалами по курсу “Теория вероятностей”. ВВИА, 1966, 4 п. л.
16. Теория вероятностей. Задачи и упражнения. (в соавторстве с Л. А. Овчаровым) Наука, 1969, 386 с. (Второе издание в 1973, … последнее в 2006, 446 с.)
17. Исследование операций. Советское радио. 1972, 551 с.
18. Исследование операций. Знание, 1975, 64 с.
19. Теория вероятностей. Первые шаги. Знание, 1977, 64 с. (На тамильском языке 1989, 203 с.)
20. Исследование операций: Задачи, принципы, методология. Наука, 1980, 208 с. (Второе издание в 1988, последнее в 2006, 207 с.)
21.Методические указания к решению теоретико-вероятностных задач железнодорожного транспорта. МИИТ, 1981, 40 с.
22. Методические указания к решению задач по дисциплинам “Методы оптимизации”, “Массовое обслуживание”, “Исследование операций”. МИИТ, 1984, 24 с.
23. Прикладные задачи теории вероятностей. (в соавторстве с Л. А. Овчаровым) Радио и связь, 1983, 416 с.
24. Теория вероятностей и ее инженерные приложения. (в соавторстве с Л. А. Овчаровым) Наука, 1988, 480 с.
25. Теория случайных процессов и ее инженерные приложения. (в соавторстве с Л. А. Овчаровым) Наука, 1991, 383 с. (Второе издание в 2000 в Высшей школе.)

Научная публицистика

1. Методологические особенности прикладной математики на современном этапе ее развития. Вопросы философии, 1976, № 6.
2. Черты современной научной жизни. Вопросы философии, 1976, № 11.
3. Деловой человек эпохи НТР. Литературное обозрение, 1977, № 3.
4. Компьютер – это еще не всё! “Литературная газета” от 12.3.80. (Совместно с Л. Гуриным,А. Мышкисом, Л. Садовским)
5. Вниз по лестнице престижа? “Комсомольская правда” от 26.7.1981. (Совместно с А. Мышкисом)
6. Кто научит профессора, который должен научить студента? “Комсомольская правда” от 27.2.1988. (Совместно с А. Мышкисом)
7. На путях перестройки высшей школы. “Вестник высшей школы”, 1988, No 10, с. 11 – 14. (Совместно с А. Мышкисом)

Список отдельных изданий произведений И. Грековой

1. Под фонарем (рассказы). Советская Россия, 1966, 159 с.
2. Сережка у окна. Стихи. Детская литература, 1976.
3. Аня и Маня. Детская литература, 1978.
4. Кафедра (Кафедра, Хозяйка гостиницы, Маленький Гарусов). Советский писатель, 1980, 463 с.
5. Кафедра (Кафедра, Хозяйка гостиницы, Маленький Гарусов, Дамский мастер). Советский писатель, 1983, 542 с.
6. Пороги (Пороги, Вдовий пароход, На испытаниях). Советский писатель, 1986, 541 с.
7. На испытаниях (Фазан, Перелом, На испытаниях, Рассказы). Советский писатель, 1990, 621 с.
8. Свежо предание. Текст, 1997, 253 с.
9. Вдовий пароход (Хозяйка гостиницы, Вдовий пароход, Хозяева жизни). Текст, 1998, 349 с.
10. Дамский мастер (Кафедра, Дамский мастер, Скрипка Ротшильда, За проходной). Текст, 1998, 349 с.
11. Кафедра. ЭКСМО, 2003, 318 с.
12. Хозяйка гостиницы. Амфора, СПб, 2005, 365 с.

Некоторые журнальные публикации произведений И. Грековой

1. За проходной Повесть. “Новый мир”, 1962.
2. Дамский мастер. Повесть. “Новый мир”, 1963, № 11.
3. На испытаниях. Повесть. “Новый мир”, 1967, № 7 .
4. Маленький Гарусов. “Звезда”, 1970, № 9 .
5. Хозяйка гостиницы. “Звезда”, 1976, № 9.
6.“Кафедра” напечатана в “Новом мире”, 1978, № 9. 30 августа 1978 года в “Литературной газете” опубликована первая глава повести — “Заседание кафедры”.
7. Вдовий пароход. Повесть. “Новый мир”, 1981, № 5 .
8. Знакомые люди. Рассказ. “Литературная Россия” 1982, 12 ноября.
30 мая 1984 года “Литературная газета” напечатала отрывок из новой повести И. Грековой “Пороги” — “Овощная база”.
9. Пороги. Роман. “Октябрь”, 1984, №№ 10, 11 .
10. Фазан. Повесть. “Октябрь”, 1985, № 9 .
11. Без улыбок. Рассказ. “Октябрь”, 1986, № 11 .
12. Перелом. Повесть. “Октябрь”, 1987, № 8 .
13. Хозяева жизни. Рассказ. “Октябрь”, 1988, № 9 .

Публицистика

1. Не говоря лишних слов. “Литературная газета”, 1983, № 3.
2. Быть “просто женщиной” – это престижно. “Дубна”, 1983, № 10.
3. По-настоящему писать о настоящем. — “Московские новости”, 14 июня 1987 года.
4. Гражданин Туполев. .Предисловие к книге: Кербер Л.Л. А дело шло к войне. // "Изобретатель и Рационализатор", 1988-90
5. Надежда на зеленые побеги. “Литературная газета”, 1989, № 14.
6. Вера и воспитание. “Московские новости”, 1989, № 22.
7. Что значит “НЕТ” ? “Московские новости”, 1990, № 42.
8. О Фриде Вигдоровой. «Литературное обозрение», 1996 № 3 (257),

Об И. Грековой

1. Menke Elizabeth. Die Kultur der Weiblichkeit in der Prosa Irina Grekovas. Munchen, 1988.
2. Овчаров Л.А. Феномен Елены Сергеевны. “Авиация и космонавтика”, 1994, № 5-6.
3. Кузьмин Д. Свежесть предания. “Книжное обозрение”, 1995, № 9.
4. Первухина Н. “Свежо предание” новый роман И. Грековой. “Русская мысль”, 1995, № 4099.
5. Костырко С. Кривая Пеано. “Новый мир”, 1996, № 6.
5. Зотов И. Теория вероятностей. “EX LIBRIS”, 1997, № 4.
6. Шеховцова Н. Тайна писателя И. Грековой. “Аргументы и факты”, 1998, № 33.
7. Кузьмин Д. Пути русской культуры. “Русская мысль”, 2002, № 4406, 25 апреля.
8. Озерова К. Все, что талантливо и правдиво… “Панорама”, 2002, 24-30 апреля.
9. Ицкович С. Между прошлым и будущим. “Новое русское слово”, 2002, апрель.
10. Памяти Е.С. Вентцель. “Теория и системы управления”, 2002, № 6.

Вложение: 5154182_e_s_ventcel__i.pdf

Двум маленьким Вероникам и одной Ноэми, чуть побольше.

Мне захотелось по-своему пересказать эту элегантную сказку, хотя есть более точный и полный перевод под названием «Три пощечины». Пощечин, правда, было в этой сказке не три, а четыре, а если считать пощечно, то даже восемь, поэтому и «Пиф-паф». Главная же причина пересказа в том, чтобы адаптировать сказку по месту проживания и стоящему на дворе тысячелетию. Да простит меня обитающая на полях Элизиума тень замечательного автора сказки.
К. Н. Прутштейн

Эдуард Рене Лефевр де ЛАБУЛЭ
[Edouard René Lefébvre de Laboulaye, 1811—1883]


ПИФ-ПАФ
(Conte de tous les pays)

Король Бигбазар и принц Шарман

В королевстве по имени Буйнотравие, этой счастливой стране, много лет правил некий король. Еще в молодости он полюбил науку. Получив от своего учителя философии тему научной работы, король прилежно взялся за дело. Читал древних авторов, вел дневник наблюдений, составлял таблицы. В конце концов, он сделал открытие! Тема называлась “К чему приводит буйнонравие на покосах Буйнотравия”. Оказалось – к росту народонаселения.
Окрыленный успехом, король взялся за следующую тему “После какого по счету равноденствия наступит эра всеобщего благоденствия”. Опять он читал Протагора и Пифагора, Платона и Аристотеля. Читал охотно Цицерона, но Апулея не читал. Возможно, из-за этого пробела или по другим причинам, но открытие никак не давалось. Десятки лет жизнь его проходила в неотступных размышлениях о народном благоденствии. Просыпаясь темными осенними ночами, он шептал “Где же ты, тайна довольства народного?” и прислушивался к обидному вороньему карканью.
На многолюдных открытых заседаниях Тайного Королевского Совета ученый монарх размышлял вслух на излюбленную тему долго и запутанно. Но неблагодарный народ почему-то недолюбливал короля и дал ему прозвище Бигбазар, что на лаконичном местном наречии означало “Много и бесцельно рассуждающий”. А в этом славном королевстве был такой обычай: какое прозвище давали люди, так и звался человек до конца жизни.
У Бигбазара был сын. Вот, его-то просто обожали. Это был самый красивый ребенок в королевстве. Его лицо сияло утренней свежестью. Мягкие светлые волосы ниспадали на плечи, свиваясь в золотистые кудри. Голубые глаза, прямой нос, маленький рот придавали ему еще большее обаяние. В восемь лет этот мальчик уже прекрасно танцевал, скакал на пони и фехтовал маленькой шпагой.
– Ах, прелестный ребенок, шарман, шарман! – вздыхали буйнотравские дамы при виде принца. Так его и стали называть: принц Шарман, то есть по-французски “Очаровательный”.
Шарман был прекрасен, как солнечный день, но… и на солнце бывают пятна.
Мальчик желал все знать, но не хотел ничему учиться. Гувернеры, придворные и слуги ему часто повторяли, что труд не к лицу королям, а принц уже и так достаточно образован. Вот почему к двенадцати годам он еще ни разу не заглядывал в азбуку и даже не знал алфавита. Трое учителей: аббат, философ и полковник поочередно пытались научить его читать, но все их усилия были тщетны.

Мадмуазель Вероника

Король Бигбазар был просвещенным человеком. Невежество Шармана огорчало его. Но что делать? Какими средствами воздействовать на нежно любимого ребенка?
Король имел обыкновение после заседаний Тайного Королевского Совета завершать день у маркизы де Костабраво. Это была весьма пожилая дама с внешностью сказочной колдуньи. Все же легко было заметить, что в давние времена она была настоящей красавицей.
Однажды, когда Шарман особенно расстроил короля своим невежеством и неразумием, Бигбазар пришел к маркизе в страшном волнении.
– Маркиза! – воскликнул он. – Вы видите самого несчастного из всех отцов и всех королей! Несмотря на свою обаяние, Шарман с каждым днем становится все бестолковей и бестолковей. Я не могу доверить благополучие моего народа коронованному дурачку.
– Это в природе вещей. – отвечала маркиза. – Изящество и лень дружат друг с другом. Учености частенько сопутствует непривлекательность. Пример вы увидите сейчас, не выходя за порог моего дома. Несколько дней назад мне прислали из заморских колоний племянницу. Она маленькая, невзрачная и худенькая, но шаловлива, как обезьяна, и наполнена всяческими знаниями, как тугой кошелек ливрами, хотя ей не более десяти лет.
– Сир, а вот и она сама. Поздоровайся с его величеством!
Бигбазар повернул голову и увидел, подходившую к нему маленькую худенькую девочку с куклой в руках. У нее были жгучие черные глаза, густые, всклокоченные копной волосы, смуглые плечи, большие белые зубки и покрасневшие от возни с водой кисти рук.
Подойдя к королю, девочка с такой взрослой серьезностью сделала реверанс, что Бигбазар улыбнулся.
– Кто ты?
– Сир, – отвечала она важно, – я донна Вероника-Долорес-Розарио-Кораль-Конча-Балтазара-Мельхиора-Гаспара и Тодос Сантос, дочь благородного кабальеро дона Паскуале-Бартоломео-Франческо де Асиз и …
– Довольно, довольно – в притворном ужасе замахал руками король.
– А как обычно тебя зовут?
– Сир, меня зовут Никой.
– Я вижу, ты – необыкновенная девочка. Ты слышала о математике?
– Не только слышала. Я люблю ее. Это царица наук.
– Тогда попробуй решить задачу: “Шли вместе все хариты, каждая несла корзину с одинаковым числом яблок. Повстречали хариты сразу всех муз и дали музам поровну яблок. Так что поровну стало у каждой хариты и музы. Какую же долю отдали из каждой корзины? ” Сказать тебе, Ника, сколько было харит и муз?
– Я знаю. Харит три, а муз девять. Поэтому стало двенадцать одинаковых частей яблок. Тогда вначале у каждой хариты было по четыре части. Осталось потом по одной. Значит, каждая харита отдала три части из четырех, то есть три четвертых того, что у нее было.
– Умница! А скажи, есть тезки среди харит и муз?
– Да, есть две тезки. Муз зовут: Эрато, Эвтерпа, Каллиопа, Клио, Мельпомена, Полигимния, Терпсихора, Талия и Урания, – а харит: Аглая, Ефросина, Талия.
– Какие музы тебе больше нравятся?
– Терпсихора – муза танца и Урания – муза астрономии. Я люблю смотреть на звездное небо.
– Я тоже. – сказал король.- А кто из харит тебе по душе?
– Все: Аглая – богиня блеска, Ефросина – богиня радости, Талия – богиня цвета.
– Что ж, ты много знаешь и умеешь. Отгадай теперь загадку. Один художник так хорошо нарисовал виноградную кисть на ветке, что дикие птицы клевали картину, принимая виноградины за настоящие. Художник был горд и счастлив. Потом он нарисовал мальчика с виноградной кистью в руках. Птицы опять клевали картину, а художник очень расстроился. Почему?
– Дикие птицы не будут клевать виноград в руках мальчика. Значит, птицы понимали, что мальчик ненастоящий. Плохо он получился у этого художника.
– Молодец! А вот загадка потруднее. Слепой поэт повстречал на берегу моря двух рыбаков и спросил, кого они ловят? Они ответили: “То, что поймаем, отбрасываем, а то, что не поймаем, унесем с собой.” Какой ловлей они занимались?
Девочка задумалась, а потом стала рассуждать вслух.
– Если непойманное они уносили с собой, значит, оно уже было при них.
– Если пойманное они отбрасывали, значит, оно было им ненужно или неприятно.
Ника опять задумалась.
– Есть такие насекомые лосиные мухи. Когда они заползают под одежду, это очень неприятно. А если их вытряхивать, когда идешь по камням, можно споткнуться и больно ушибить коленку.
“Какая мудрая, рассудительная девочка” – с восхищением подумал король.
– Нет, этих мух не бывает на берегу моря. Наверное, рыбаки избавлялись от тех насекомых, которые заводятся в высоких прическах благородных дам, если они долго не моют голову.
– Мон дье! – воскликнул король по-французски. – Она умнее самого Гомера! Рассказывают, будто он умер от огорчения, что не отгадал эту загадку.
Маркиза явно наслаждалась этой ученой беседой.
Король продолжал разговор.
– Я вижу, что ты умная и хорошо образованная девочка. А как ты объяснишь, что значит быть образованным человеком?
– Сир, образованный человек рассуждает только о том, что хорошо знает, и отдает себе отчет во всем, что он делает.
– А что ты скажешь о невеждах?
– Невежды бывают трех видов: одни ничего не знают и молчат, другие болтают о том, чего не знают, третьи затыкают уши, когда их хотят чему-нибудь научить. Сир, позвольте мне поиграть с моей куклой.
Девочка села на пол и стала переодевать куклу.
– Вот такая она! – воскликнула маркиза. – Сир, что вы думаете об этом ребенке?
– Дорогая маркиза, мне пришла в голову интересная идея. Я ничего не могу поделать с моим сыном. Никто не может научить его читать. Я хочу сделать Нику наставником Шармана. Может быть, эта необыкновенная девочка хотя бы научит его читать…

Первый урок

Вот так, Нике поручили важное государственное дело – стать наставником юного принца.
На следующее утро Шармана отправили к маркизе и разрешили ему поиграть с ее маленькой племянницей.
Детей оставили одних. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Ника, более смелая, заговорила первой.
– Как тебя зовут? – спросила она своего нового сотоварища.
– Лица, еще не представленные мне, называют меня Ваше Высочество. – важно ответил Шарман. – Лица, которые мне уже представлены, называют меня совсем просто: Монсеньер. Но все обращаются ко мне только на “вы”. Так велит этикет.
– А что это такое, этикет? – спросила Ника.
– Я не знаю.- честно сказал Шарман. – Когда я прыгаю, кричу или кувыркаюсь, мне говорят, что это против этикета. Тогда я заставляю себя быть смирным и очень скучаю, вот это и есть этикет.
– Но мы-то здесь, чтобы не скучать, – сказала Ника, – причем тут этикет? Говори мне ты, как будто я твоя сестра. Я тоже буду говорить тебе ты, как будто своему брату, а уж Монсеньером, точно, не буду тебя называть.
– Но ты не представлена мне.
– Я хочу крепко дружить с тобой. Это гораздо лучше всяких церемоний. Говорят, ты хорошо танцуешь. Поучи меня танцевать. Ты хочешь?
Лед был сломан. Шарман взял девочку за руку и за талию и целый час обучал ее танцам.
– Как ты хорошо танцуешь. – сказал он ей. – Ты мгновенно схватываешь движения.
– Это потому, что ты хороший учитель. – ответила она. – Теперь моя очередь поучить тебя чему-нибудь.
Она взяла красивую книгу с прекрасными картинками и стала показывать ему памятники, рыб, государственных мужей, ученых, животных, цветы, – все, что могло вызвать любопытство Шармана.
– Видишь ли, – сказала Ника, – здесь есть пояснения ко всем картинкам. Почитаем?
– Я не умею читать.
– Ты будешь королем. А король должен читать все ордонансы, которые подписывает. Я научу тебя читать.
– Нет, я не хочу читать. Мне надоели с этими разговорами мои учителя.
– А разве я учитель? Смотри, вот буква А, красивое А. Скажи А!
Принц понял теперь военную хитрость короля и маркизы.
– Нет, – ответил он, нахмурив брови, – я никогда не скажу: А.
– Даже, чтобы доставить мне удовольствие?
– Нет, никогда!
– Сударь, – сказала Ника, – галантный мужчина ни в чем не отказывает дамам.
А я отказываю! – сердито возразил принц. – Оставь меня в покое. Я больше не люблю тебя. Отныне говори мне Монсеньер и только на вы.
– Monseigneur Charmant ou mon charmant seigneur, вы будете читать или объясните настоящую причину вашего упрямства! – сказала Ника, краснея от гнева. Слезы выступили у нее на глазах.
– Я не буду читать!
– Нет!? Я считаю до трех. Раз,…, два, …, три?
– Нет, нет и нет!
Две молнии сверкнули в жгучих глазах Ники. Пиф-паф! Две пощечины оставили красные пятна на щеках мальчика.
Случилось страшное! Просто неслыханное. Ударили наследного принца Буйнотравии. Первое побуждение Шармана было дать сдачи. Но благородный рыцарь не может коснуться женщины (без ее позволения). Ладно, он будет сражаться ее же оружием и победит! Докажет полное превосходство королевского сына над этой заносчивой девчонкой. Покажет ее всем невежественной и глупой.
Побледнев, потом покраснев, со слезами, навернувшимися на глаза, принц смерил Нику грозным и величественным взглядом. Потом, взяв себя в руки, слегка дрогнувшим голосом сказал: “Ника, это А.”
В течение первого же урока Шарман выучил все двадцать шесть букв алфавита. А к концу недели он уже бегло читал.
Кто был безумно счастлив, так это король Бигбазар. Он расцеловал Нику в обе щечки. Он хотел, чтобы девочка всегда была во дворце вместе с сыном или с ним самим. Он называл этого ребенка своим другом. У всех придворных это вызывало зависть.
Шарман горел желанием превзойти наставницу и унизить ее. Он схватывал все, что ему объясняла Ника. Потом приходил к своим учителям и заставлял себя вгрызаться в грамматику и философию. Но с искренним удовольствием он слушал только то, что рассказывал полковник Багинет: как сражаться на поле боя и делать смотр войскам на глазах дам и всего народа.
Шли годы, но “догнать и перегнать” никак не получалось. На каверзные вопросы, которые придумывал принц, Ника всегда отвечала правильно, а вот ее вопросы и задачи частенько приводили Шармана в замешательство.
В таких случаях Ника начинала напевать:

Мальчик резвый, кудрявый, ученый,
Пирожок, только что испеченный!

Как он ненавидел ее в эти минуты. Даже любимые свежие пирожки с начинкой из лесных ягод не лезли в горло.
Однажды Ника пыталась принца научить хорей от ямба отличить.
Наслушавшись стихотворных примеров, Шарман вдохновился и сам сочинил четыре строчки.

Суп остыл из хризантем,
Я мечтаю, а не ем.
Я мечтаю ни о чем,
Лучше поиграть с мячем.

Гордый и счастливый, он начертал эти строки на плотном листе бумаги красивым круглым почерком и положил на видном месте, чтобы Ника сразу заметила.
Ника взяла листок, прочитала, что-то быстро написала на нем и молча положила на место.
Когда она ушла, Шарман прочитал написанное наискосок листа стремительным угловатым почерком.

Не пиши стихов, Шарман.
В них занудство и туман.

Принц покраснел от обиды и смущения. Это было еще хуже пощечин.
– Ну, Ника, погоди!
Странно, что при всех этих обидах, в те дни, когда Ника не приходила во дворец, Шарман не мог найти себе ни места, ни занятия.
Эта непонятная зависимость злила его еще больше.
Сам того не ведая, подливал масло в огонь и король. Испытывая счастье от ученых успехов наследника, он постоянно твердил принцу без Ники и при ней самой
– Сын мой, не забывай, что всеми успехами ты обязан Нике.
А девочка краснела и с нежностью смотрела на принца.
Шарман всегда сухо отвечал на отцовские слова, что чувство благодарности есть истинная добродетель принцев.
Бедной Нике еще предстояло узнать, что это за “ добродетель ”.

Месть Шармана

Дети росли, а король старел, болел все чаще и тяжелее.
Когда Шарману исполнилось семнадцать лет, король призвал его к себе и сказал, что хочет женить сына прежде, чем отойдет в иной мир.
Про себя принц пропел: “Близится час торжества моего”, а вслух сказал подобающим тоном
– Отец мой, вы дали мне жизнь, а Ника пробудила мой ум и мою душу. Я обязан вернуть долг моего сердца. Я возьму в жены ту, которая пробудила мой ум и мою душу. Я прошу у Вас руки Ники.
– Мое дорогое дитя, - ответил растроганный до глубины души Бигбазар, – Ника – королева по сердцу и разуму. Пусть она взойдет вместе с тобой на трон. Завтра же отметим вашу помолвку, а через два года я вас поженю.
Однако уже через пятнадцать месяцев после этого разговора герольд провозгласил с балкона королевского дворца:
– Король Бигбазар умер. Да здравствует король Шарман!
Старая маркиза и Ника горько оплакивали своего доброго друга. Шарман не был плохим сыном, но его быстро отвлекли государственные заботы. Двор целиком принадлежал новому королю и больше не вспоминал о старом.
Скоро молодой король собрался пышно отпраздновать свадьбу. Добрый буйнотравский народ радостно встретил это событие. За сто миль в округе люди собрались в столицу, чтобы увидеть нового короля и его супругу.
Короче говоря, это был замечательный праздник, о котором вспоминали еще полгода спустя.
Когда наступил вечер и праздник завершился, Шарман взял Нику за руку и с холодной вежливостью, не произнеся ни слова, повел ее длинными дворцовыми переходами. Они пришли в тюремную башню. Оглядевшись, Ника увидела мрачную камеру с зарешеченными окнами, замки и огромные засовы. Ей стало страшно.
– Что это? – спросила она. – Это похоже на тюрьму.
– Да, это тюрьма! – вскричал король, жестоко глядя на королеву. – И ты выйдешь из нее только, когда тебя опустят в могилу.
– Мой друг, ты пугаешь меня. – ответила Ника, улыбаясь. – В чем же я провинилась?
– У тебя короткая память! – заикаясь от гнева, кричал Шарман. – Вспомни-ка твои пощечины наследному принцу. Я ничего не забыл. Я и женился на тебе, чтобы открыть путь к мести.
– Мой друг, – твердо сказала девушка, – я знаю вас и я вас предупреждаю, прекратите эту глупую шутку или я дам вам еще три такие же пощечины прежде, чем переступлю порог вашего дворца. Клянусь, что я сдержу мое слово.
– Что ж, клянитесь, Мадам. – язвительно кричал Шарман. – Я тоже клянусь, что вы не войдете в мой дворец. Хорошо смеется тот, кто смеется последним!
– Смейся, паяц. – прошептала Ника.
– Гардетур, сюда! – приказал король.
В камеру вошел тюремщик Гардетур. Он грубо толкнул королеву на отвратительное ложе и со страшным лязгом запер камеру.
Шарман долго стоял у дверей камеры. Хотя бы одно всхлипывание, одна просьба о пощаде, и он бы вернулся в свои покои, ведя за руку навсегда покорную Нику. Нет, только давящая тюремная тишина. Безумно устав от напряжения, король удалился. Он яростно клялся себе, что не уступит, пока не сломит гордость Ники. Говорят ведь, что месть – это высшее наслаждение королей.
У дверей камеры остался только видавший виды старый тюремщик. Но даже он был поражен силой духа юной королевы. Двумя часами спустя, таинственная рука вручила маркизе де Костабраво маленькую записку, из которой она узнала о печальной судьбе племянницы. После прочтения записки в эту же таинственную руку опустился тугой кошелек.

Вычеркнули из списка живых.

На следующее утро придворная газета “Шелест Буйнотравия” объявила, что королева заболела вечером в день свадьбы и у докторов мало надежды на ее излечение. На исходе праздничного дня королева была очень возбуждена. Поэтому ее болезнь никого не удивила.
Шарман смертельно боялся визита маркизы. Что ей сказать, что соврать? Но, к его удивлению, все прошло гладко.
Добрая дама была опечалена. Она хотела бы навестить свою несчастную племянницу, но боится, что не выдержит душераздирающего зрелища. Она обняла Шармана, который с чувством облегчения поцеловал ее. Сказав, что она верит в любовь короля и талант первого придворного доктора, маркиза удалилась.
Когда маркиза вышла, лейбмедик, посвященный в мрачную тайну, что-то шепнул на ухо королю. Шарман кивнул. Теперь-то он наверняка добьется своего.
Первый придворный доктор Маферист родился в королевстве Несбыточных Надежд. Он покинул свои родные края, чтобы искать счастья в Буйнотравии. Был он человеком жестоким и неразборчивым в средствах. Несчастная королева теперь должна попасть в его руки.
Прошло три дня заключения королевы. Утром четвертого дня насмерть перепуганный Гардетур внезапно вбежал в королевские покои и упал на колени перед королем.
– Сир, – едва выговорил он, – отрубите мне голову. Королева исчезла этой ночью.
– Что ты болтаешь! – бледнея, вскричал король. – Это невозможно. Окна зарешечены и камера крепко заперта.
– Да, – сказал тюремщик, – это невозможно. Решетки и замки на месте, стены целы. Но есть колдуньи, которые проникают через стены. Может быть королева … Кто знает, откуда она явилась?
Король послал за доктором. Маферист не верил в колдуний. Он простучал стены, проверил крепость решеток, допросил тюремщика. Все бесполезно. Отправили надежных сыщиков рыскать по всему городу, но следы королевы не обнаружились.
Маферист настойчиво советовал казнить Гардетура, но король только разжаловап его из тюремщиков. Как носителя важных королевских секретов Гардетура оставили при дворе привратником дворцового парка.
В конце недели рыбаки принесли во дворец платье и накидку королевы. Волна выбросила их на берег. Несчастная больная утопилась. Никто не сомневался в этом, видя печаль короля и слезы маркизы. Собрали Совет.
Тайный Королевский Совет постановил:
1.юридически признать королеву усопшей;
2.юридически признать короля вдовцом;
3.руководствуясь высшими интересами народа Буйнотравии, просить короля, как можно скорее, заключить новый брак.
Маферист, первый придворный доктор и председатель Совета, произнес столь трогательную речь, что Шарман бросился в его объятия, называя истинным другом. Все присутствующие плакали навзрыд.
Придворный поэт Боблагим через несколько дней написал поэму, в которой были следующие строки:

Когда почтенный доктор говорит,
Любовью к королю питаем,
Глаза блестят, лицо горит,
Сам плачет и мы все рыдаем!

Кончину королевы отметили со всей возможной помпезностью.
Следуя этикету, “Шелест Буйнотравия” предписал подданным большой и малый траур. После окончания траура было решено дать во дворце бал-маскарад.
Вот так и была оплакана бедная Ника.

Бал-маскарад

В придворной газете “Шелест Буйнотравия” был опубликован список приглашенных и объявлен распорядок бала. Объявлено также, что незамужняя дама, первой угадавшая маску короля, будет включена в список королевских невест.
Здесь уместно напомнить, что когда-то выходили еще две газеты – “Листки Буйнотравия” и “Корни Буйнотравия”, враждовавшие друг с другом. Однажды в Тайный Королевский Совет пришло письмо без подписи. Безымянный автор обращал внимание, что название “Листки Буйнотравия” похоже на название американской книжки “Листья травы”. Из этого сходства логически выходило, что злокозненные газетчики намерены насаждать американское вольнодумство в умах и засевать американскими сорняками сочные буйнотравские луга. “Листки” немедленно закрыли.
Обрадованный успехом своей интриги и преисполненный чувством благодарности властям, редактор “Корней” чистосердечно призвал читателей вырвать с корнем сорняки, заполонившие дворцовую площадь, и засадить ее благоухающими цветами. Члены Тайного Королевского Совета усмотрели в этом призыве зловещий намек на государственный переворот. И “Корни” тоже закрыли.
Вернемся к нити событий. Вся страна ожидала королевского маскарада. В течение шести недель приглашенные дамы жили, как в лихорадке. Были заброшены обычные разговоры о министрах, сенаторах, генералах, принцессах. Обсуждались только костюмы пьеро, арлекинов, пульчинелл, цыганок и коломбин.
Наконец, великий день наступил. Бальный павильон располагался среди садов. Пройдя через едва освещенный зеленый лабиринт, гости внезапно попадали в зал, полный цветов, света и ярких маскарадных костюмов. Высокие прически дам напоминали самые буйные травы родной страны. Играл спрятанный среди листвы и цветов оркестр.
Бал открылся торжественным полонезом. За старинными церемонными менуэтами последовали всевозможные виды зажигательного контрданса: кадрили, гросфатеры, экосезы и котильоны. В разгаре бала мазурки сменялись благородными и сентиментальными вальсами, а для отдыха танцующих исполнялся “более, чем медленный вальс”.
Музыка, смех и веселье царили на балу.
Однако, молодому королю было невесело. Скрытый под черной маской и скромным голубым домино, он приглашал самых элегантных и обаятельных дам, но встречал всегда только холодное равнодушие. Едва выслушав его комплименты, дамы спешили поскорее отделаться от него. Все взгляды были обращены к фигуре в черном домино с розовыми бантами. Этой маске доставались все возгласы восхищения и обворожительные улыбки. Под маской скрывался сеньор Маферист, лучший друг короля. Утром доктор сообщил только двум дамам под строжайшим секретом, что король будет в черном домино с розовыми бантами.
Тем временем, Шарман сидел в дальнем углу зала, спрятав лицо в ладони. Один посреди веселящейся шумной толпы, он грезил, и облик Ники возникал перед ним. Он не упрекал себя ни в чем. Его месть была справедлива, но угрызения совести мучили его. Бедная Ника, несомненно, она была виновна, но она его любила, его понимала, при встречах ее глаза сияли от радости. Какой контраст с этими танцующими куклами, которые равнодушно смотрят на простое домино, скрывающее короля, и не могут по первому же сказанному слову угадать своего монарха.
Шарман резко встал, чтобы уйти с бала. Но вдруг он заметил маску, стоявшую в стороне от общего веселья. Король подошел к незнакомке, одетой в цыганское платье, и увидел глубокую печаль в ее глазах.
– Прекрасная маска, – сказал он, – Ваше место не здесь. Оно в этой толпе, которая ищет короля: ведь можно получить корону. Разве вы этого не знаете?
– Мне не надо короны. – ответила маска тихо и печально. – Эти азартные дамы рискуют принять слугу за короля.
– Но я вам точно покажу настоящего короля.
– Мне не о чем с ним говорить.– возразила незнакомка.
– Вы плохого мнения о короле?
– Нет. Пожалуй, хорошего в нем больше, чем плохого.
После этих слов маска снова погрузилась в свою печаль.
Эта грусть и равнодушие к успеху были удивительны. Заинтригованный и уже влюбленный, Шарман стал пространно уговаривать маску принять его помощь, но она была немногословна и тверда в своем отказе. Тогда он попросил незнакомку выслушать его в тишине лабиринта.
Они вышли в полумрак лабиринта. Сели на скамью. Помолчали. Король попросил таинственную даму снять маску. Она не ответила и встала, чтобы уйти. Шарман вскочил.
– Вы не отвечаете, я в отчаянии, мадам, – воскликнул король, – почему вы молчите?
– Потому что я вас узнала, Сир. – тихо ответила незнакомка. – Позвольте мне удалиться, король Шарман.
– Нет, мадам, вы единственная узнали меня под маской, вы единственная поняли меня. Именно вам принадлежит мое сердце и только с вами я разделю мой трон. Сбросьте маску и мы вернемся на бал. Скажите одно слово, и весь мой народ будет у ваших ног!
– Сир, – печально ответила маска, – позвольте мне отказаться от этого предложения. Я самолюбива и не хочу получить только часть вашего сердца, я ревную даже к прежней вашей любви.
– Я никого не любил! – воскликнул Шарман так убедительно, что незнакомка вздрогнула.
– В моем браке есть тайна, которую я могу открыть только моей супруге. Но могу дать клятву, что никому еще не отдавал моего сердца, вы моя первая любовь!
– Покажите мне вашу руку. – сказала дама в цыганском наряде. – Я проверю, правду ли вы говорите.
Король протянул руку. Незнакомка взглянула на линии ладони и тяжело вздохнула.
– Вы правы, Сир. Вы никогда не любили. Но была женщина, которая любила вас. Смерть не разорвала этой святой связи. Королева все еще любит вас. Прощайте!
Шарман чувствовал, что счастье всей его жизни уйдет прочь вместе с этой таинственной цыганкой. Чтобы удержать ее, он был готов на все, даже на низость, на ложь и клевету.
– Мадам, вы причиняете мне боль, вы заставляете меня открыть мрачную тайну. Королева никогда не любила меня. Только тщеславие управляло ее поведением.
– Это не так, – сказала незнакомка, отпустив, наконец, руку короля, – королева любила вас.
– Нет, мадам. – возразил Шарман. – Мой отец и я стали жертвами интриги.
– Довольно, – резко сказала дама, – уважайте усопших.
– Мадам, – закричал король, – я говорю вам правду, королева никогда не любила меня, она была недостойной женщиной!
– Что вы сказали!?
– Недостойной, двуличной!
– Но она вас любила! – перебила короля дама в маске.
– Нисколько не любила! – кричал Шарман, в отчаянии совершенно теряя голову и совесть. – Даже в свадебный вечер она посмела мне сказать, что вышла замуж только ради короны.
– Но это же неправда, неправда!
– Клянусь вам, мадам, что так и было!
– Ты лжешь! – воскликнула незнакомка.
Две молнии сверкнули в прорезях маски. Пиф–паф! Два звонких хлопка смешались с отдаленными нежными звуками мазурки “Сердце женщины”.
Недетские сильные пощечины на мгновение ослепили короля, а когда он опомнился, то увидел лишь взмах крыла цыганской шали за поворотом лабиринта.
Обезумев от ярости, король хотел схватиться за шпагу, но вместо эфеса на левом боку был бант. На бал не ходят, как на сражение. Он бросился догонять дерзкую маску. Но куда она скрылась? Король раз двадцать пробежал по всему лабиринту, но цыганской маски нигде не было.
Отчаявшись найти ее в лабиринте, король вернулся в зал. Несомненно, незнакомка спряталась здесь. Но как же обнаружить ее под маской?
Простая мысль внезапно осенила короля. Он заставит всех сбросить маски, и тогда, конечно, найдет эту странную цыганку.
Тотчас же Шарман вскочил на стул и выкрикнул так, что все в зале вздрогнули.
– Дамы и господа, скоро рассвет, долой маски. Я подаю пример! Кто любит меня, сделает то же!
Он скинул домино, сорвал маску и предстал в испанском костюме.
Единый крик изумления вырвался из всех уст, все взгляды обратились сначала на короля, а потом на черное домино с розовыми бантами. Эта маска вышла из зала быстро, но с достоинством. Все сняли маски. Дамы окружили короля, приседая в реверансах. Заметили, что больше всего короля интересовали дамы в цыганских нарядах. И молодых и старых в цыганских платьях он просил подать ему руку, подносил к лицу, как для поцелуя, и отпускал. Потом он дал знак оркестру возобновить танцы и исчез из зала.
Он побежал в лабиринт. Он рыскал наугад по лабиринту, внезапно останавливался, всматриваясь и прислушиваясь, метался, как безумный, смеясь и плача одновременно. В одной из аллей его нашел Гардетур. Славный привратник подошел к королю с дрожавшими от страха руками.
– Сир, – едва прошептал он, – Ваше Величество, вы видели это?
– Что? – спросил король.
– Призрак, Сир. Он прошел около меня. Я пропащий человек. Завтра умру.
– Что за призрак?
– Фигура в домино со сверкающими глазами. Призрак велел мне стать на колени и дал две крепкие пощечины.
– Это она! – вскричал король. – Это она! Почему ты упустил ее?
– Мажесте, у меня не было алебарды.
– Но, где она. Куда она ушла? Веди меня за ней. Если найду ее, я тебя озолочу!
– Сир, – сказал честный страж, глядя на луну, – Призрак там, наверху. Я видел это так же ясно, как вижу вас. Призрак поднялся вверх и растворился в тумане. Но перед тем, как взлететь, он сказал несколько слов для Вашего Величества.
– Живо, что он сказал?
– Сир, это ужасные слова. Я никогда не осмелюсь повторить их Вашему Величеству.
– Говори же, я хочу их услышать, я приказываю тебе!
– Сир, призрак сказал: “Передай королю, что если он женится во второй раз, то умрет”
Из бального павильона доносились приглушенные листвой таинственные звуки польки–мазурки “Фата Моргана”.
– Ладно. – помолчав немного, сказал король. – Возьми этот кошелек. Отныне ты всегда будешь при моей особе. Я назначаю тебя первым камер–лакеем. И не вздумай разболтать эту тайну.
Покидая короля, Гардетур говорил про себя: “Это уже второй кошелек. Королю – оплеухи, мне – кошельки. Высшая справедливость.”
На следующей день в “Шелесте Буйнотравия” было напечатано, что король скорбит по безвременно скончавшейся любимой жене и еще долго даже и думать не будет о повторном браке. Все придворные громко говорили друг другу, что в королевстве есть только единственное до гроба верное сердце, и это сердце короля Шармана.

Король заболел

Молодой король тосковал. Чтобы развеяться, он охотился, председательствовал в Совете, смотрел спектакли и слушал оперы. Он даже прочитал роман и шесть толстых журналов. Ничего не помогало. Воспоминания о встрече с таинственной цыганкой преследовали его во сне и наяву. Он видел ее, говорил с ней и слышал ее, но как только пытался снять с нее маску, всегда появлялось бледное и печальное лицо Ники.
Теперь у Шармана не было прежней уверенности в справедливости его мести. Все обиды на Нику представлялись мелкими, а уколы самолюбию пустяковыми. Его жестокость не имела оправданий. К этому добавились еще жгучий стыд от разговора в лабиринте и страх перед неведомыми силами, уже слегка наказавшими его.
Шарман пытался рассказать о мучивших его угрызениях совести своему лучшему другу Маферисту. Тот только посмеивался над сентиментальностью короля.
Чтобы отвлечь Шармана от горестных дум, Маферист ежедневно ужинал наедине с королем. При этом уверенный в себе и улыбающийся Маферист искусно управлял мыслями и делами короля.
Тремя королевскими декретами он увеличил налоги, сильно расширил штаты полиции и армии, открыл много новых тюрем, куда бросали людей за то, что они слишком громко выражали неудовольствие властями.
Однако, народ не одобрял государственные заботы доктора. Теперь все вспоминали добрые старые времена короля Бигбазара.
Народ чувствовал, что король ничто, а его первый министр – все. Шарман ничего этого не замечал. Он проводил все дни в компании пажа Тонто, приставленного к нему Маферистом.
Тонто умел развлечь короля. Шарман любил его общество. Тонто нравился и министру, так как имел поручение доносить ему все, что говорил король.
Тщеславный доктор мечтал об отречении короля. С этой целью лучший друг монарха хотел отправить Шармана куда–нибудь подальше, якобы на лечение. А в его отсутствие Маферист захватил бы всю полноту власти.
Шарман был еще очень юн и верил искренне в заботы доктора о его здоровье. Однажды Маферист пригласил во дворец трех знаменитых, по его словам, докторов. Это были рослый Наливон, толстый Поддавон и маленький Похмелон.
Они расспрашивали короля, осматривали его, поворачивая то туда, то сюда. Наконец, после тихого обсуждения первым заговорил Наливон.
– Сир, вам надо больше отдыхать и меньше работать. Подумайте о поездке в страну Воды Жизни, иначе вы можете умереть. Таково мое мнение.
– Сир, – сказал Поддавон, – уезжайте пить Воду Жизни и побыстрее, иначе вы можете умереть. Таково мое мнение.
– Сир, – сказал Похмелон, – пейте Воду Жизни. Только она вам поможет. Немедленно уезжайте, иначе вы можете умереть. Таково мое мнение.
Потом три доктора поклонились министру, поклонились королю и важно спустились по дворцовой лестнице.
– Сир, – сказал Маферист, когда доктора ушли, – вам настоятельно рекомендуют уехать в страну Воды Жизни и оставить на время государственные дела. Вы должны принести эту жертву вашему народу, чтобы…
– Довольно. – прервал его король. – Ты хочешь, чтобы я уехал, мой добрый друг. Хорошо, я уеду. Я доверяю тебе регентство. Подготовь декрет, я подпишу его.
– Сир, декрет уже лежит в моем портфеле. У хорошего министра декреты всегда наготове.
Шарман взял перо и подписал декрет, не читая. Потом протянул бумаги улыбающемуся министру.
Вдруг он вспомнил звенящий детский голосок “Ты будешь королем. А король должен читать все ордонансы, которые подписывает”
Маферисту показалось, что просто по капризу король внезапно вернул декреты на стол и прочитал их.
– Что! Ты не объясняешь здесь мотивы твоего назначения. Ты не заверяешь мой народ, что я люблю и полностью доверяю тебе. Доктор, ты слишком скромен. Я добавлю все это, и завтра декрет опубликуют в “Шелесте Буйнотравия”. А сейчас прощай. Эти доктора меня утомили.
Доктор ушел, как на крыльях, с высоко поднятой головой и гордым взглядом. Шарман снова впал в свою обычную задумчивую печаль. Он думал о том, что, несмотря на все, он еще не самый несчастный из королей, так как у него есть настоящий друг.
Неожиданно еще один доктор совсем маленького роста появился в кабинете короля. Шарман никогда не видел его раньше. На нем был белый парик и длинные букли. Совершенно седая борода закрывала всю его грудь, а глаза живо и молодо глядели из–под мохнатых седых бровей.
– Где эти плуты? – вскричал он резким фальцетом, стукнув палкой о пол. – Где эти мужланы, которые не дождались меня? Быстро покажите мне язык, я спешу.
– Кто вы? – спросил король.
– Доктор Верите, самый великий доктор во всем мире. Вы тотчас это поймете, несмотря на мою скромность. Спросите Мафериста, моего ученика, это он меня пригласил. Покажите язык. Хорошо. Достаточно. Где результаты консилиума. Ага, очень хорошо. Пить Воду Жизни. Знаете ли вы, чем больны? Вас угнетает душевная боль.
– Вы сразу увидели это? – спросил совершенно потрясенный Шарман.
– Да, сын мой, это написано на вашем языке. Но я вылечу вас. Завтра в полдень вы будете совершенно здоровы.
– Завтра? – удивился король. – Но всех моих сокровищ …
– Замолчите, сын мой. А что это за портфель? Это портфель министра? Хорошо. Подпишите, пожалуйста, эти три декрета из его портфеля. Вот и вся плата за излечение.
– Но, это же пустые бланки. Что вы с ними собираетесь делать?
– Это будут декреты для меня самого. Подпишите. Вот, хорошо. Завтра в полдень вы будете веселы, как зяблик. Первым ордонансом я распущу шесть полков. Вторым я сокращу на четверть налоги. Третьим я выпущу политических заключенных и закрою долговые тюрьмы. Вы смеетесь, сын мой. Это хороший знак, когда больной смеется от слов врача.
– Да, я смеюсь, когда представляю, какую гримасу скорчит Маферист, читая эти ордонансы в газете. Но хватит, доктор. Покончим с этими шутками. Верните мне подписанные бланки.
– Что это? – спросил маленький доктор, взяв со стола декрет о регентстве. – Да простят меня небеса, но это же отречение! Как! Бросаешь твой народ, твою честь, твое имя под ноги авантюристу! Это невозможно. Я не допущу этого! Ты слышишь?
– Как смеешь тыкать королю?
– Не обращай внимания, – ответил доктор. – Шарман, разве ты сумасшедший? Ты что, грезишь наяву? У тебя нет сердца?
– Это уж слишком! – закричал король.– Уходи, несчастный, или я выброшу тебя в окно.
– Уйти? Нет! Сначала я разорву твое отречение, я растопчу его ногами.
Шарман схватил этого яростного старика и позвал стражу.
Две молнии вылетели из–под мохнатых бровей старичка. Пиф–паф! Сильные пощечины оглушили короля. От неожиданности он разжал руки. Странный доктор опрокинул ногой светильник и с удивительной ловкостью исчез в темноте.
Шарман еще раз позвал стражу. Никто не появился.

Король выздоровел

Наконец, дверь отворилась и появился Гардетур. Согласно этикету в это время он должен был раздевать короля ко сну. В кабинете было темно. Гардетур зажег лампу.
– Где этот доктор? – гневно спросил Шарман.
– Сир, Его Превосходительство покинул дворец более часа назад.
– Зачем ты рассказываешь о Маферисте? Куда делся доктор, который меня оскорбил?
Гардетур с печалью посмотрел на короля, возведя глаза к небу и сочувственно вздыхая.
– Человек вышел через дверь, которая ведет к тебе. Как он вошел? Где он спрятался?
– Сир, я не покидал моего поста и я никого не видел.
– Я говорю тебе, что некий человек был в этой комнате минуту назад.
– Сир, Ваше величество никогда не ошибается, но, может быть, вам приснилось.
– Трижды идиот! Я выгляжу как проснувшийся человек? Это во сне я опрокинул лампу? Это во сне я разорвал эти бумаги?
– Сир, перед тем, как я пришел к вам, неодолимая дремота охватила меня. Вдруг невидимая рука дала мне две пощечины и …
– Две пощечины! – воскликнул король. – Это призрак!
– Ваше Величество тысячу раз прав. Я просто идиот. Конечно, это призрак!
Гнев на нерадивого слугу сменился сочувствием к товарищу по несчастью.
– И я не узнал его. – сказал Шарман. – Ведь это был тот же голос и те же жесты. Что он хотел сегодня сказать? Что бы ни было, но я остаюсь в стране. Друг мой, возьми кошелек и храни эту тайну.
Верный Гардетур пробормотал про себя: “Еще оплеухи и еще кошелек. Этот уже третий.” и быстро раздел короля.
Но возбужденный Шарман не мог уснуть. Он долго рассказывал Гардетуру про призраков, биополе, ауру, вертящиеся столы, летающие тарелки и прочие ученые чудеса. Потом вдруг спросил: “А ты знаешь, Гардетур, что электрон так же неисчерпаем, как и атом? ”
Гардетур этого не знал. Он, правда, хорошо знал короля. Поэтому, восхищаясь его ученостью, открывал рот все шире и шире. Казалось, он мог проглотить всю солнечную систему, вплоть до орбиты разжалованного Плутона.
Только на рассвете Шармана сморил сон.
Когда он проснулся, день был в разгаре. Сквозь тяжелые портьеры доносился необычайный шум. Звонили колокола, грохотали пушки, играли сразу несколько военных оркестров.
Король позвонил. Вошел сияющий Гардетур с букетом цветов.
– Сир, позвольте вашему верному слуге первым выразить вам всеобщую радость и благодарность. Налоги уменьшены, тюрьмы открыты, армия сокращена. Сир, вы величайший король в мире. Покажитесь народу, который кричит “Да здравствует король!” Озарите улыбкой ваших подданных.
Слезы радости выступили на глазах Гардетура. Он полез в карман за платком, но вместе с ним вытащил газету и стал целовать ее, как помешанный.
Шарман взял газету. Кто принес ордонансы в “Шелест Буйнотравия”? Как Маферист допустил их публикацию? Король хотел обдумать все это, посоветоваться, порасспросить, но народ стоял под окнами дворца. Король вышел на балкон. Воодушевление толпы растрогало его до слез. Мужчины подбрасывали шапки. Женщины махали платочками. Матери высоко поднимали детей. Все кричали: “Да здравствует король!” Солдаты дворцовой стражи стояли с цветами в ружейных дулах, офицеры салютовали сверкающими на солнце шпагами.
Общий подъем захватил Шармана. Он и сам чуть было не крикнул “Да здравствует король!”, но вспомнил насмешливый взгляд черных глаз и осекся.
“ Трудно нам, королям” – подумал Шарман.
В это время пробило полдень. Призрак был прав. Король выздоровел.
Министры пришли поздравить и поблагодарить короля за то, что он понял их самые сокровенные желания. Единственный, кого не было на торжестве, это Маферист. Куда он делся? Никто не знал.
Вдруг на балконе появился очень озабоченный паж Тонто. Он передал королю запечатанный пакет, доставленный прискакавшим на взмыленном коне офицером. Генерал Багинет объявлял королю ужасную новость: шесть сокращаемых полков взбунтовались, Маферист возглавил мятеж. Он обвиняет короля в убийстве королевы. Мятежники хорошо вооружены и приближаются к столице. Багинет умолял короля принять на себя командование, чтобы не допустить присоединения других частей к мятежу. Промедление смерти подобно.
Праздник в столице продолжался. Вышли первые номера двух враждующих между собой газет “Столичный Буйнотравец” и “Завтрашние корни”.
Но король, сопровождаемый Тонто, Гардетуром и несколькими офицерами, сразу после получения пакета тайно отбыл к войскам.

Сражение

Прочитав донесение, Шарман похолодел и думал только о том, что справедливая месть настигла его. Печально отрешенный он прошел по лагерю своей армии, не отпуская шуток среди солдат и не воодушевляя офицеров. Войдя в шатер, король сразу опустился на стул и тяжело вздохнул. Тонто тоже был встревожен поворотом событий.
– Сир, – обратился к королю Багинет. – Позвольте сказать вам прямо, что в армии брожение. Враг перед нами, атакуем его немедленно. Какие–нибудь пять минут могут решить судьбу королевства. Не ждите, когда будет слишком поздно.
– Хорошо. – ответил Шарман. – Садитесь в седло, через мгновение я буду с вами.
Оставшись только с Гардетуром и Тонто, король заговорил тоном безнадежного отчаяния.
– Мои единственные друзья, покиньте вашего несчастного хозяина. Я приму возмездие за мое преступление. Я погубил королеву моей идиотской местью. Настал час расплаты, я готов.
– Сир, – сказал Тонто, пытаясь улыбнуться, – прогоните эти печальные мысли. Вам надо защищаться. Я знаю, что вы не убили королеву. Быть может, она жива.
– Дитя мое, что ты мелешь? – со вздохом ответил король.
В проем шатра нетерпеливо заглянул генерал Багинет.
– Сир, время не ждет! – крикнул он.
– Генерал, мы выходим. – подтвердил Тонто.
– Нет, – сказал Шарман. – я не выйду. Смутно у меня на душе. Я не боюсь смерти и страшусь ее. Я не буду сражаться.
– Сир! – закричал Тонто. – Вспомните вашу храбрость! На коня! Великий Боже, король не слышит меня! Мы погибли!
– Пойдем! – крикнул паж, потянув короля за плащ. – Вставайте, Сир! На коня, злосчастный! Шарман, спасай твое королевство, спасай твой народ, спасай все, что тебе дорого! Трус, посмотри на меня! Я еще паж, но готов умереть за тебя. Ты трус, слышишь ты, трус!
Паж обрушил на короля самые страшные ругательства всех стран и народов.
– Мизерабль! (фр.)
– Гром и молния! (нем.)
– Блин! (русс.)
Все напрасно.
Две молнии сверкнули в глазах Тонто. Пиф–паф! Будто два пистолетных выстрела гулко прозвучали под пологом.
Разъяренный король, выхватив шпагу, бросился на пажа. Тонто молниеносно выскользнул из шатра, вскочил на коня и поскакал в сторону неприятеля.
Шарман мгновенно взлетел в седло и погнался за пажом.
Генерал дал знак войскам и поскакал за королем.
Вся королевская рать поспешила за генералом.
Такого оборота мятежники не ожидали. Не в буйнотравских обычаях было бросаться в атаку без торжественного построения, ободряющих речей и воинственной музыки.
Неприятельские офицеры пытались поспешно выстроить своих солдат в боевые порядки. Маферист узнал далеко вырвавшегося короля, выехал из рядов и тщательно прицелился.
Однако Тонто заметил предателя, резко осадил коня и успел стать между Маферистом и Шарманом. Пуля, предназначенная королю, досталась пажу. Он коротко вскрикнул, выпустил поводья и выпал из седла.
Звук выстрела словно пробудил короля. Он мгновенно оценил обстановку. В открытом бою Шарману не было равных. Негодяй еще не успел осознать свою неудачу, как получил смертельный удар королевской шпаги.
Гибель предводителя решила исход дела. Мятежники сдавались или бежали врассыпную, бросая оружие.
Подоспевшие солдаты и офицеры окружили короля, громко восхищаясь его гениальным стратегическим замыслом и личной доблестью. Учитель полководца генерал Багинет сиял шитьем и улыбкой.
Поздно вечером король во главе армии триумфально вернулся в столицу. Толпы людей с факелами встречали войска. Женщины кричали “ура!“ и в воздух чепчики бросали. Мужчины по давнему буйнотравскому обычаю хором кричали “браво!” и так ловко издалека метали букеты, что цветы рассыпались точно под копытами королевского коня.
Впервые за много дней Шарман уснул быстро и безмятежно.

Кто же он, паж Тонто?

Проснувшись в отличном настроении, король просматривал за утренним кофе свежие выпуски газет. “Столичный Буйнотравец” вышел с огромной шапкой “Явился, не запылился, победил!” В этом же номере сообщалось, что все придворные дамы всегда видели черную ауру вокруг Мафериста.
“Завтрашние Корни” поведали о беседе с известным экспертом из далекой северной страны. Едва взглянув на портрет Мафериста, он уверенно сказал: ”Масон! Это точно”
Солидный “Шелест Буйнотравия” собрал по горячим следам воспоминания очевидцев.
– Король выходит из шатра. Пылают щеки гневом. Он ужасен.
– Стремглав вскочил в седло. Он был прекрасен.
– Повел войска он на врага, как вихрь сильный, как гроза.
Эти правдивые свидетельства напомнили Шарману некоторые деликатные подробности исторического дня.
– А что Тонто, он убит? – спросил король.
– Нет, Сир. Он еще жив, но очень плох. Его перевезли к тете, маркизе де Костабраво. – ответил Гардетур.
– Как! А я и не знал, что он племянник маркизы. – с некоторой обидой сказал король. (Знать родственников своих приближенных в нескольких коленах – это истинно королевское свойство.)
– Ваше Величество, навестите бедного мальчика. Может быть, это будет последней радостью для него.
– Пойдем сейчас же. Пошли предупредить маркизу. И вот, что еще. Ты все видел вчера. Возьми этот кошелек и свято храни государственные тайны.
“Четвертый” – прошептал про себя Гардетур.
Маркиза встретила короля и провела в комнату, где лежал раненый. Там был полумрак из–за опущенных штор. Тонто приподнял голову, приветствуя короля.
– Держись, мой маленький герой! – подходя к кровати, бодро сказал король.
Но вдруг замер, всматриваясь в бледное лицо пажа. Шарману показалось, что возвращаются прежние видения. Лицо Ники, бледнее полотна подушки, виделось ему в полутьме.
– Гардетур! – вскричал король, – Кого ты видишь? Это Тонто или …?
– Это Ее Величество. – сквозь слезы тихо ответил верный слуга.
– Боже правый! Ты жива, Ника, жива! И это ты спасла меня!
– Сир, – прошептала раненая, – Я не знаю, сколько еще мне отпущено жить. Поэтому я прошу простить меня за вчерашние пощечины.
– Я прощаю тебя! – величественно сказал король.
– Но это еще не все. – добавила Ника.
– Ну что же еще? Я заранее прощаю все, что бы ни было.
– Маленький доктор Верите, посмевший дать Вашему Величеству …
– Это вы, Мадам, подослали его? – нахмурясь, спросил король.
– Нет, Сир. Это была я.
– Я прощаю тебя! – невообразимо величественно произнес король.
– Но и это еще не все.
– Как, еще что–то?
– Цыганка на маскараде, позволившая себе …
– И это была ты.
Шарман учил математику. Он сосчитал до трех и тут только понял, кто же, на самом деле, должен просить прощения и может надеяться, что его простят.
Он упал на колени у изголовья кровати и совсем не по–королевски тихо, срывающимся голосом спросил.
– Ника, я получил по заслугам, а ты сдержала клятву. Теперь ты переступишь порог моего дворца?
– Да.
И еще тише, едва слышно.
– Я поцелую тебя?
– Да.
Шарман поцеловал девушку и пулей вылетел из комнаты, чтобы не разрыдаться на глазах у всех.
Маркиза поспешила за королем.
Дав волю слезам в объятиях маркизы, Шарман тревожно спрашивал.
– Она не умрет? Она поправится? Что я могу сделать?
– Люби ее, мой мальчик. Это лучшее лекарство для молодой девушки. Она скоро встанет на ноги и войдет в твой дворец. А вместе с ней войдет и ваше большое счастье.

Настоящее королевское счастье

Старая волшебница была права.
Ника выздоровела. Народу объявили о чудесном спасении королевы. Придворный поэт Боблагим исправил свою поэму. Теперь в ней были такие строки.

Когда презренный доктор говорит,
Зловредным умыслом снедаем,
Глаза блестят, лицо горит,
Мы тотчас уши затыкаем.

Верный Гардетур получил дворянский герб. Король и королева сочиняли его вместе. Геральдическое описание гласит: “Щит овальной формы разделен на четыре поля скрещенными алебардой и вилкой. Верхнее и нижнее поля светло серые. Левое и правое поля пунцовые. На верхнем поле изображены губы с плотно прижатым пальцем. На нижнем поле изображена решетка. Овал герба обрамляет белая лента с девизом: Знай, что говоришь, но не говори, что знаешь”
Ученые герольдмейстеры утверждают, что четыре поля означают четыре стороны света, а пунцовый цвет правого и левого полей символизирует восход и закат солнца. Так ли это?
Всюду, где появлялась молодая королева, ее встречали с восхищением и любовью. Может быть, и о ней писал один северный поэт.

К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей…

Прошло несколько недель. Как–то раз король и королева гуляли в лесу одни, без свиты. Тропинка вывела их на широкую лесную поляну. Трава на ней была уже скошена, высушена и убрана в стог.
– Ника, – сказал Шарман, – всем, что есть во мне доброго и разумного, королевством и жизнью я обязан тебе. Отныне король будет лишь твоим преданным слугой. Я хочу, чтобы ты направляла все мои действия.
– Но я должна повиноваться моему королю, а не управлять им. – возразила королева.
Король стал в позу.
– Это королевский указ, Мадам, и ваш долг повиноваться этому указу, такова моя королевская воля.
– Сир, я буду исполнять этот ордонанс неукоснительно. – ответила Ника, склоняясь в глубоком реверансе.
Потом они протянули друг другу руки и закружились, как дети, забыв на время о королях, ордонансах и всем прочем, что придумало человечество всего лишь за последние несколько тысяч лет.
Так закончилась эта сказка.
Началась другая, но о ней только несколько слов. Они жили долго и счастливо. И звонкая стайка маленьких принцев и принцесс была неопровержимым доказательством их многолетней пылкой любви.

В январе 2011 исполняется 200 лет со дня рождения Эдуара Лабулэ, французского ученого юриста, писателя, политического деятеля,
автора манифеста европейского либерализма, инициатора установки Статуи Свободы в Нью-Йорке.
Думаю, что в наши дни полезно напомнить его биографию и его дела.

К сожалению, при копировании в дневник исчезли сноски. Поэтому прикреплен доковский файл.

Обычно, пишут Эдуард Лабулэ, но во французском, как правило, последняя согласная не произносится.
 

Либерализм – слово сухо, но мне ласкает слух оно.

Почти Владимир Сергеевич Соловьев

 

В сопоставлении с французской революцией

мы доехали примерно до времени Наполеона III…

Вячеслав Всеволодович Иванов

ЭДУАР ЛАБУЛЭ

Семья. Выйдем в Интернет и наберем в окошке поиска Лабулэ (или Laboulaye).
Прежде всего мы узнаем погоду в аргентинском городе Лабулэ, названном так в 1886 году в честь президента Французского антирабовладельческого общества (la Société contre l'esclavage) и писателя Эдуара де Лабулэ.
Продолжим поиски и увидим статью о Шарле Пьере Лефевре де Лабулэ , артиллерийском офицере, инженере, изобретателе, который усовершенствовал типографское дело и издал Словарь ремесел и промышленности, опубликовал монографии по кинематике, кораблестроению и организации производства. Нам сообщат также, что он был младшим братом выдающегося ученого юриста, члена Института Эдуара де Лабулэ.
Потом наступит очередь Антуана Рене Поля Лефевра де Лабулэ , французского дипломата, посла Французской республики в России (1886 - 1891), стоявшего у истоков «сердечного согласия - l’entente cordiale». В том числе и благодаря его усилиям состоялся в 1891 году визит в Кронштадт французской эскадры с президентом Сади Карно , внуком великого республиканца Лазара Карно . На обеде в Петергофе русскому императору пришлось, стоя с непокрытой головой, выслушать запрещенную в России Марсельезу, а в Париже в 1900 году был открыт мост Александра III, соединяющий эспланаду Дома Инвалидов с Елисейскими полями. Мы прочитаем, что Антуан был сыном известного политического деятеля Второй Империи и Третьей Республики, пожизненного сенатора Эдуара де Лабулэ.
И наконец, найдем то, что искали.
Эдуар Рене Лефевр де Лабулэ (Édouard René Lefebvre de Laboulaye) родился 18 января 1811 в Версале в окрестностях Парижа в семье, генеалогическое древо которой можно проследить до 1630 года. Судя по этому древу , дворянское де Лабулэ присоединил к фамилии Лефевр его прадед , на современном языке юрисконсульт властей (Chargé des Affaires de la Régie). Дед писателя , как утверждал Анри Александр Валлон , также был юристом. Родители Эдуара – Август Рене Лефевр де Лабулэ ( Auguste René Lefebvre de Laboulaye; 1779-1824) управляющий акцизными делами Парижа, кавалер ордена Почетного Легиона, мать – Аглая-Шарлотта Мартинон (Aglaé Charlotte Martinon; 1791-1867). К моменту рождения Лабулэ семья имела вековые культурные традиции и насчитывала не менее трех поколений юристов.
Детство Эдуара протекало среди природы и книг. «Не раз, завладев одним из этих драгоценных томов, я забирался в дальний угол сада и там, под пологом ветвей, окруженный стеной кустарника, за которой простиралась Сена с островом, поросшим высокими тополями, шелестевшими при каждом дуновении ветра, замирая от восторга, вступал в королевство фантазии...
Я опьянялся чтением этих чудесных историй. Мне казалось, что деревья, воды, цветы разговаривают со мной. И когда скучавшая без меня собака прибегала из дому и бесцеремонно вторгалась в мои грезы, положив лапу или морду на книгу, я глядел в преданные кроткие глаза моего Дракона, почти уверенный, что это принцесса, заколдованная какой-нибудь злой волшебницей. Но принцесса громким лаем разрушала все очарование волшебства» .
Совсем молодым в 1832 году Лабулэ женился на Августе Парадис (Augusta Paradis; 1796 – 1841). Глядя на годы жизни супруги, легко понять, что брак был совершенно в бальзаковском духе. В 1833 году родился сын Антуан Рене Поль, ставший видным дипломатом. Через два года после безвременной кончины первой супруги женой Лабулэ стала Луиза Мишлен-Тронсон дю Кудрэ (Louise Michlin-Tronçon du Coudray; 1818–1911), дед которой адвокат Тронсон дю Кудрэ (Guillaume Alexandre Tronçon du Coudray; 1750–1798), защищал на суде Марию-Антуанетту. От этого брака был еще один сын Рене Виктор (René Victor Lefebvre de Laboulaye; 1844–1916). В отличие от старшего брата сам Рене Виктор, генеральный инспектор почт и связи, не был послом, но стал родоначальником трех поколений дипломатов Французской Республики. Внук Эдуара Лабулэ работал в России во времена Г. В. Чичерина, а праправнук был послом Франции в России в 2006 – 2008 годах.
Наука. Получив классическое среднее образование и окончив коллеж Людовика Великого в Школе правоведения в 1833 году, Лабулэ приобрел знания и степень лиценциата права, что открывало ему путь в юридическую карьеру. Однако младший брат, выпускник Политехнической школы и талантливый изобретатель, увлек его работой в словолитне – мастерской по изготовлению шрифтов и печатных форм. Поэтому, представив на конкурс Академии надписей и изящной словесности мемуар по земельному праву у римлян и варваров, Эдуар указал в графе профессии «типографский литейщик – le fondeur en caracteres». Работа «литейщика» с отличным знанием древних языков и античной литературы произвела яркое впечатление и получила академическую награду в 1838 году, а годом позже вышла первая книга Лабулэ «История земельного права в западных странах» (Histoire du droit de propriété foncière en Occident, Paris, 1839).
Следующая книга «Очерк жизни и доктрин Фридриха-Карла де Савиньи» (Essai sur la vie et les doctrines F.-Ch. de Savigny, 1840), посвященная выдающемуся немецкому правоведу , окончательно определила дальнейшее научное направление Лабулэ, ставшего во Франции основателем исторической школы правоведения.
В 1842 году Лабулэ был принят в коллегию практикующих адвокатов аппеляционного суда Парижа. И в этом же году получил новую академическую награду на этот раз от Академии моральных и политических наук в конкурсе на тему «Проследить развитие правового положения женщин у различных народов средневековой Европы». В следующем году Лабулэ опубликовал книгу «Исследования по гражданскому и политическому положению женщин от римлян до наших дней» (Recherches sur la condition civile et politique des femmes depuis les Romains jusqu'à nos jours , Paris, 1843) с посвящением памяти недавно скончавшейся жены. Еще одна его историко-юридическая работа была премирована в 1845 году, и в этом же году он был избран членом Французского Института в Академии надписей и изящной словесности, несмотря на отсутствие докторской степени. Спустя еще четыре года, Лабулэ становится профессором сравнительного правоведения в Коллеж де Франс, основанном в 1530 году во времена Франциска I.
Уже в своих первых работах Лабулэ наметил собственный широкий подход к правоведению: «Право – это критерий цивилизации, и история права – это прежде всего история общественного развития» .
Извилист, запутан и кровав путь цивилизации. В «Русской Правде» XI века не было смертной казни. Марк Твен писал: «В Коннектикуте – при Синих законах и при других – не было такого времени, когда бы смертью каралось более четырнадцати различных преступлений. А в Англии еще на памяти ныне живущих людей 123 различных преступления карались смертью» . Современная Европа вновь отказалась от смертной казни. Сравнивая законодательство разных стран и эпох, можно разглядеть вектор цивилизации, который, в конечном счете, указывает на идеалы человечности.
В 1846 – 1848 годах Лабулэ редактирует и издает труды французского средневекового адвоката Луазеля (1536-1617). Владея немецким, английским, итальянским и испанским языками, Лабулэ пишет статьи и участвует в редактировании нескольких научных журналов в области права и политических наук, создает в 1855 году журнал «История французского и зарубежного права» (La Revue historique de droit français et étranger).
В отличие от многих гуманитариев Лабулэ не чурался математики. В литературных его произведениях неожиданно возникают периодические десятичные дроби. А в одной из его публицистических работ есть фраза: «Мир – это алгебра, а люди – лишь обозначения переменных, которых вводят или исключают по ходу преобразования формул» . Речь здесь идет о том, что имена и судьбы исторических деятелей – это символы исторических событий.
Революция 1848 года побуждает академического ученого заняться политическими аспектами права. В начале 1851 года он публикует работу «Пересмотр Конституции – La Révision de la Constitution)» с эпиграфом из «Общественного договора» Руссо , в которой предупреждает об опасности противостояния парламента и президента, предлагает конституционные изменения, уточняющие полномочия законодательной и исполнительной властей, двухпалатную систему для разрешения конфликтов между ветвями власти. Глава исполнительной власти, обладая широкими полномочиями и определенной независимостью от парламента, должен безоговорочно подчиняться конституции. По мнению Лабулэ, изменения в конституции должны утверждаться плебисцитом – всеобщим голосованием страны.
События развивались по другому сценарию. И 2 декабря 1851 года произошел государственный переворот, установивший диктатуру, а ровно через год и Вторую Империю Луи Бонапарта . При этом состоялся и плебисцит, но вовсе не тот, о котором мечтал Лабулэ. В условиях полицейского террора за империю было подано 7,5 миллионов голосов, против 640 тысяч.
Теперь во Франции действовала монархическая власть почти абсолютистского толка, хотя в преамбуле новой конституции и была ссылка на идеи 1789 года. В стране установился полицейский режим, суды стали орудием исполнительной власти, парламентские выборы проходили под сильнейшим давлением администрации, свобода печати подавлялась режимом предостережений.
Размышляя над перипетиями французской политической истории, насчитывающей с 1789 по 1870 год 17 конституций , и опираясь на свои знания правоведа – историка, Эдуар Лабулэ обращается к опыту Соединенных Штатов, в котором англосаксонские политические традиции сочетались с идеями французских просветителей. Лабулэ читает в Коллеж де Франс курс политической истории Соединенных Штатов Америки (L’Histoire politique des Etats-Unis), который выходит в трех томах в 1854 – 1856 годах. В 1862 году публикует работу «Соединенные Штаты и Франция» (Les États-Unis et la France), в 1866 - 1867 издает мемуары и переписку Франклина.
В 1854 - 1857 годах Лабулэ переводит и публикует работы американского мыслителя и проповедника Уильяма Чаннинга . Будучи искренне верующим католиком, он разделяет взгляды протестанта Чаннинга и публикует брошюру «Религиозная Свобода» (La Liberté religieuse, Paris, 1858), в которой настаивает на свободе вероисповедания и отделении церкви от государства. В посвящении к одной из своих публикаций 1862 года Лабулэ писал: «… я остался верен нашему девизу: Евангелие и свобода» .
Политические, точнее, политико-юридические взгляды Лабулэ изложены в работах «Государство и пределы его влияния с анализом Политических очерков господина де Токвиля» (L'État et ses limites, suivi d'Essais politiques sur M. de Tocqueville, 1863), «Либеральная партия, ее программа и ее будущее» (Le Parti libéral, son programme et son avenir; в конце 1863 года), «Конституционные вопросы» (Questions constitutionnelles; 1872).
Его «Либеральная партия…» только к 1865 году выдержала шесть изданий и была переведена на все основные европейские языки. Эта работа Лабулэ вместе с книгой Прево-Парадоля «Новая Франция» (La France nouvelle, Paris, 1865) оказала существенное влияние на формирование в будущем Третьей Республики.
Эпиграфом к своей брошюре Лабулэ взял слова Гёте. Этим же словами он и закончил ее: «Лучшее правление – это то, которое учит людей самоуправлению».
Как юрист Эдуар Лабулэ стремился дать правовое, общепонятное и основанное на историческом опыте определение свободы.
Он пишет: «Во Франции, где много говорят о свободе, но не пользуются ей, быть может, с некоторым интересом посмотрят, что делают народы, которые живут в свободе, а не только упражняются в разговорах о ней.
В этой небольшой публикации не найдут рассуждений о преимуществах какой-либо политической системы. Здесь нет ни искусных теорий, ни соблазнительных утопий. У меня нет амбиций переделывать человечество. Я просто собрал накопленный опыт; я рассказал, как англичане, американцы, голландцы, бельгийцы и швейцарцы понимают и практикуют свободу» .
Обратим внимание на этот список Лабулэ. Это именно те страны, три монархии и две республики, которые и по сей день, спустя почти полтора века, сохраняют политическую стабильность.
Лабулэ описывает и разъясняет, используя исторический материал, понятия личной свободы, общественной свободы, муниципальной свободы. В личную свободу он включает свободу личности, деятельности и собственности. В общественной свободе он выделяет религиозную свободу – отделение церкви от государства, свободу образования, свободу благотворительности, свободу ассоциаций. Лабулэ бескомпромиссно защищает право собственности, утверждая, что покушение на собственность, подрывает свободу, а отсутствие свободы угрожает праву собственности.
Политическая свобода и свобода прессы рассматриваются как гарантия личной и общественной свободы. В работе подробно обсуждаются учреждения и процедуры политической деятельности, включая двухпалатный парламент, независимую судебную систему и всеобщее избирательное право. Много внимания он уделяет роли верхней палаты – сенату как средству защиты интересов меньшинства и важному звену системы сдержек и противовесов, берущей начало еще от Монтескье . Всеобщее избирательное право рассматривается автором как важнейшее средство гражданского воспитания нации.
Лабулэ подчеркивает, что только совместная реализация личной и общественной свободы, с одной стороны, и гарантий их в виде политической свободы и свободы прессы, с другой, обеспечивает успешное и стабильное развитие общества. Достаточно вырвать из этого круга свобод хотя бы один сегмент и появится риск крушения всей политической системы.
Эта «небольшая публикация» в 304 страницы завершается приложением Декларации прав человека и гражданина и Конституции 1791 года.
Конечно, современный читатель заметит, что в работе Лабулэ нет упоминаний о важности трудового законодательства, социальных гарантий государства, антимонопольных законов, регулирования финансового рынка. Но тот способ управления обществом, который предлагал Лабулэ, оставлял двери открытыми для публичного обсуждения и разумного мирного решения любых возникающих проблем. И примеры у нас перед глазами.
Многие положения, которые горячо отстаивал Лабулэ, стали аксиомами политического устройства. К сожалению, не всюду.
В 1875—1879 годах под редакцией Лабулэ вышло семитомное собрание сочинений Монтескье. Надо отметить, что из французских мыслителей именно взгляды Монтескье, Констана , Дону и Токвиля оказали наибольшее влияние на политические работы Лабулэ.
В 1873 году Лабулэ был избран администратором Коллеж де Франс и дважды единогласно переизбирался на этот почетный пост в 1876 и в 1879 годах.
Эдуар Рене Лефевр де Лабулэ скончался 25 мая 1883 года.
А. Валлон писал: «На его похоронах не было речей. Наш собрат был из тех христиан, которые желают чего-то иного, чем восхваления на краю могилы. Но его память почтили всюду, где так часто слышался его голос: в Коллеж де Франс, на высокой кафедре, которую он занимал, в Обществе Франклина, в Обществе сравнительного правоведения, в Обществе труда, в Сенате. Институт Франции, где он пребывал в течение сорока лет, также имел полное право отдать ему этот последний долг».
Посмертно были изданы «Последние популярные речи» (Derniers discours populaires, 1886) и «Тридцать лет преподавания в Коллеж де Франс» (Trente ans d'enseignement au Collège de France в 1849-82, 1888).
Список опубликованных работ Лабулэ насчитывает не мене 418 позиций.
Политика. Сразу после переворота Луи-Наполеона Лабулэ занял отрицательную позицию по отношению к авторитарной власти. В условиях жестокой цензуры средством борьбы с режимом стало противопоставление ему американской демократии: «Я хотел бы, чтобы во Франции, как в Америке, и на гражданском, и на военном поприще каждый видел перед собой открытые возможности и мог достичь всего своим талантом, своим трудом и своей честью» .
Знаток истории права с древнейших времен Эдуар Лабулэ понимал единство греко-римской европейской цивилизации и был одним из немногих, кто предвидел ту роль, которую далекой заокеанской стране суждено сыграть в будущем для укрепления и развития классического наследия. «Франция должна брать пример с Америки, где царствует английская свобода, очищенная от феодальной скорлупы» .
А ведь это было сказано на родине Николя Шовена. Тогда французы упивались идеей своего превосходства и блеском Второй Империи, хотя до ее краха и тяжкого похмелья оставалось не так уж много лет.
Да и в тогдашней России не полагалось увлекаться американским примером. В сатирической поэме А.К. Толстого «Сон Попова» царский сановник, еще не выпустив розги из рук, излагает свой манифест:
«Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал» .
В годы Гражданской войны в Америке Лабулэ, президент Французского антирабовладельческого общества, горячо поддерживает северян. В 1865 году Лабулэ подал идею создания Статуи Свободы в дар Америке от Франции и активно содействовал сбору пожертвований на строительство монумента. Скульптор Фредерик Огюст Бартольди взялся за создание статуи, и в 1886 она была установлена у входа в гавань Нью-Йорка. В сборе средств и в создании гигантского сооружения (высота с пьедесталом около 100 метров) участвовали многие знаменитые люди: инженер Эйфель , строитель Суэцкого канала Лессепс , композитор Гуно . На одном из вечеров, посвященных сбору средств на статую, в 1875 году хор из семисот певцов исполнил специально написанную кантату Шарля Гуно. В Париже у моста Гренель через Сену стоит маленькая копия этой скульптуры – Свобода, озаряющая мир. В том же 1875 году Лабулэ был избран председателем Франко-американского союза, созданного, чтобы отметить столетие Соединенных Штатов.
Даже во внешнем виде Лабулэ следовал американским традициям. На портрете мы видим его не во фраке или смокинге, а в застегнутом на все пуговицы сюртуке американского квакера .
Однако, испытывая горячие симпатии к Америке, Лабулэ ни разу не пересекал Атлантический океан, возможно, оберегая чистоту своего платонического чувства от весьма противоречивых впечатлений.
В годы активной политической деятельности он был горячим сторонником европейского единства и разоружения, сотрудничал с основателем общества «Друзей мира» Фредериком Пасси .
С 1857 по 1869 год Лабулэ четыре раза выставляет свою кандидатуру на выборах в Законодательное Собрание, но всегда терпит поражение .
Через восемь лет после восшествия на трон, император пошел на первые уступки общественному мнению, еще через восемь лет было ослаблено давление на печать, а к началу 1870 года правительством Оливье была разработана конституция, превращавшая Францию в либеральную конституционную монархию. Лабулэ призвал поддержать на референдуме проект либеральной конституции Второй Империи, в которой, разумеется, отсутствовало слово «республика».
Эту поддержку идеи либеральной конституции при сохранении наследственной монархии радикальные демократы расценили как предательство. На лекциях в Коллеж де Франс в конце мая 1870 года ему устраивали обструкции, а один из журналистов потребовал, чтобы Лабулэ возвратил художественно исполненный письменный прибор и почетный адрес, врученные ему в 1866 году избирателями Страсбурга как борцу за свободу и демократию. Студенты скандировали: «Верните чернильницу!». Лабулэ пришлось временно прекратить чтение лекций и сообщить руководству Коллеж де Франс: «Я думаю, что старому профессору уместно лишь пожалеть глупцов, которые оскорбляют в его лице свободу мнений и свободу преподавания» .
Странно, что разочарованные республиканцы не заметили, что еще в 1863 году в упомянутой выше работе «Либеральная партия» Лабулэ писал, что «Показать, как ориентировать в духе либерализма и даже, как улучшить конституцию 1852, значит оказать услугу одновременно и стране и властям» .
Была еще одна особенность политической позиции Лабулэ, которая раздражала радикалов: «Я нападаю не на людей, а на порядки» . Он сражался не против личностей, а за победу своих принципов. По-человечески понятно желание прежде всего покарать зло, например, в лице узурпатора власти, но Лабулэ считал первоочередным добиться добра: «То, что я хотел бы ввести в наши законы и нашу повседневность – это свобода для всех, свобода – единственная защита меньшинства и личности» .
Главным для Лабулэ был принцип конституционности, а не форма правления: «Есть два подхода к пониманию общественного порядка: это царство закона или это царство людей… Наш девиз: Sub lege libertas, свобода под эгидой закона» . Разумеется, Лабулэ – сторонник царства закона. Действительно, важно не только, что записано в конституции, но, быть может, еще важнее, чтобы неукоснительно исполнялось то, что в ней записано. Отечественный исторический опыт, начиная с 17 октября 1905 года и по сей день, дает много печальных примеров.
Лабулэ отвергал политические крайности как несовместимые с его идеалом свободы.
«Постоянной целью моих работ является доказательство, что свобода и революция – это две совсем различные вещи, а зачастую и противоположные... Монархисты полагаются лишь на твердую власть, они приняли Империю и государственный переворот, чтобы избавиться от деятелей и установлений 1848; республиканцы коленопреклоненно молятся на Святую Республику. Наиболее крайние – монтаньяры, подобно ультрамонтанам, верят в непогрешимость Робеспьера или Бабефа. Для этих адептов революции конституционные свободы суть монархическая уловка; они якобинцы, они в упоении собой и понимают лишь одно: диктатура, провозглашенная от имени народа, то есть ими же самими и для их же блага. Я же люблю демократию, то есть национальное правительство, созданное нацией и для нации: я ничуть не поклоняюсь революции» .
Но не всякую революцию отвергал Лабулэ. Революцию, которая совершается не столько на площадях, сколько в умах людей, и длится многими десятилетиями, он принимал.
«Именно за свободу наши отцы совершили революцию 1789 года, она продолжается по сей день и завершится только свободой» .
Характеризуя его политические взгляды, В.В. Водовозов писал в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона: «Он является горячим сторонником широкой личной свободы, дающей полнейший простор всем способностям человеческого духа и потому развивающей самодеятельность, в особенности в экономической области. Роль государства сводится им до возможного минимума; главной, почти единственной его обязанностью Л. считает охрану личной, общественной и в особенности имущественной безопасности».
Почувствовав шаткость своей власти, Луи Наполеон пытался привлечь к руководству либералов. Так. либеральный журналист Прево-Парадоль был назначен полномочным послом в США, Лабулэ предлагали пост министра народного образования. Однако ни конституция, ни призыв во власть либеральных политиков уже не могли спасти режим. Франко-прусская война привела Францию к разгрому и свержению Луи Наполеона.
В феврале 1871 года Лабулэ снова терпит поражение на выборах в Национальное Собрание. Только после падения Парижской Коммуны Лабулэ при поддержке Союза парижской прессы проходит в депутаты Национального Собрания на дополнительных выборах в июле 1871 года. В силу своих взглядов на частную собственность Лабулэ отрицательно относился к Парижской Коммуне, но жестокость версальцев должна была вызвать осуждение. Возможно, Лабулэ считал Коммуну таким же проявлением диктатуры, как и бонапартизм. Однако отсутствие протеста против жестокости – это пятно в его биографии. Не забудем все же, что в 1876 году состоялась частичная, а в 1881 году полная амнистия оставшихся в живых парижских коммунаров.
В парламенте Лабулэ, один из руководителей левого центра, возглавляет комиссию по реорганизации высшего образования и участвует в разработке конституции 1875 года, существовавшей до 1940, то есть пока еще самой долго жившей конституции Франции. Удивительно, но эта республиканская конституция была принята Национальным Собранием, в котором монархисты составляли подавляющее большинство, разделенное однако на три фракции: легитимистов, орлеанистов и бонапартистов. Тридцатого января 1875 года Анри Валлон большинством в 253 голоса против 252 добился принятия поправки, включавшей слово «республика» в одну из статей конституционного закона. Авторитет и юридическая эрудиция Лабулэ сыграли не последнюю роль в принятии этого документа, впервые с 1789 года обеспечившего Франции политическую стабильность на столь долгий срок. Стоит отметить ту значительную роль, которую сыграли в создании Третьей Республики три историка, члены Института: А. Тьер , А. Валлон и Э. Лабулэ.
Преемник Лабулэ на его кафедре в Коллеж де Франс Жак Флак писал в 1884 году: «Если господин Лабулэ и не был отцом республики, то он был по меньшей мере ее крестным отцом» . В 1875 году Лабулэ был избран пожизненным сенатором. В последнем выступлении в Сенате 9 февраля 1882 года Лабулэ отстаивал поправки в закон, гарантирующие личную свободу и неприкосновенность жилища. Сердечная аритмия вынудила его прекратить активную политическую деятельность.
Литература. Научные труды и публицистика Лабулэ наполнены яркими, порою парадоксальными фразами, адвокатское красноречие убедительно. Но лучше всего литературный талант Лабулэ проявился в его беллетристике, особенно в сказках и в сказках-памфлетах. Он собирал и обрабатывал сказки разных народов, но и собственной фантазии было вполне достаточно для неожиданных сюжетных поворотов и красочных подробностей.
Первые литературные опыты Лабулэ были опубликованы в 1858 году в виде сборника из пяти новелл «Воспоминания путешественника». В этом же году вышел его первый сборник сказок «Черные и белые сказки». Годом позже выходит в свет сказка «Абдаллах или трилистник с четырьмя листьями» (Abdallah où le trèfle à quatre feuilles, 1859), которая вместе с русским переводом его фантастического памфлета «Париж в Америке» имеется в библиотеке Льва Толстого, посещавшего лекции Лабулэ в «Коллеж де Франс» в 1857 году .
«Париж в Америке» (Paris en Amérique) был издан в 1863 году. Популярность этого произведения была столь велика, что в 1869 году вышло уже двадцать третье издание, а к 1886 году насчитывалось 35 французских и 8 английских изданий. Усилиями таинственного американского спирита типичная французская семья и ее соседи перемещаются из Парижа в Массачусетс и превращаются в чистокровных янки. Контраст между естественной свободой американской провинции и тиранией предрассудков французского общества и властей Второй Империи представлен с блеском, достойным члена Академии надписей и изящной словесности.
Далее наступает очередь «Синих сказок» (Contes bleus, 1864) и «Новых синих сказок» (Nouveaux contes bleus, 1867). По многим сказкам рассыпаны сатирические зарисовки. Например, в сказке «Зербино-нелюдим» (перевод Т Габбе и А. Любарской) начальник городской стражи докладывает правителю:
«Салернская гавань. Все спокойно. В таможне украдено не больше обычного. Три ссоры между матросами. Шесть ударов ножом. Пятеро отправлены в госпиталь. Один скончался. Происшествий нет.
Верхний город. Налог удвоен. Благосостояние и нравственность возрастают. Две женщины умерли голодной смертью… Тридцать краж. Два убийства. Три отравления. Происшествий нет».
Не правда ли, «что-то слышится родное»?
По этой сказке был сделан замечательный мультфильм «Исполнение желаний» .
Осенью 1867 года Лабулэ заканчивает остро сатирическую сказку-памфлет «Государь-Пудель» (Le Prince-Caniche). Действие происходит в сказочной стране Ротозее, населенной соответственно ротозеями (дословно, «мухоглотами»). Современникам было нетрудно догадаться, что речь идет о Франции времени Луи Наполеона. В 1868 году вышли уже три издания этой книги, и в этом же году во второй книге «Отечественных записок» был опубликован перевод, сделанный Дмитрием Ивановичем Писаревым под заголовком «Принц – собачка».
В сказке есть и стихи, которые композитор Виктор Массе положил на музыку.
Многому в этой сказке суждено было стать былью, и не только во Франции. Например, причина войны – стремление правящей верхушки сохранить и упрочить свое положение, повод к войне – уязвленное самолюбие властителя. Не прошло и двух лет, как амбиции Наполеона III и знаменитая провокация Бисмарка с «Эймской депешей» ввергли Францию в гибельную войну. В сказке войска подтягиваются к границе сопредельного государства под предлогом маневров, а дата генерального сражения бьет в сердце русского читателя – двадцать второе июня.
Есть в этой сказке и такое, что позволило литературоведу и философу, одному из основателей Вольфилы Р.В. Иванову-Разумнику написать: «И мог ли думать Лабулэ, направлявший острие своей сатиры против правительства Наполеона III-гo, что ядовитые выпады его подойдут, как перчатка к руке, через полвека к деяниям победившей революции!»
Многие современники Лабулэ понимали, что его политические трактаты и сатиры далеко выходят за пространственные и временные рамки Второй Империи. В переписке с ним состоял его сверстник Доминго Фаустино Сармьенто Альбаррасин , аргентинский писатель и государственный деятель, президент Аргентины в1868-74 годах. Именно по его предложению в 1886 году одному из аргентинских городов было присвоено имя Эдуара Лабулэ.
Сказки Лабулэ несколько переделывал и переводил на испанский Хосе Марти . В Бразилии Лабулэ был удостоен государственной награды.
Вспоминая лишенную радио, телевидения и интернета эпоху Лабулэ, восхищаешься единством либеральной мысли от далекой Аргентины до северного Петербурга. Владимир Жемчужников публикует в 1863 году «Проект о введении единомыслия в России». Вот отрывок:
«… Не скрою, что целесообразнейшим для сего средством было бы учреждение такого официального повременного издания, которое давало бы руководительные взгляды на каждый предмет. Этот правительственный орган, будучи поддержан достаточным, полицейским и административным, содействием властей, был бы для общественного мнения необходимою и надежною звездою, маяком, вехою. Пагубная наклонность человеческого разума обсуждать все происходящее на земном круге была бы обуздана и направлена к исключительному служению указанным целям и видам. Установилось бы одно господствующее мнение по всем событиям и вопросам…
1) Велеть всем редакторам частных печатных органов перепечатывать руководящие статьи из официального органа, дозволяя себе только их повторение и развитие. 2) Вменить в обязанность всем начальникам отдельных частей управления: неусыпно вести и постоянно сообщать в одно центральное учреждение списки всех лиц, служащих под их ведомством, с обозначением противу каждого: какие получает журналы и газеты. И не получающих официального органа, как не сочувствующих благодетельным указаниям начальства, отнюдь не повышать ни в должности, ни в чины и не удостаивать ни наград, ни командировок» .
А в сказке «Государь Пудель», написанной в 1867 году, читаем:
«… Если и могло быть полезным в начале цивилизации, когда истина еще была неизвестна, предоставить людям искать ее на свой страх и риск, то сегодня, когда абсолютная истина открыта, подобное разномыслие лишь побуждает заблуждаться и вводить в заблуждение других. Учитывая сказанное,…мы предписываем следующее:
Статья 1. Да будет в нашем Государстве лишь единственная газета «Официальная Правда».
Статья 2. Все налогооблагаемые должны подписаться на эту газету и вкушать ее содержание дважды в день, утром и вечером.
Статья 3. Чтобы добиться успехов в познании подданными Государственной Правды и их совершенном единомыслии, учредить 33.333 инспекторов во всех 33.333 кантонах Государства.
Статья 4. Создать за государственный счет Официальную Библиотеку, содержащую все шедевры человеческого духа, тщательно проверенные, исправленные и очищенные; все предшествующие издания продать за рубеж или уничтожить под страхом штрафов и конфискации.
Статья 5. Чтобы вдохновить писателей и способствовать расцвету их талантов, учредить две премии, одну в поэзии и одну в красноречии. Премии в красноречии будут присуждаться за речи на тему: какой народ является сегодня самым лучшим на планете? Премии в поэзии предлагается присуждать за диалог двух пастухов: о новой звезде, воссиявшей на небе Ротозеи» .
Далеко ли это и от нашего недавнего прошлого (а может, и будущего)?
В сказке есть сентенции, не потерявшие и по сей день своей актуальности. Одна из них: «Скажу откровенно, как под присягой, будучи истинным ротозеем, я предпочитаю ошибаться вместе с моей Ротозеей, чем оказаться правым, разделяя мнение иностранца» .
Лабулэ собирал, обрабатывал, а зачастую просто придумывал сказки до конца жизни. К сожалению, «Последние синие сказки» (Derniers contes bleus» 1883), действительно, оказались последними.
Эдуар де Лабулэ был современником Бальзака, Флобера, Гюго, Дюма, Мопассана, Золя. Его литературная звездочка не очень заметна в этом ярчайшем созвездии, но в своих произведениях он создавал канву, по которой другие авторы вышивали яркие узоры. Рискну предположить, что следы его влияния можно обнаружить и в американских романах Жюля Верна «С Земли на Луну» (1865), «Вокруг Луны» (1869), и в произведениях Анатоля Франса, и у других авторов.
Конечно, только с некоторой долей вероятности допустимо полагать, что и Марк Твен в своих романах «Принц и нищий» (1881) и «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура» (1889) испытывал влияние Лабулэ. Например, в сказке «Государь-Пудель» короля, превращенного в пуделя, изгоняют из дворца прежде раболепствующие перед ним слуги, и он, в буквальном смысле на собственной шкуре, познает жестокость им же самим подписанных законов. Таким же образом изгоняют из дворца наследного принца в романе Марка Твена. А в «Париже в Америке» происходит нечто обратное американской фантазии о переносе янки из Нового Света в Европу в эпоху короля Артура, здесь парижанин чудесным образом становится янки из Массачусетса.
В сказке «Государь-Пудель» властный бюрократ восторженно описывает свою инновацию:
«Каждому жителю Ротозеи уже при рождении присваивается номер, который остается за ним вплоть до могилы…
Что может быть проще, чем сказать: я – 7349262545, моя жена - 3219582545…?»
В антиутопии Е. Замятина «Мы», впервые опубликованной в 1920 году, читаем: « Я, Д-503, строитель Интеграла,…» .
По поводу сказанного сам юрист Лабулэ, наверное, заметил бы: «после этого не означает вследствие этого», но все же есть повод для размышлений и изысканий. А вот относительно рассказа А.И. Куприна «Собачье счастье» можно почти с уверенностью утверждать, что его содержание навеяно «собачьими» страницами сказки «Государь-Пудель».
Как в публицистике, так и в литературных произведениях, Лабулэ беспощадно сражался с великим соблазном авторитарности. Отрешенный от власти сторонник авторитарной монархии в сказке «Государь-Пудель» объясняет преимущества своего режима перед конституционным устройством.
«Ваша свобода – это приманка и капкан. Вы сами определяете ее как царство закона. Что такое закон? Негибкое правило, применяемое неумолимыми судьями... Что такое администрация? Я беру вами же данное определение: это царство человека. Вы увидите в нем лишь чиновников, умных, просвещенных, снисходительных, только и применяющих в частных случаях такие меры, в которых нет ничего неизменно обязательного» .
В уже упомянутых стихах А.К. Толстого сановник, разделавшись с Америкой, продолжает:
«Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье».
Городничий в пьесе А.Н. Островского «Горячее сердце» говорит лавочникам:
– Как вас судить, мошенники? По закону или по совести?
– По совести, батюшка, по совести! – кричат лавочники и потрясают кульками с приношениями.
Р.В. Иванов-Разумник, вероятно, первым обратил внимание на идейную близость «Истории одного города» М.Е. Салтыкова-Щедрина, опубликованной в 1870 году, и сказки «Государь-Пудель» .
Приведем два примера. Цитата из сказки Лабулэ:
«Как можно руководить народом, более пестрым, чем одежда Арлекина? Если напротив, мы будем следовать твердым установлениям Ликурга, Платона, Томаса Мора, Фенелона, все наши подданные примут столь единообразный вид, что невозможно будет отличить одного от другого. Та же одежда, те же прически, та же покорность, та же исполнительность. Будут говорить не о нации, но о едином полчище ротозеев. Какой идеал!» . (Здесь еще и пародия на чудовищную эклектику в демагогии Луи Наполеона.)
Салтыков-Щедрин:
«Страшная масса исполнительности, действующая как один человек, поражала воображение. Весь мир представлялся испещренным черными точками, в которых под бой барабана двигаются по прямой линии люди, и все идут, все идут. Эти поселенные единицы, эти взводы, роты, полки – все это, взятое вместе, не намекает ли это на какую-то лучезарную даль, которая покамест еще задернута туманом, но со временем, когда туманы рассеются и когда даль откроется… Что же это, однако, за даль? Что скрывает она?
– Ка-зар-мы! – совершенно определительно подсказывает возбужденное до героизма воображение» .
Г. В. Иванов писал в комментариях к 8-му тому двадцатитомного собрания сочинений Салтыкова-Щедрина 1969 года по поводу фразы из «Истории одного города» «Вору следует предоставить трепетать менее, нежели убийце; убийце же менее, нежели безбожному вольнодумцу»:
«Ср. с рассуждениями барона Плёрара (плаксы) в сказке Лабуле «Принц-собачка»: Важные преступники, — сказал барон Плёрар, — те нечестивые люди, которые злоупотребляют своим испорченным умом, чтобы нападать на религию, нравственность, государя и его министров. Убийца губит одну жертву, памфлетист отравляет целое поколение. (ОЗ, 1868, № 2, стр. 383)».
Казалось бы, что при таком единстве критических взглядов писатели легко поймут друг друга. Но не тут-то было. В очерках «За рубежом» (1880) Салтыков-Щедрин рисует злую карикатуру на французского обывателя и подписывает ее именем сенатора Лабулэ, правда, предупредив подстрочным примечанием мелким шрифтом, что сюжет вымышленный.
«- А не выпить ли нам еще бутылочку? На мой счет… а?
- С удовольствием поспешил согласиться он, и, взяв со стола опорожненную бутылку, посмотрел через нее на свет, и сказал – пусто!
Принесли другую бутылку. Лабулэ налил стакан и сейчас же выпил…
… Он опять взял опорожненную бутылку и посмотрел на свет, но уже не смог сказать: пусто! а как сноп грохнулся в кресло и моментально заснул. Увидевши это, я пошевелил мозгами и в уме моем столь же моментально созрела идея: уйду-ка я за добра-ума из отеля, а ежели меня остановят, то скажу, что по счету сполна заплатит Лабулэ.
Так я и поступил» .
Видимо, это был наш ответ на консерватизм Лабулэ и французского истеблишмента, особенно по отношению к Парижской Коммуне. Можно понять горечь великого сатирика, но нам, насмотревшимся на результаты победоносных социалистических революций вплоть до «диктатуры пролетариата» с наследственной передачей власти, надо отнестись с пониманием и к позиции Лабулэ.
Вряд ли эти острые стрелы из далекого Петербурга достигли Лабулэ, да и были они предназначены для внутреннего употребления.
Если «История одного города» завершается неким космическим явлением, уничтожающим всю прежнюю жизнь, то в сказке «Государь-Пудель» авторитарный режим всего на всего сменяется конституционной монархией, при которой бывший душитель собак становится редактором оппозиционной газеты и обличает в ней новые порядки. «Граждане, вы в опасности! Ситуация прискорбна, страна идет к гибели. А прежде, при мудром и твердом правлении графа Вездесущего ротозеи наводили ужас на соседей, им завидовал весь мир… А теперь мы порабощены свободой» .
Характерно, что в неприятии европейской демократии были единодушны противоположные фланги русской общественной мысли.
Приверженец абсолютной монархии Константин Леонтьев :
«… не ужасно ли, не обидно ли было думать, что Моисей всходил на Синай, что эллины строили свои изящные акрополи, римляне вели Пунические войны, что гениальный красавец Александр в пернатом каком-нибудь шлеме переходил Граник и бился под Арабеллами, … для того только, чтобы французский, немецкий или русский буржуа в безобразной и комической своей одежде благодушествовал бы «индивидуально»» и «коллективно» на развалинах всего этого величия…
Стыдно было бы за человечество, если бы этот подлый идеал всеобщей пользы, мелочного труда и позорной прозы восторжествовал бы навеки!..» .
Если бы Константин Леонтьев с его мечтами об античном величии и византийской власти чудесным образом дожил до эпохи каналов, грандиозных строек и «величайшего полководца всех времен и народов», то, наверное, не один раз вспомнил бы рассказ Уильяма Джейкобса «Обезьянья лапа», в котором желания сбываются с убийственным буквализмом.
Член чрезвычайной следственной комиссии по делу царских властей Александр Блок: «Инстинктивная ненависть к парламентам, учредительным собраниям и пр. Потому что рано или поздно некий Милюков произнесет: «Законопроект в третьем чтении отвергнут большинством»… Для художника идея народного представительства, как всякое «отвлечение», может быть интересна только по внезапному капризу, а по существу – ненавистна» .
«… самые цивилизованные страны (Америка, Франция) сейчас захлебнулись в выборном мошенничестве, выборном взяточничестве» .
Напрасно опасался Блок этих «ужасов». Россия его времени не захлебнулась в выборном мошенничестве, она захлебнулась в крови, в голоде, в разрухе.
И тогда к Блоку пришло понимание других истин. «Для того, чтобы уничтожить что-нибудь на том месте, которое должно быть заполненным, следует иметь наготове то, чем заполнить» . К сожалению, это было записано незадолго до кончины при властях, которые запретили ему выехать из страны на лечение.
Дело не в конкретных именах. Просто эти художественно одаренные люди особенно ярко выразили те заблуждения, которые были свойственны многим в тогдашней (да и в теперешней) России. Свобода, в понимании Лабулэ, – не панацея немедленного всеобщего благоденствия, но необходимое условие движения к нему по тернистой тропе цивилизации.
В то же время авторитарность даже при самых благих намерениях неизбежно ведет в тупики произвола и деспотии.
Велико было желание увидеть своими глазами «небо в алмазах», а то и уверенность, что «до грядущего подать рукой». Наверное, и у Лабулэ было это желание, но горький опыт жизни, истории и науки научил его, что долго еще предстоит идти людскому роду по дороге очеловечивания. Важно только не сбиваться с этого пути миражами имперского величия и авторитарности.
А пока утолить эту потребность в светлом будущем можно только в мечтах, в сказках.
«Поздно вечером, когда все спят вокруг меня, когда завершены, намеченные на этот день труды, и мне, измученному штудированием длинного свитка ужасов и безумств, именуемого историей, позволено отдаться своим сокровенным мечтам, я возвращаюсь к друзьям моего детства, скрытым в потайном углу библиотеки…
Сказки – это идеал, нечто более истинное, чем все истины мира, триумф добра, красоты, справедливости» .
И в своих научных трудах, и в публицистике, и в сказках Лабулэ стремился к тому, что Владимир Соловьев обозначил как «сознание безусловного человеческого достоинства, принцип самостоятельной и самодеятельной личности» . В основе всей деятельности Эдуара де Лабулэ был этический идеал. Его новелла «Дон Оттавио» завершается замечательной строчкой Гёте «Денн дас лебен ист либе», которую Лабулэ переводит на французский «vivre c’est aimer (жить значит любить)» .
Посвящая свои «Синие сказки» двухлетней внучке Габриэлле, он писал:
«… и быть может, тебе доставит удовольствие рассказать моим правнукам, что был такой добрый чудак, который испытывал радость, развлекая детей. Они будут слушать тебя с горящими глазками и будут гордиться своим прадедом. Я не хочу другой славы; такого бессмертия мне достаточно» .
Г. Л. Эпштейн

Вложение: 3935760_avtor_liberalnogo_manifesta.doc

Наверное, я стар уже для блога,
Но не утратил ясность слога.
За плечами 43 года преподавательской работы,
десятки лет размышлений и
накопления знаний.
Может быть, полезно кое-чем
поделиться не только с самыми
близкими.