Ночь с 29 на 30 июля 1941 года огласилась жуткими воплями и стонами из православной церкви в городе Глина. Здесь хорватские усташи учинили бойню сербам, мирным жителям окрестных сел, исполняя приказание об очищении страны от проживающих в ней сербов.

Незадолго до этого управляющий общины Чемерницы Йосип Живчич объявил по селам, что все сербы мужского пола от 16 до 60 лет обязаны явиться в Вргинмост, где их обратят в католическую веру, и они станут равноправны с хорватами, а те, кто не явится, будут убиты у себя дома. В назначенный день на "крещение" прибыло 1600 сербов из Чемерницы и 700 из других мест. Когда в Вргинмосте их встретили усташи с винтовками и пулеметами, среди сербов началась паника, около 400 бежало, остальных окружили и погнали в Соколану. Там они провели ночь, а наутро их затолкали в грузовики и автобусы и привезли в Глину, где заперли в православной церкви.
Как рассказал католический священник из Глины Франц Жужек: "Я пришел и увидел битком набитую людьми церковь, в которой стоял спертый воздух, так как многие вынуждены были справлять нужду прямо там же, и некоторые теряли сознание от духоты. Церковная утварь была повреждена, многое было уже уничтожено".
Часть людей усташи погрузили в грузовики и отвезли в Ново-Село, где всех зарезали. Учительница Лерка Зибар из Юкинаца вспоминала о пережитом ею в тот день: "Перед нашей закусочной остановился грузовик, и из него вышли усташи Янко Кихалич, Стево Крешталица и Пайо Крешталица. Они были пьяны. Ввалились в закусочную. Через некоторое время Янко Кихалич постучал в дверь кухни, где я находилась, требуя, чтобы я дала ему горячей воды. На мой вопрос, зачем ему горячая вода, он ответил:
- Вот тут у меня человеческое сердце, можешь посмотреть.
Посетители, присутствовавшие в закусочной в то время, позже рассказывали, что вместе с сердцем в свертке находились и человеческие глаза, но я их не видела. Меня охватил ужас, и мы с мужем выпроводили их на улицу, закрыли закусочную…"
Антун Грегурич, строитель из Юкинаца, подтвердил: "Усташи принесли что-то, завернутое в бумагу, они показывали этот сверток посетителям, а затем Янко Кихалич потребовал у жены хозяина Лерки Зибар масла, чтобы зажарить сердце. В ответ на ее вопрос, что это за сердце, они начали хохотать и рассказали, что это сердце серба, которому они нанесли семь ран, потом, бросив его на землю, рассекли ему грудь и вынули сердце, которое еще билось в их руках".
О том, что в то же время происходило в самой Глине, столяр Мато Бакшич вспоминал следующее: "Я жил в пятидесяти метрах от бывшей православной церкви. Около девяти часов вечера я заметил из своего окна, что из церкви грузовиками вывозят людей. Затем я услышал, как из церкви доносились крики и стоны, похожие на завывания зверей или рев забиваемого скота. Выдержать это было трудно, и я отошел от окна. Но моя семья, все мы не могли заснуть от проникавших в нашу квартиру непрекращавшихся криков.
Около полуночи мы с женой заметили, как из церкви вышел усташ с засученными рукавами. Его руки были окровавлены. В правой руке у него был нож. Не сдержавшись, моя жена спросила его:
- Что происходит в церкви?
Приостановившись, он коротко бросил в ответ:
- Режем.
- Кого режете?
- Сербов режем. До тех пор, пока не вырежем их всех до одного, нам, хорватам, спасения не будет".
Игнац Халуза из Глины свидетельствовал: "Когда я шел парком, мне навстречу попался человек в гражданском, с засученными рукавами, руки его были в крови. Он попросил закурить. Я ответил, что у меня нет сигарет. Тогда он позвал меня в православную церковь. При входе возле забора я увидел около пятнадцати усташей, которые пили ракию. Из церкви вдруг раздался голос мальчика:
- Папа, спаси меня!
Детский крик, скорее стон, со слезами повторился несколько раз. В церковь вошел Йосо Зинич. После этого детского голоса уже больше не было слышно".
О том, что совершалось в ту ночь в глинской церкви, рассказал Любан Еднак, крестьянин из Белиште, единственный, кому посчастливилось тогда остаться в живых: "Через час после того, как нас переписали, в церковь пришел человек в форме домобрана, который сказал:
- Вы, сербы, еще в девятнадцатом году были приговорены к смерти, но тогда нам не удалось привести приговор в исполнение, поэтому мы всех вас уничтожим сейчас.
Когда уже стемнело, мы вдруг услышали, что к церкви подъехал грузовик. Как только смолк мотор, в церковь ворвались усташи. Прямо с порога они приказали:
- Немедленно зажгите свечи, чтобы лучше было видно.
Как только мы это сделали, последовал вопрос:
- Верите ли вы в нашего поглавника и в наше независимое государство Хорватию?
- Верим, верим… - ответили почти все, кто громче, кто тише.
Затем усташи приказали нам снять с себя все, кроме нижних рубашек и трусов, и все свои вещи сложить в углу церкви. После этого нас заставили лечь на землю. Усташи ходили по нашим телам, как по бревнам, потом они приказали нам встать и стреляли по стенам церкви, ни в кого конкретно не целясь. Они хотели запугать нас. На вопрос, кому известно что-либо о партизанах, который сопровождался обещанием отпустить домой того, кто сообщит о них, вперед вышел человек.
- Говори! - приказали ему.
- Я знаю, что партизаны недалеко от Топуско взорвали телеграфные столбы и остановили машину с усташами… - сказал человек, надеясь на освобождение.
Но вместо этого усташи приказали ему положить голову на стоявший в церкви стол, а когда он это сделал, один из усташей перерезал ему горло и приказал петь. Но из горла брызнул фонтан крови на расстояние в несколько метров, и петь он не смог. Тогда усташ так ударил его прикладом по голове, что из черепа потекли мозги.
И тут началась настоящая резня. Убивали всех подряд. Усташи хватали одного за другим и бросали на стол. Один упирался коленом в грудь жертвы, а другой перерезал ей горло. При этом они даже не дожидались, пока жертва истечет кровью или испустит дух. Полуживых людей выволакивали из церкви и бросали в грузовик.
Уничтожив почти три четверти обреченных, усташи решили отдохнуть. Чтобы развлечься, они вытащили на середину церкви старика и, весело смеясь, спросили:
- Ты отдашь нам свою жену, сестру и дочь?
Старик медленно обвел всех по очереди испуганным взглядом, как будто размышляя о чем-то. Потом ответил:
- Я отдам вам все, что вы хотите, только отпустите меня.
Усташи разразились хохотом. Схватив зажженную свечу, они поднесли ее ко рту старика. Сначала они сожгли ему усы, затем ресницы и, наконец, выжгли ему глаза. Крики старика о помощи не остановили их. Наоборот, один из усташей крикнул другому:
- Чего ты тянешь, прикончи его!
И они вновь принялись убивать, пока нас не осталось пятеро или шестеро. Затем усташи стали выносить мертвых. Вернувшись в церковь, усташи, заметив, что кто-то из убитых еще шевелится, прикончили его. Один из них подскочил и добил несчастного ударом ботинка по голове.
Спустя некоторое время один из находившихся на улице усташей приказал тем, кто был в церкви, хорошенько проверить, не остался ли кто-нибудь в живых. Чтобы быть уверенными в том, что все мертвы, усташи наносили удары ножом в сердце или спину каждому трупу, в зависимости от того, кто как лежал.
После того как они перекололи всех убитых, усташи начали вновь вытаскивать из церкви трупы. Они хватали их за ноги, за руки и швыряли в грузовик, как мешки. Поскольку убитых было много, получилось три или четыре слоя. Когда меня бросили в кузов, я оказался на самом верху. Но так как этот грузовик был переполнен, усташи решили часть трупов свалить в другой. Меня схватили за ноги и бросили туда. На меня бросили труп, и он упал таким образом, что его перерезанное горло, из которого еще сочилась кровь, оказалось над моим ртом. Я не смел даже мизинцем пошевельнуть. Я только сжал покрепче челюсти, чтобы кровь не попадала мне в рот.
Когда грузовики загрузили, нас повезли в Якинец. Усташи при этом восседали на трупах, два - возле моих ног, а два других - у моей головы, так что я чуть не задохнулся от недостатка воздуха. При приближении к небольшому лесу я услышал, как кто-то крикнул шоферу:
- Подъезжай поближе ко рву!
Нас наспех выбросили. Здесь я увидел много людей, которые ждали своего смертного часа. Тут же усташи изнасиловали одну женщину. Я слышал, как, отвечая на вопрос, она сказала, что работает учительницей в поселке Бович. Когда трупы свалили в ров, я оказался рядом с учительницей, которую убили после изнасилования. Я услышал, как один из усташей сказал, что надо осмотреть учительницу, нет ли у нее колец, ведь их можно неплохо продать. Вслед за этим кто-то спрыгнул в ров и, обнаружив кольцо, снял его с пальца учительницы.
В это время подъехал еще один грузовик, переполненный людьми, которых усташи один за другим поубивали молотками. Трупов было много, мне казалось, что во рву не хватит места для всех. Чтобы вместить побольше трупов, усташи стали складывать их рядами. Одному показалось, что кто-то дышит, они открыли стрельбу из ружей, и пуля задела мою ногу. Но я не издал ни звука. Когда очередь дошла до меня, один из усташей заметил на мне хорошую майку, снял ее, хотя она была вся в крови. Все это время я старался сдерживать дыхание, чтобы не обнаружить признаков жизни…
Наконец все успокоилось. Усташи уехали. Я тайком выбрался из рва, спрятался в кукурузе, а потом через кустарник ушел довольно далеко. Из ноги непрерывно сочилась кровь. Но я не думал об этом. Мне хотелось как можно дальше уйти от смерти".
На следующий день усташи замывали следы своего злодеяния. Прежде всего они приказали привести в порядок залитую кровью улицу перед церковью. Анте Шешерин из Глины рассказывал: "Возвращаясь около четырех часов утра домой с работы, я обратил внимание на то, что усташи моют церковь, а в желобе около нее я увидел кровь, хотя в ту ночь шел дождь. Возле церкви стоял Стево Прайчич, сапожник из Юкинаца, который, распоряжаясь, что и где убрать в церкви, сам тоже мыл тротуар. Ему помогали усташи, одетые в гражданскую одежду. В тот же день они обработали церковь известью и карболкой. Но, несмотря на это, неприятный запах вблизи церкви сохранялся более двух недель. Я видел также, как на реке Глине усташи мыли грузовик, на котором они перевозили жертвы".

На фото: сербы, согнанные на "крещение" в церковь в Глине, 1941 год.