Небо свинцовое, солнце неверное,
Ветер порывистый, воды холодные…
Константин БАЛЬМОНТ, «Северное взморье»
К летним каникулам эгрегор готовился основательно. Закрыв полугодие на одни пятёрки, класс поехал в винсовхоз «Цимлянский» полоть виноградники. Исключение составила наша шестёрка. Милу и Лизу испросил у попечительского Совета Арсеньев. В этнографическую экспедицию отправили владеющих парой десятков наречий Севера Нату с Морозом. А Лада и я, досрочно сдав программу, уже вторую неделю осваивали мыс Немецкий – самую северную точку Гольфстрима. Я тиснул кое-что в паре журналов, имея целью создать ложный след и способ попасть сюда, в пустынную погранзону. Поиски будут не здесь и это хорошо впрок. Отрабатывая ложный след конторы невольно подыграют в главном – битве за Гольфстрим. Итак: профессор имел надёжных помощниц в работе. Самые важные результаты обрабатывали они и утечка была исключена. Сеня всерьёз увлёкся идеей Троп, а им позволила себе немножко увлечься Ната,…пока я далеко и с Олешком! Два Олешка. Ах, как смешно, хи-хи! И Ната кружила голову Сене, получая удовольствие и от этой игры, и от работы, в которой явно наметился перелом: их признали на Тропах. Только через них шли крохи истинной информации и потому они имели свободу действия неограниченную. Волоокая Вера пока ещё формально примыкала к ним, но уже сейчас имела уникальные данные по метаистории. И уж воистину счастлива была Лада.
Пять суток, спрессованных в несколько мгновений, понадобились нам на всю дорогу: поездом, автобусом, вертолётом и пограничным катером – как редкое исключение. Все перекладные, начиная с поезда, двигались обычным порядком и темпом, но к нам это не имело отношения. График сложился из редких разлук во время смены транспорта, нескольких проверок документов и обязательных моционов. Мы на секунды выныривали в разъединяющий мир, а остальное время были вместе. Наверно что-то изредка ели, возможно отвечали на чьи-нибудь реплики и вопросы. Мало ли что бывает в долгом пути – иногда даже происходит. С нами не происходило ничего, кроме того, что мы были вместе. К исходу вторых суток южные ночи плавно перешли в белые, а те – в полярный день. На полустанке в районе Полярных Зорь Лада вдруг спрыгнула на деревянную платформу, вытянувшись стрункой по направлению к солнцу, бессознательно вскинула руки ему навстречу. Так и простояла хрупким изваянием до отхода поезда. Кровь!
Потом мы стояли на причале в шхерах, а катер, на котором мы добрались сюда, уходил в пенном буруне к дальним скалам. Завтра этот или другой катер заберёт тех, кого мы сменяли. Тех, кто спускался сейчас от фактории и пункта наблюдений. Чтобы встретить нас и сдать дела на целый месяц. И вот теперь шла уже вторая неделя их пребывания среди шхер будущего мегаполиса. Мы уже «отстреляли» опорный репер под энергостанцию и теперь искали место для солнечных батарей. Я, кроме того, наладил связь с Ловозером и получил данные по здешней пещерной сети. Сегодня Лада будет учиться летать. Чтобы к концу недели исследовать пещерную сеть. И ещё посетить Кириллов остров.
– Слушай, – Ладу не узнать в штормовке и комби с огромными накладными карманами на бёдрах и груди. На голове зюйдвестка, с полей которой свисает обычная сетка для продуктов с ячеёй в куриное яйцо: новация московских туристов. От комаров и мошки, которой, слава Богу, пока нет. Принцип изящен и прост: сетку пропитывают диметилфтолатом и набрасывают на поля или даже опускают. Крупная ячея не мешает видеть. Но кровосос, попадая под такой «колпак», вылетает обратно как очумелый.
– А ведь ты не всё сказал на Соборе.
– Не всё, – легко соглашаюсь я и от удовольствия смотреть на своё сокровище улыбаюсь. Олешек сейчас больше похожа на Пэпи. Как вовремя и кстати пришла в мою жизнь эта чистая росинка Рода. От гимна и до последнего Собора я прошёл путь величиной в возмужание, а она была рядом. Девы тоже, но это – другое.
– Только то, что касается дел Рода. У меня есть и другой счёт, личный. И он пока не закрыт.
– Я догадываюсь, о чём ты, – Ладе тревожно, я вижу.
– Но это уже не личное, если касается и нас: меня, царевен, Наставника – всех кто любит тебя. Кто поверил тебе, а это ни много ни мало весь эгрегор.
– Солнце моё, – я откровенно любуюсь Ладой, – ты пристрастна. Любовь и вера неотделимы от наших дел. Я уловил протест и мягко приложил указательный палец к её губам.
– Т-с-с. Я знаю о чём ты. Мы могли бы обойтись и без слов, Олешек, – я хитро жмурюсь, – но так приятно слышать, что тебя любят. Наверное, я – фат.
Я снова уловил протест и снова мягко пресек его.
– Здешний Космос и ты явно мне не на пользу: вы демонизируете меня.
Я подхватил Ладу на руки и скачками понёсся к ближайшему сейду. Поставил Ладу на него, с заботливостью горничной оправил её «наряд», отошёл на шаг и критически осмотрел. И вдруг, сотворив демонический лик, зловеще захохотал.
- Мальчишка!
У Лады отлегло: значит, решил.
– Ты знаешь, я волнуюсь.
Она спрыгнула и теперь машинально теребит шнур моей ветровки.
- Одно дело всё задумать…
Лада помолчала, подбирая слова.
– Здесь всё другое, – она заторопилась, – не чужое, а иное, понимаешь, как на другой планете. И оно может не позволить. Я наверно несу бред?!
– Это там все другое: загадили такой дом! А здесь, Ладушка, сама первозданность. Здесь между тобой и Творцом только небо. То, что соединяет с Ним, сглаживая горечь разъятия. И даёт право творить.
– А на Дону, на Буяне?!
– Там сакральное,… наши потомки, разучившиеся смотреть в небо – всё боле под ноги. И ещё нация изгоев. Мартышки, которые никогда не станут творцами – только компиляторами…Иди и переоденься, солнце моё. В лучшее, что у тебя есть! Сейчас я буду учить тебя летать!!!
<¢er>
Нетерпение, столь мне не свойственное, тем не менее схватило и потащило сердитыми пульсиками реакции ума на отсутствие видимого результата после того, как мы с Ладой исследовали несколько пещер Рыбачьего. Было видно не только их рукотворное происхождение, но и сама конфигурация говорила о многом. Некогда здесь была система управления всеми или почти всеми энергоресурсами Островов. В пользу этого говорило как количество автономных тоннелей для каждой из пещер, так и центральная пещера, куда сходились все коммуникации.
Небо свинцовое, солнце неверное,
Мысль о необходимости исследования подземных озёр и каналов Рыбачьего появилась у меня, как только убедился в искусственном происхождении пещер. Логично было положить, что и озёра и каналы являли собой гигантский тепловой радиатор. Вырисовывалась понемногу общая картина той великой эпохи. Закончилась воина титанов Гипербореи с собственными детьми. Победители, то бишь дети, во главе с Зевсом отправились на Олимп, титанов низвергли в Тартар. 
Кубометр с гаком золота, однако, потребовал крестничек у Сергия. Двести тонн! А меньше что, никак нельзя, таков был спрос Старейшин? Ан, нельзя: не чаёк, однако, греть-то, а Гольфстрим. Галлия монокристаллы хитро тянуть из расплава по методу Чохральского, а потом те монокристаллы алмазом пилить, да шлифовать и полировать алмазной пастой и замшей. 
Старейшины не зря хотели свернуть дискуссию. Конторы задёргались после того как лабораторию, весьма спешно созданную в филиале физмата и столь же спешно «закрытую», посетили несколько учёных мирового уровня: наших и оттуда. Математика, нахально потеснённая физиками-атомщиками в склоке под видом дискуссии c «лириками» после «Девяти дней одного года», высылки Бродского и «Антимиров» Вознесенского, вновь напомнила о себе. 
Помня сказанное мне Отче решение собора, я решил высказаться до срока, хоть шемаханская и была против. Да и я понимал: сыро всё ещё, но и самовольничать дале не позволял Закон Собора. И вот теперь я закончил ведение и расслабленно стоял на массивном диске, парящем в полуметре от пола пещеры: задуманное свершилось. В руке – «стрела Пифагора»: указка и объёмное стило. На левом запястье серебристая змейка. Позади шипящие в воздухе строчки формул, голограммы побережья полуострова Рыбачий, изотермы водных пластов двухсотмильной зоны с красными бурунами Гольфстрима. Вопросы, вопросы, вопросы…Я стоял на самом краю дискографа, готового воспроизвести любую часть моего доклада, и наблюдал золотые огоньки симпатии в ауре большинства Собора. И ещё две голубые звёздочки прямо у ног, где на волчьих шкурах возлежал как исключение (сколь их уже сделал нам Собор) в качестве приглашённых гостей весь мой эгрегор. 
см.