Телевидение-радиовещание 10-1975

Недавно мы смотрели фестиваль «Золотой Орфей» из Болгарии.
Очень хотелось бы познакомиться через ваш журнал с Аллой Пугачевой.

Группа читателей из Махачкалы, ДАССР


Представляя певицу, наверное, следует начинать с оценки ее голоса. Но. рассказывая об Алле Пугачевой, хочется сказать о том, что в ней поражает и покоряет одновременно — глаза... Они живут особенной, удивительной жизнью. Они постоянно меняют выражение, а иной раз, кажется, и цвет. Они уговаривают, судят, жалеют, любят, прощают, скорбят и смеются. Помните? «За одни глаза тебя б сожгли на площади, потому что это колдовство». Не случайно, я думаю, режиссер, снимавший конкурс песни «Золотой Орфей-75», приковал операторов к глазам Пугачевой во время исполнения ею димитровского «Арлекина». На экране — самым крупным планом — глаза. Глаза человека, затравленного смехом и насмешками, глаза Арлекина, жалкие и великие в своей ненависти к утробному хохоту, который певица мастерски воспроизводила...

«Все кажется, что маску я сниму...» — и крылом черного платья Пугачева прикрывает лицо; и этот мир изменится со мной...» — из-под рукава выглядывает краешек глаза в чисто детской надежде ка чудо; «...но слез моих не видно никому...» — отброшена завеса, и лицо сияет ослепительной, нестерпимой улыбкой; « ..что ж, Арлекин я, видно, неплохой», — в глазах — скромная гордость труженика. И бесконечная усталость.

А в зале —- тишина, особенный миг тишины, предшествующий взрыву. И Пугачева разражается мелким хохотком, хохотом, и взрывается музыкой оркестр (превосходную аранжировку песни сделал П. Слободкин), и невидимый хор подхватывает рефрен про веселого Арлекина, и огромный зал долго гремит аплодисментами. А мы смотрим в. счастливые, ликующие глаза певицы; ей достался главный приз фестиваля — золотая статуэтка Орфея.

В биографии певицы это вторая победа. Первая была скромнее — третий приз пятого Всесоюзного конкурса артистов эстрады. Но те. кто видел по телевидению заключительный концерт лауреатов этого конкурса, несомненно, заметили и запомнили Пугачеву. Она пела тогда две песни «Ермолова с Чистых прудов» Н, Богословского и «Приходи, поокаем» Е. Муромцева. Песни контрастные. Полный сдерживаемой боли рассказ о девчонке, мечтавшей стать актрисой и погибшей под горящим Ростовом, и рядом — незатейливые лукавые куплеты, исполненные милым окающим говорком. Кто-то принял ее, кто-то — нет, но все сходились в одном: на эстраде — актриса. И не лирическая, а скорее характерная, смело пользующаяся чисто театральными приемами, любящая яркие краски, резкие эмоциональные переходы, ритм и гротеск. В каждой песне она стремится к созданию сценического образа.

Во время одного из конкурсов мне довелось наблюдать как Пугачева готовится к выходу на сцену. Полная отрешенность. Рядом кричат, суетятся, перетаскивают аппаратуру, курят. Вокруг нее же — словно магический круг тишины и сосредоточенности. И понимаешь вдруг, как это для нее важно — исполнить песню. Бывая на ее концертах, убеждаешься, что одна и та же песня постоянно знакомая незнакомка. Какой-то штрих, почти неуловимый — а новый. Еще что-то найдено, и песня, не раз слышанная, приоткрылась новой гранью, вызвала новые, мысли, иные чувства.

Т. КОРШИЛОВА

1.