"Шестерка" международных посредников недовольна отказом Ирана от плана МАГАТЭ.

20.11.2009, Брюссель 22:10:20 "Шестерка" международных посредников по урегулированию иранской ядерной проблемы недовольна отказом Ирана от международной схемы, предусматривающей вывоз около 70% низкообогащенного урана из Исламской Республики с целью его дообогащения в России и производства топливных сборок для тегеранского исследовательского реактора. Политические директора стран "шестерки" распространили по итогам встречи в Брюсселе совместное заявление, в котором выразили разочарование позицией Ирана в отношении схемы обмена ядерным топливом.

В заявлении говорится, что Тегеран не сумел дать положительный ответ на пакет предложений Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ). Между тем, как передает Associated Press, на встрече в Брюсселе не затрагивался вопрос о дальнейших санкциях в отношении Исламской Республики. Представитель ЕС заявил журналистам на условиях анонимности, что до конца года должна состояться еще одна встреча "шестерки", на которой будут обсуждаться дальнейшие меры в отношении Ирана.

Россию на встрече "шестерки" в Брюсселе представлял заместитель министра иностранных дел Сергей Рябков, Соединенные Штаты - заместитель госсекретаря Уильям Бернс.

Отметим, что ранее сегодня генеральный директор МАГАТЭ Мохаммед Эль-Барадеи заявил, что Иран пока не давал окончательного ответа на предложение о дообогащении иранского низкообогащенного урана за рубежом. Однако М.Эль-Барадеи признал, что иранские власти выразили в устной форме свое отрицательное отношение к "урановой сделке" в той форме, в которой она была предложена МАГАТЭ. Министр иностранных дел Ирана Манучехр Моттаки заявил на этой неделе, что Тегеран не готов вывозить в другие страны свое ядерное топливо и ждать ответных поставок, однако мог бы рассмотреть возможность синхронного обмена топливом на иранской территории.
http://www.rbc.ru/rbcfreenews/20091120221020.shtml
Лишняя демонстрация: нечем Западу на Иран давить, а угрозы Израиля - блеф. Но чтобы и его не было, наши просто обязаны поставить Ирану СС-300. Через пяток лет там будет самый спокойный регион в мире. После России...

Наука вся – невежества обмен,
На новый вид невежества другого.

БАЙРОН, «Манфред»

Несмотря на столь экзотический вид, гость вполне уместно смотрелся в профессорской квартире, где за четыре поколения профессоров появилось много разных диковин. Одной больше, одной меньше…
Гость и диковины, диковинный гость, так определил для себя явление профессор и сразу успокоился. Главное было понять: у него гость, а остальное – потом. Среди розовых кораллов прадеда-океанолога, искусных чучел птиц деда-орнитолога и старинных фолиантов огромной библиотеки историка-отца он сам в старомодном халате, турецкой феске с кистью вместо ермолки и фарфоровым чубуком рядом с ещё двумя попроще на подставке из кипариса, являл некий диковинный экспонат, как продолжение семейных традиций.
– Разоблачайтесь, милейший незнакомец, – слово «милейший» он произнёс с ироническим нажимом, возвращая гостю его же лёгкую и необидную фамильярность, – вешалка и тапочки в прихожей. Шпагу и трость, – он заметил, что гость при оружии, а прекрасная резная трость лежит поперёк стула, – предлагаю поставить рядом с моей тростью. А потом будем пить чай. Вы, ежели сочтёте нужным, представитесь, и мы побеседуем. Например, о явлениях резонансного типа, к коим Вы столь безапелляционно причисляете изучаемый мною парадокс.
Профессор всё более добавлял яду в свою подчёркнутую любезность, но гость только кланялся на каждую шпильку, что профессора раздражало, но странным образом. Неприязни к гостю он по-прежнему не испытывал, хотя одно его явление того стоило. А вот прописные истины, коими решил он попотчевать гостя…Primo: гостю наверное заведомо известна его аргументация. Segundo: ему самому эти истины вдруг показались не столь уж явными. Наваждение…Но остановиться он уже не мог, да и не хотел. Гость же, помешивая ложечкой чай, ждал.
– Резонанс есть неотделимая часть гармонического процесса. Он может сколь угодно увеличивать амплитуду: рушится мост под уланами, на резонансной рыси его проскакавшими. Скрипичный пассаж обваливает кровлю залы в Вене - тоже резонанс звука и конструкции купола. Наконец, летят мои фильтры, рассчитанные на громадные фазовые нагрузки! Но природу колебания резонанс изменить не может. Ноль или бесконечное кружение вокруг некоего центра генерации этих колебаний, а здесь, – он, брюзгливо оттопырив губу, тычет позолоченной ложкой в одну из точек сингулярности, – разрыв, и вот, и ещё один. Это уже не колебание. Тогда что?!
– Это мысли вслух? – оппоненты стоят друг друга – за безупречными манерами гостя яду не меньше, чем среди сентенций профессора.
– Или предложение высказаться?
– Да, уж будьте так любезны, э-э-э…
– Граф Орлов, с вашего позволения. Гость встал, звякнув несуществующими шпорами. Вышло мило.
– Ага, то есть, очень приятно. Профессор Арсеньев.
Юрий Андреевич начал вставать, но, уловив жест графа, ограничился кивком головы, забыв про феску. Вышло «наше вам с кисточкой» – забавно.
– Ну-с.
– Вы правы, вы абсолютно правы, профессор.
Тот молча кивнул и теперь ждал подвоха. Ну не за тем же, воля Ваша, явился этот опереточный граф (хотя похож, похож!), да ещё столь необычно, в чём ещё предстоит разобраться, чтобы учинить экзамен уровня восьмого класса.
–Только не в этом случае. (Вот он, конь троянский, теперь придётся выслушать некую теорию под видом окончательной истины. Ишь маскарад какой затеял, а приди, как все, на кафедру со своим бредом, я выпер бы его в два счёта!)
– Я Вас слушаю. (Обойдётся без титула! Профессор не любил авантюр и интерес его к гостю вместе с его игрой сразу угас.)
– И напрасно, Юрий Андреевич, – иронии и яду как не бывало, серьёзен, собран, а к чему отнести это его «напрасно», он что же, мысли читает?! Этого только не хватало!
– Я граф, хоть и не настаиваю на именно таком обращении.
– Ну точно читает! – профессору стало неуютно под пронзительным взором этого ряженого. – А может и не ряженый?!
– Меня вполне устроит, к примеру, обращение «коллега». Мысли Ваши я читать не намерен – этика не позволяет, да у Вас всё и так на лице написано. А ваши утверждения годятся лишь для чисел финитных и связанной с ними логики Аристотеля. К трансфинитным же числам с их логикой допущения третьего чётного, всё что Вы тут сказали, не относится. А решение спряталось именно здесь.
– Ах, этика не позволяет, а то и спорить не о чем! Простите, граф, больно Вы лихо взялись за меня. И помилуйте, читал я у Хинтона об этих числах и многомерностях. Канта притянул, Гаусса, а мучает себя и других аналогиями. А Успенский его через строчку цитирует, вроде истины в последней инстанции.
– Ну, ну, это Вы зря. Пётр Демьяныч, если угодно, сам одна из ипостасей истины, той Истины, что вся только Богу открыта, как Его сознание. А это Великое Единое разъятию подвергли и теперь сих «истин» больше, чем их носителей: каждый норовит про запас вторую иметь – для внутренних нужд.
– Ну и Вы, граф, в гегельянцы рано меня определяете, хоть я и с партбилетом: иначе кафедру получил бы не я, а развесистый пень.
– Знаю, об этом мы ещё поговорим, как и о Вашей лаборатории, – профессор чуть не поперхнулся чаем, – а сейчас давайте простимся…на время.
– Как простимся, зачем?! Почему простимся, а не…расстанемся, например, – профессор уловил в последней фразе что-то такое…резонирующее (о, Господи!) с настроем беседы, – и почему именно сейчас, когда я понимать стал суть Вашего предположения: смысл – в следах. Вы ведь это имели в виду?
– Вы редкий специалист, мы в Вас не ошиблись, да и мудрено, коли с Вами советовал пообщаться Ваш лучший ученик и соавтор нынешних Ваших мучений.
– Кто это – мы? – профессор спесиво задрал подбородок, досада мучила его,…и вдруг он осознал конец фразы, – А он, юноша-то здесь причём?! Ах, да, песня,…потом предложил гармонический анализ включить в план, мы ещё этот его гимн на уроках…стоп! Тогда все и началось! Он что, тоже – «мы»?!
– Пока не совсем. Но он просил передать, что четвёртое измерение – в Вас. Не дайте его разъять.
см.ранние коментарии!

Я призрак истин сплавил в стройный бред!
Максимилиан ВОЛОШИН «Два демона»

Профессор Арсеньев пил чай. Из чудной чашки китайского фарфора. Чайник тоже соответствовал. Но главное – это был чай. В каждый сезон сбора чая в Краснодарском крае Юрий Андреевич брал билет до Лазаревской и обратно и на три дня отправлялся к морю…собирать чай. Самый северный, о чём знали почти все, и самый лучший, о чём догадывались немногие. Как и абхазский табак. Заходясь в ритуальном восторге от достоинств продукции «Филипп Морис», юные недоумки и «золотая молодежь» понятия не имели, что все достоинства (если к табаку вообще применимо это понятие) фирменного курева – ничто без «Золотого руна» как обязательной ароматизирующей добавки. А «Три слона» – солома, если не добавить краснодарского чая. Впрочем, чай, кофе, табак и вино, с особым усердием насаждаемые Петром, на века развели русских царей с лучшими представителями древних родов. Чага, травы, варенья и мёд, в том числе хмельной – чего же боле! Тем не менее Юрий Андреевич ежегодно высаживался в Лазаревской, и шел к Волконке, селу у верхнего края Волконского ущелья. Село и ущелье, да ещё школа в селе, были названы так в честь кузины погубленного в Нерчинске масонами князя. Отправленной за нежелание отречься от брата на Кавказ. Это сейчас здесь курорт, а в те времена – место ссылки. В Сибири жёны декабристов открывали школы и больницы. Сёстры на Кавказе поступали так же. Так и княжна не случайно обосновалась здесь, а не в приморском посёлке, где покоритель Антарктиды Лазарев ещё раз прославил своё имя во время турецкой кампании. Лазарев мудро решил, что баталии надо вести в водах турок, а сюда их просто не пускать. Кто знает характер побережья Чёрного моря, поймет: всего четыре крепости от Адлера до Туапсе лишили союзников турок подвоза оружия и припасов, а экспедиционный корпус Ермолова довершил начатое почётным гражданином Владимира предприятие. Княжна же выбрала местом жительства маленький казачий хутор в горах, построила здесь школу, а в нижнем конце ущелья, у древних дольменов – больничку, в которой лечила страждущих со всей Руси, Малороссии и даже балканских славян. Под ногами была серная грязь и радоновые источники, а над головой – сакральное для славян, и только для них, небо. Горцам ни грязи, ни воды не помогали. А вот славяне лечили здесь радикулиты и полиартриты, даже церебральные расстройства, выгоняли соли и камни из почек и иных мест! Профессор собирал здесь, чуть повыше, самый северный в мире чай, как научили его казаки. Казаки завезли чай сюда и далее по Дону и Кубани много ранее Петра. Вместе с жёнами-татарками, как звали они кавказские и левантийские племена. И ритуалом пития сего напитка в полдень, сохранившимся до сих пор. Казачья сиеста.
Собрав чай, профессор сутки «вялил» его и купался в море. А в понедельник уже сидел в кабинете и заполнял убористыми крючками формул ученические тетради. Он отдавал предпочтение тетрадям в клеточку в дюжину листов всем другим «носителям» своих мыслей. Вот и сейчас он пил чай, а правее вазочки с мёдом лежала на треть заполненная открытая тетрадка, в которую он поглядывал время от времени. По его лицу бродили тени. Удовольствие от процесса чаепития и раздражение от выкладок в тетради.
– Бред, – раздражение пересилило и профессор потянулся к тетрадке.
– Опять основное решение лежит в мнимой части, а побочное скорее всего – обертон. Мнимое…А фильтры у аспирантов летят вполне материальные, – он усмехнулся собственному каламбуру, – где же эта неуловимая гармоника?! Профессор отошёл к окну и стал тупо разглядывать морозный узор на стекле, в котором чудилась та же загадка.
– Ну, всё, кажется я подхватил вирус навязчивой идеи!
Объяснимся: третий месяц Юрий Андреевич, завкафедры прикладной математики мучился в поисках гармоники, услышанной им при исполнении секстетом «Гиперборея» простенькой с виду песенки, да ещё собственного сочинения. Ряды Фурье и развёртки звукоряда на осциллографе приводили к одному. Попытки обеспечить абсолютную сходимость путём модулирования и в интегральной и в тригонометрической форме загоняли область решений в мнимую часть, точки сингулярности просто не разрешались, а на осциллографе то и дело появлялись разрывы. Складывали амплитуды и частоты периодик – значит сама результирующая тоже должна быть, пусть и сложной, но гармоникой с кучей локальностей. Но не разрывов – откуда разрывы?! И ведь месяц назад устроил этот стервец мне головоломку после конкурса песни: чуть ведь я не рехнулся, моделируя их распев. А он как-то увёл в сторону с этим гармоническим анализом. Я-то дурень порадовался: ряды Фурье, что у меня второкурсникам не даются, эти "детишки" в две недели расщёлкали. А он, выходит, уже тогда всё это предвидел, знал и вот - нате вам!
Профессор снова взял чашку и, отхлёбывая остывший чай, попробовал зайти с другой стороны. Можно ли найти косвенные проявления этого фантома? Безусловно – явления массовых психозов и летящие фильтры. Что их объединяет? Хороший вопрос, горячий – так что?!
– Резонанс астральный.
Профессор стремительно обернулся и чуть не выронил драгоценную чашку. У стола, чуть склонив голову к его изыскам и при этом пытаясь изобразить учтивый поклон в его сторону, стоял некто в тяжёлом, до пят, плаще, подбитом серебристым мехом. Шляпа с перьями и крупным камнем. Ну, тот самый... Забранная в перчатку рука округлым движением указывает на тетрадь. Ряженый, шут,…если бы не эти пронзительные глаза, в которых плещется вечность.
– Пифагор Гипербореец с помощью своей «четверицы», цифровой гармонии арийского Космоса, нашёл основные музыкальные интервалы: квинту, кварту и октаву. И создал открытый строй, где 12-я квинта не равна исходному звуку, а фа-диез выше соль-бемоль. Разрыв: вот он – разрыв. Мальчик его сыграл. Музыка сфер, двойной кватернион, астральный резонанс, милейший профессор! Что ж ещё-то?!
И пока профессор прикидывал, потребовать ли объяснений столь внезапного и необъяснимого прохождения сквозь запертую дверь, или просто выставить наглеца, незнакомец с любопытством осматривал диковинный кабинет Арсеньева, причём весь вид его говорил: предстоит разговор.
см.коментарии!

Незнакомец источал буйную силу, разгульное веселье и ещё Бог знает что. От такой адской смеси можно было ждать чего угодно, что и было тут же доказано. Я только коснулся рукояти меча, как щёголь очутился рядом и выдал такую серию в стиле «казачий веер», от которой меня унесло в камыши с гудящей головой, хоть я и успел поставить и ментальный блок и «крыж». Плащ хлыщу, видно, ничуть не мешал и всё же это было пижонство. Меч был уже у меня в руке, когда соперник, узрев меня проворно встающим перекатом, выхватил свой меч и отпрыгнул, разрывая дистанцию. Но я не дал ему такой форы, прыгнув вслед, имитируя прямой выпад в голову, а когда щегольской плащ пижона лизнул траву, просто наступил на его край ногой, а другой выдал жестокую мавашу с левой ноги. Умело поставленный круговой блок смягчил мой удар, но зажатый плащ сыграл с фатом злую шутку. Получив вдогон комбинацию «кельтский крест» и астру, пробившую шляпу с тремя перьями и оцарапавшую темя, он сделал шаг назад и…нелепо приземлился на пятую точку, выставив меч, в такой позе бесполезный. Пижон первый оценил всю комичность своего положения. Очевидно зная, с кем имеет дело, он без всякой опаски глянул на зловеще шелестящее лезвие меча, подтянул полу плаща, ткнул пальцем в грязный и драный край оторочки и горестно покачал головой. Затем поддел тростью отлетевшую на два шага шляпу и долго разглядывал рваную дыру, пробитую астрой.
– Шляпу-то зачем, – голос уже не звенел и вообще сидя, он выглядел также нелепо, как и четверть часа назад среди камышей в своём наряде.
– Эх, молодёжь, не умеете вы ценить…
Я чуть не расхохотался, но удержался, не желая обидеть поверженного соперника. Мне уже много раз приходилось выслушивать про молодёжь, не умеющую ценить, но ещё ни разу это не было так комично. Я уже готовился съязвить, как вдруг почувствовал, что мы уже не одни. Именно уже: миг назад на островке никого не было. А потом знакомый голос съязвил за меня:
– Ты ещё добавь про хорошее отношение: учат, мол, вас, учат.
Никола встал рядом со мной, сморщился как от лимона.
– Учитель щипаный.
Еще поморщился и, как бы через силу, пробурчал совсем уж брюзгливо:
– Ведь и не назвался, а? – это уже к фату, успевшему встать и понуро стоявшему в двух шагах, – и уж учить да проверять нынешнюю молодёжь, а сам – мальчишка. Что, проверил?!
Никола вроде как исполнял нудную повинность.
– И вот с этим бахвалом я должен юношу к Ваалу на разборки отправлять. Изволь, – он шагнул вперёд, уткнул палец в пижона, и хмыкнув ехидно, кивнул мне, – изволь вот этого, г-м, любить, а пожаловать ты уж, гляжу, успел. Сие чудо в перьях, – он опять ехидно хмыкнул, глянув на пробитую астрой шляпу с перьями, – граф Орлов и мой ученик.

Я умолчал, что при пси-контакте с людьми Ваала поймал на себе чей-то взгляд. Долю секунды некто изучал реакцию на само изучение, а почуяв, что сам стал объектом, отступил. Я за миг до разрыва контакта уловил подобие эмоции, некое удивление. Только Никола, с которым у нас установилась прочная духовная связь, был посвящён в подробности. И счёл их настолько важными, что не медля прибыл на Буян, куда вызвал и меня. До Острова я теперь добирался сначала азовской электричкой, а дальше плыл лодкой. Местные калымили доставкой в плавни устья Дона охотников отсидеть зорьку с удочкой на тони. Так называли очищенную от коряг и мусора протоку с «заимками» под рыбалку. Песчаный пятачок среди кустов и камыша, костровище с запасом плавника, часто даже шалашик из камыша, способный укрыть от дождя или солнца, если захочется вздремнуть до вечернего клёва. В штормовке, сапогах, при луке со спущенной тетивой и стрелами в чехле, похожими вместе на удочку в разборе, я подходил под именно эту категорию добытчиков. Невидимый в разборе, висел на поясе в чехле меч, подаренный в Городе мастеров.
Недавно ещё за рубль в оба конца я с юными казачатами мог добраться сюда и по уму «взять» тут десяток сазанчиков и «надрать» с ведро раков. Что вместе с сотней плотвичек и ласкиря, как называли здесь мелкого и жирного подлещика, тянуло на трёшку. Её охотно давал хозяин пивного зала Боцман или дядя Паша: кому как позволял звать себя морской волк в якорях и русалках. Он превратил грязную «чайную» с водочкой, прозванную «бабьи слёзы», в чистый пивной зал со струганными столами. И обязательными к пиву раками и воблой. Обеспечив пацанву работой и деньгами на брюки-клёш, остроносые туфли с каблуком-рюмкой, гитару или велосипед, которые добывали здесь, в плавнях, а не клянчили у «предков».
Попав на «номер», я «осматривался», связывался с островом и только убедившись, что окрест «чисто», совершал короткий бросок по «стёжкам» на Буян. Ещё пара недель и маршрут дополнит каяк. «Низовка», так здесь зовут муссон с Азовского моря, поднимет на месяц, до самых морозов, уровень воды в Дону, рыба уйдёт на нерест а «номера» зальёт. Поэтому электричкой надо ехать до Кагальника, последнего притока Дона перед морем, а дальше – на каяке или байдарке, если придётся добираться до Буяна с девочками. Зимой, даже тёплой, протоки замерзают, и идти к кривой иве придётся пять вёрст по камышам и покрытым льдом заводям. Но это только предстоит опробовать, а вот та дорога, которой я добирался сейчас, была знакома с шести лет, когда Юра впервые взял меня с собой на «подработку».
Как только лодочник, подбросивший меня, уяснил, что меня заберут обратно другие и скрылся за поворотом, я первым делом собрал меч и натянул тетиву у лука. Затем положил в нагрудные карманы по две астры, лук повесил тетивой назад на левое плечо, а чехол-колчан укрепил за тем же плечом на специальной петельке так, что стрела доставалась движением правой руки. Проверил это, а также насколько легко вынимается меч. Несколько раз глубоко вдохнул чистейший, почти морской воздух, повернулся, вскинув руки, к Солнцу, край которого должен был через миг появиться над камышами. И замер…
Прямо передо мною, в двух шагах, стоял некто, упёршись обеими руками в массивную резную трость и широко расставив ноги, обутые в совершенно неуместные тут, среди камышей, тончайшей выделки кожаные сапожки с отворотами седого меха. Плащ с оторочкой по рукаву и вороту тем же мехом пижонски волочился по траве, чуть приподнятый ножнами меча. Всё это я ухватил взглядом в единый миг, а в следующий ударил первый луч солнца и, вслед ему, раздался звучный голос:
– На моих сапогах, о коих ты мыслишь ехидно, собрана звёздная пыль всего мироздания. Это я тебя искал, юноша.

Не позволяй душе лениться!
Чтоб в ступе воду не толочь,
Душа обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Гони ее от дома к дому,
Тащи с этапа на этап,
По пустырю, по бурелому
Через сугроб, через ухаб!

Не разрешай ей спать в постели
При свете утренней звезды,
Держи лентяйку в черном теле
И не снимай с нее узды!

Коль дать ей вздумаешь поблажку,
Освобождая от работ,
Она последнюю рубашку
С тебя без жалости сорвет.

А ты хватай ее за плечи,
Учи и мучай дотемна,
Чтоб жить с тобой по-человечьи
Училась заново она.

Она рабыня и царица,
Она работница и дочь,
Она обязана трудиться
И день и ночь, и день и ночь!

Николай ЗАБОЛОЦКИЙ

Не так давно я знакомил вас здесь с Заболоцким и упомянул эту его замечательную вещь. В студенестве заповедь эта провисела у меня в комнатах общежития весь срок обучения. Сейчас она висит в комнате мальчиков уже 7 лет. Не вижу причин не выставить её тут. Мне - любопытно...

Меня, кто словно древо Игдразиль*,
Пророс главою семью семь вселенных,
И для очей которого, как пыль,
Поля земные и поля блаженных.
Николай ГУМИЛЁВ,
триптих «Душа и тело»

– Что скажешь на сей раз?
Ваал выписывает на песке каббалистические знаки и на полковника подчёркнуто не смотрит.
– Отпрыск твой невозможное сделал, хоть и случайно. К трону Творца пылинкой его, к подножию! Он здесь, идущий этот, сейчас должен быть, зде-е-е-сь! Слюной капать, низвергнутый безумец! Я знаю, сам когда-то едва не капал.
Ваал воткнул трость в песок и косо глянул на полковника: стоит и слушает. Не дурак, чтобы возражать. Именно, что не дурак, из тех пруд пруди. Учёные, безмозглые поолитиканы. Все хотят услужить, а этот нет. И просить ничего не будет, потому что цену себе знает. Ну, погоди, я те цену-то укажу…
– Ладно, этим я сам займусь, может и лучше так. За такого молдца, коего Сам презреть изволил, запросто могут шугануть с этой планетки, проходили уже.
Тёмный князь не без удовольствия наблюдал растерянность на лице полковника. А ты не заносись, сам ещё пыль от сандалий Его.
– Сына оставь в покое, душу ему не рви, он выбор сделал, не можешь толком помочь – отойди. Он сейчас в хорошей компании. Вот ежели б он с ребе связался, сам бы об него трость изломал.
И, видя, что полковник дошёл до состояния болезненного, прекратил экзекуции.
– Да перестань ты таращиться, я это для себя стараюсь. Твоя забота теперь – лаборатория професора Арсеньева. Да гляди, снова не опоздай, больно шустрым оказался их мальчик: уж в какой раз опережает.

* Игдразиль – вселенское дерево жизни у ариев, растущее корнями вверх, – образ, встречающийся у индусов в одной из книг Махабхараты, и у древних скандинавов

На следующий день после неожиданного музыкального финала город жил только одним: вчерашними событиями в «Октябре». Очевидцы в основном отмалчивались, зато развесистая клюква получила редкий шанс. И понесло по подворотням пургу домыслов и мистики. Шёпотом называли из-вестные в городе фамилии, чьи дети в частном заведении учили тайные науки. Какое отношение это имело к красивой сказке, начало которой было положено вчера на глазах у изумлённых горожан, не объяснялось, но лёгкая тень злопыхательства коснулась и лицея. А когда город опомнился и кинулся на защиту сказки, защищать было, собственно, нечего и, что самое странное, не от кого.
Ничего не было: так мягко, но настойчиво, объяснили тем и другим, а тем, кто не понял, напомнили о неких лечебных учреждениях, способных избавить от любой навязчивой идеи. При этом никто не посягал на устное предание, равно как и на продолжение музыкальных, спортивных и научных опытов,…но в пределах города, вдруг ставшего закрытым. Быстро был доведён до ума филиал университета Западного посёлка; в левом крыле его разместили засекреченную "конторой" лабораторию; руководить ей предложили некому профессору Арсеньеву.

Когда при мне просто ругают Путина, Юща, Саку или Юльку, я про себя ехидно щурюсь: а вам-то что? Так просто даже кошка не рожает. Что плохого вы можете конкретно сказать против того, что Ющ сделал подачу, а Юлька с ВВП её изящно загасили. Будь они хоть трижды...ага, но Украина не будет платить штрафов за недобор газа, а Европа - будет. Украина на 60% увеличивает цену транзита, а мы поднимаем для них стоимость газа, но уменьшаем контрактный объём, а Европе - не уменьшаем. Или покупай, или плати неустойку. А это значит, что президентство Юльке обеспечено.
Сака встретился в пику в тот же день с Ющем и устроили буффонаду на целый день. Глаза бы мои на них не глядели, но сегодня я их просто обожаю: устроить такой пиар России не смог бы и Ельцин, обоссы он хоть все колёса у всех самолётов всей Америки.
А что мы имеем на выходе? Первое, что сделает Юлька, став президентом, это кинет нас и вот эта предсказуемость в ней для меня гораздо дороже бульдозерной тупости "проффесора": сиди и гадай - канет или не кинет. А Юлька обязательно кинет, а это новая газовая война в феврале и помёрзнуть Европа ещё успеет. Впрочем, Европе мёрзнуть так и так: Юлька не президент для неё ещё страшнее - Газпром и Путин ни с кем другим работать не будут.
Обычно кризисом (а не тем, что сейчас в мире творится) принято у профессионалов считать положение, в котором нет выбора. Потому так криво улыбается Европа, пока Путин и Тимошенко в Ялте устроили шоу по мотивам бессмертного крыловского хита "Петушка и кукух". Если что слегка спутал, извиняйте...

Объем иностранных инвестиций в РФ упал почти на треть

В экономику России в январе-сентябре 2009г. поступило 54,7 млрд долл. иностранных инвестиций, что на 27,8% меньше, чем в январе-сентябре 2008г. Такие данные приводит Федеральная служба государственной статистики РФ (Росстат). Напомним, что в I квартале 2009г. в экономику поступило 12 млрд долл., что на 30,3% меньше по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, во II квартале - 20,2 млрд долл. - на 31,2% меньше, в III...Читать далее > РБК. Экономика

Пора президенту начать отчитываться не только за то, что уже прогадили, но и за то ценное и светлое, что ещё осталось на Руси: её трудолюбивый народ, православная вера как державная скрепка, и Традиция.
1.Народ русский хочет и может трудиться: не надо нагло судить его по одному Ельцину и записывать в алкаши; надо вернуть ему работу, розданную таджикам, туркам (строительство), китайцам с корейцами (АПК, теплицы); надо вернуть ему самоуважение перед вором-банкиром евреем и рыночным торгашом мусульманином, обирающим наших матерей и стариков, а так же сажающим на иглу наших детей.
2.Народ русский хочет со светлой верой в душе создавать семью и рожать для Державы здоровых духовно и физически детей, а не компенсировать "естественную убыль", устроенную преступным режимом собственному народу, ублюдками гастарбайтеров и полукровками от преступно эксплуатирующих наших нищих по вине власти молодых женщин за прилавком и в постели усатых "правоверных." Это имел в виду в первую очередь погибший на боевом посту за веру о.Даниил Сысоев.
3.Традиция русского народа есть не слепое отбивание поклонов, но УВАЖЕНИЕ к вере предков, создавших с Богом в душе нашу великую державу. Если власть, которая даже в сравнении с коммунистами ничтожна, ибо не может предложить никакой иной веры, кроме как в еврейский ссудный процент, этого не поймёт, то ей придётся горько раскаяться и очень скоро: русский человек способен вытерпеть очень многое, но не наглое издевательство над своей душой и верой!
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ МУЧЕНИКУ О.ДАНИИЛУ...

Мусульмане подают в суд на священника Даниила Сысоева за его книгу "Брак с мусульманином"

Москва, 8 октября 2007 г.

Сопредседатель Совета муфтиев России, глава Духовного управления мусульман азиатской части страны Нафигулла Аширов намерен подать в суд на священника-миссионера Даниила Сысоева, сообщает ИНТЕРФАКС.

По мнению Н.Аширова, в книге отца Даниила "Брак с мусульманином", выпущенной издательством храма Пророка Даниила на Кантемировской и презентованной в Москве 12 сентября, содержатся оскорбительные для мусульман выражения.

Книга, в частности, предупреждает женщин, решивших выйти замуж за мусульманина, что они должны быть готовы к тому, что к ним "будут относиться как к животным". По мнению автора, "отношение к женщине в исламе невыносимо для тех, кто воспитан на представлениях о любви между мужем и женой как норме супружеской жизни".

Коран, считает отец Даниил, "призывает мужей наказывать жен... просто в целях улучшения характера", а Аллах - "это настоящий идол, построенный в уме Мухаммеда, пародия на Бога истинного".

Как считает Н.Аширов, изданием подобной литературы священник Сысоев "пытается снискать себе славу русского Салмана Рушди".

Сопредседатель Совета муфтиев России высказал недоумение тем фактом, что российские мусульмане были возмущены появлением в Дании карикатур на пророка Мухаммеда, а к происходящему в собственной стране остались равнодушны. Между тем, считает Н.Аширов, книга "Брак с мусульманином" мало чем уступает карикатурам европейских провокаторов.

Сейчас Н.Аширов и его адвокаты готовят соответствующие документы для подачи иска в суд.

08 / 10 / 2007
http://www.pravoslavie.ru/news/071008114920.htm

Вот здесь собрано творчество священика Сысоева. По одному только беглому ознакомлению с поднимаемыми им темами можно с уверенностью утверждать: убили выдающегося молодого православного богослова! Поскольку с ним уже решили судиться мусульмане, далеко в поисках убийц ходить не надо.
А здесь персональная страничка о.Даниила.

Убийство священника в Москве совершено на религиозной почве

По основной версии следствия, убийство настоятеля церкви апостола Фомы Даниила Сысоева в Москве совершено на религиозной почве, сообщил руководитель Следственного управления СКП РФ по Москве Анатолий Багмет. Инцидент произошел накануне вечером в Южном административном округе столицы, передает "Эхо Москвы". А.Багмет сообщил детали произошедшего, сказав, что преступник зашел в храм, где, помимо настоятеля, также были прихожане, и спросил его по фамилии. Когда настоятель вышел навстречу, мужчина достал...Читать далее > РБК. Москва

Вторая остановка Пикалевский комплекс, который в июне пришлось запускать премьеру Владимиру Путину, снова под угрозой остановки Апатит«прекратил поставки нефелинового концентрата на «Базэлцемент-Пикалево», объявил последний: запасов осталось на несколько дней. А если завод прекратит работу, остановятся и получающие от него сырье «Метахим» и «Пикалевский цемент». Читать целиком

Лада… Ангелы вострубили… Небесные врата...
Сознание возвращается вспышками жёлтых точек ослепительного света на бордовом. Бесконечность, вечность, голубые звёзды в слезах. Это Лада: Снегурочка услышала песнь Леля и плачет. Не надо, нельзя.
– Снегурочка, – я не узнаю свой голос, – не плачь, растаешь.
Она не поняла, ей тревожно, наклоняется. Шепчу: «Растаешь». Она поняла, наконец, смеётся сквозь слёзы.
– Лежи, Лель задрипаный.
Я лежу на жёстком, в дальнем углу ангел в белых одеждах устремлён ввысь и ещё один совсем рядом – у него звёздные глаза. Это уже не тот недосягаемый ангел Рода на берегу Дона. Ангелы не плачут. Этот - плачет… Две капельки падают прямо мне на губы. Они солёные – это точно слёзы. Голубые звёздочки совсем рядом. Солёная влага щиплет распухшую от мундштука губу и нежные губы бережно собирают её. Это Лада, у неё не ледяные губы Снегурочки: нежные. Я не ведаю, что бормочу вслух.
– Лада, ты поняла и сыграла арийский гимн, мы теперь связаны тайной. Тёплые губы в ответ становятся горячими, потом пылающими, сладко кружится голова и захвадывает дух. Теперь я знаю вкус настоящего поцелуя и это тоже тайна: моя и Лады.
– Ну, и как там, на небесах? – Я поднимаю взор туда, где знакомый и родной голос дребезжит с ехидцей. Это Наставник.
– Я чай, головкой не поехал наш-то?! – подмигивает он Ладе.
– А то там, у трона Твастыря, всяко бывает. Завари-ка девонька травничку, да слезки утри – пронесло.
– Наставник, где я?
– На подворье, в келейке игумена. Сейчас травки попьешь – и домой.
– А гимн, что гимн? Или это тоже – бред?!
– Да уж лучше бы бред. Большие силы ты задел, теперь держись. Но – силён, горжусь!

Не досягнуть до неба голубого,
А досягнешь, задохнешься…
Константин БАЛЬМОНТ, «Прах»

Девочки были в кулисах, когда я закончил импровизацию на тему скрипичной «Поэмы» Шоссона и стоял в перекрестии лучей, расслабленно бросив руки вдоль тела и отрешённо провожая последние звуки, таящие в сумраке зала. Зал сходил с ума, ребята за кулисами обнимались, а Элю взяли в кольцо эстеты из Москвы, но все-таки чего-то не хватало, последнего аккорда. И тут из ближней кулисы вышла Лада. Сердце болтанулось под горло, во рту пересохло...Неделя...как вечность...
Я ещё успел заметить её бледность и круги под глазами, а она уже была рядом и глаза её в тени ресниц изливали тот самый, завораживающий, свет. Это было слишком для меня, ещё возбуждённого игрой. Меж тем она не торопила паузу, натягивая её меж мгновениями, как струну.
– Твоё верхнее ми устоялось, – наконец нарушила она молчание. Её контральто на полутемной сцене завораживало. Она коснулась моей мозоли на губе. Рука была ледяная, но ощущение – приятное. Я готов был брякнуть банальность, но Лада уже была у «Беккера» и откинула крышку.
– Без ми это место не прозвучало бы. – Мягко, трепетно коснулась клавиш и тихое легато аккордов правой руки ошеломило: в цитате музыки я узнал свой потаённый гимн пещеры.
– Возьми инструмент, это мы будем играть вместе. Ты не ведаешь, что даёшь, ты мне меня вернул, но ты не только мне нужен. – Как будто они одни на сцене.
– Играй же!
Вступил аккорд, второй упорхнул вверх и я рванулся за ним, стремительно набирая силу и высь. Разверзлись небеса, осыпались созвездия. Поют спирали туманностей и вихрем экстаза несут меня к подножию трона Вседержителя, а впереди – звёздные врата.
Фиолетовый луч ударяет снизу, от самых истоков – это вступил Сеня. Голубые звёзды глаз в тени ресниц пронизывают Вселенную насквозь. Вот девочки вступили и Лиза. Двадцать пятая гармония, Великая Тайна ариев, священный камень с Ориона. Грааль! И раскрылись для меня на миг врата звёздных пределов, вострубили архангелы, а звуки трубы одного из них слились с моей и Сени трубами!
Крутило, мотало по залу людское море. Испуг в глазах у иных, но таких немного. Ликование, слезы и единый порыв что-то сделать сейчас, теперь, пока не закончили свою песнь эти семеро. Два юноши, четыре девы и ещё кто-то там, наверху…
Всё кончилось внезапно. Ещё урчала дека «Беккера», сгребая в чугунное нутро остатки звёздного пира, ещё не родился первый хлопок будущих нескончаемых оваций, а небесный свод уже опадал гудящей в инфразвуке бездной, спеша укрыть то, что узрел я там…за миг до ухода моего в Навь.

Ростов – не Одесса. И если его величают папой, то какой дурак присватал ему такую «маму» – уму не постижимо! У тёти Моти спёрли простыню – типичная «новость» для Одессы, способная взбудоражить и Пересыпь и рынок. В Ростове поймали банду – ну и дураки, что попались. И весь сказ: огород, покосы, рыба пошла в протоки, некогда лясы точить казаку. Но уж если в Ростове про что заговорили, то стоит послушать. В том году были две темы. В Чехословакии постреляли много гарных казаков и традиционные осенние свадьбы игрались ныне как-то с оглядкой: не задеть бы соседа. А напротив «Первомайского» открыли какой-то лицей – ещё и трёх месяцев не прошло, а они москалей и в науке, и по части спорта, а особо в песнях наших, обставили.
Когда в лицей пожаловала высокая комиссия, Эля по довольному выражению лица…нет, не ректора университета или завгороно, а моему, поняла – всё в порядке, а комиссия, так это так, – соблюдение протокола. Ну и соблюли, да так, что чуть министру прямо из лицея письмо коллективное в две с лишним тысячи подписей не послали! И это только учителя и творческая интеллигенция, горожане своё письмо готовили – в Кремль. Вот тут-то и скрипнула калитка Элиного сада, во второй раз пропуская мой велосипед.
– С чем на сей раз пожаловал?
Эле хотелось прижать к груди эту умнющую голову, расцеловать эти удивительной голубизны глаза – чистейшее зеркало чистейшей души. Счастлива! Она была бесконечно счастлива все эти дни и она больше не опасалась простоты этого вот нахала, в упор глядящего на неё своими удивительными глазами.
– Эллина Савельевна, а ведь вы счастливы ( о, Господи, простота ты моя расчудесная!), да, я вижу, Вы счастливы, хорошо-то как!
– Чем же хорошо, мальчик мой, за счастье платить надо, иначе…
– Счастье – дар!
Я продолжаю смотреть за Элей с любопытством и необидной иронией.
– Не дал договорить, – у Эли от этого понимания вдруг полыхнули щёки, – а и правильно. Ну, что иначе? Говорильня иначе! Ох, мысли как скачут, и будто читает он их.
– Дар, Вы только вслушайтесь, кто ж за такое платы потребует?!
– А если хочется платить, если душа требует?!
– Ну и платите…если есть чем, – я снова с лёгкой иронией смотрю ей прямо в зрачки, – говорильня иначе.
– Я спросить хочу (что спросить, читает ли мысли? Дура счастливая, так тебе и надо), я, мне…
– Это я хочу спросить на правах ученика, – беру её руку и бережно прижимаюсь к ней губами. Получается трогательно, и галантно…и немножко интимно. А я пытливо смотрю снизу.
– Вы в Бога верите?
– Хороший вопрос, – ей снова легко и славно, и ещё свободно, – я в себя верю…с некоторых пор.
– Ну, вот и поговорили, как росой умылись, а то понаедут сейчас царевны мои, Мороз с Лизой. Я ведь только опередил их, мне это надо было, – я снова был сам собой, – я просить Вас хочу…

И звучит свежо и юно новых сил могучий строй,
Как натянутые струны между небом и землёй.
А. К. ТОЛСТОЙ, «Звонче жаворонка пенье»

Первым выступал Жорик, физик от Бога Гера Муравлёв. И завинтил такой «Полёт шмеля» – все просто ахнули! Вы слышали, как исполняет эту вещь ансамбль скрипачей Большого театра? Чистота, слаженность, утончённые пиццикато. А Жорик сам был шмель; за спиной его, прямо над ремнями аккордеона мерещились крылья. Может то была шалость магов, но ощущение было мощное: яростно гудящее насекомое изливало праведный гнев на теток с бабкой, царя и весь мир – пошто всё так несправедливо! Пальцы не ведали невозможного, плечи то опадали в пассажах нижних регистров, то дыбились, когда князь пел в царских палатах свою месть, и тогда гул крыльев за плечами становился устрашающим. Окончилось действо неуловимым полётом левой руки над перламутром клавиш и зал взорвался!
Мороз стоял в углу сцены, пережидая возбуждённый гул и потихоньку уходя в себя. Он оценил и сам «спецэффект», и то, как, мгновенно подхватив мою магию, её развили девочки. Ещё месяц назад он и не подумал бы поддержать и Жорика и саму затею, а сейчас жалел, что не мог. Наконец зал затих, он вышел к рампе и, одним точным движением поднеся мундштук к губам и оросив его двумя лёгкими мазками языка, повёл свою рапсодию в ритме блюза. Чтобы так играть это, надо быть африканцем, хотя Гершвин писал для белых и творчество своё обращал к белым. Но мелодии госпелз, негритянских религиозных гимнов, было не скрыть ни за экспрессией композитора-самоучки, ни за сложным, синкопированным ритмом. Так их и вынес на суд публики Сеня. Тоскливые стенания у скрипящей мачты и звон цепей, свист бича, плач разлучённых семей. Контраст чёрной кожи и белого хлопка, чёрной музыки и играющего её белого массы…
Я вышел под гудение встрёпанной и растревоженной публики из левой кулисы и сразу ушёл в глубину сцены. Зал почти выдохся от шквала эмоций «Полёта шмеля» в контрасте с блюзом, тянущим душу неведомым доселе обнажением чувства. Зал был согласен на смех и на слезы, восторг и страдание,… но потом, потом, не сейчас. Передышки, пощады, передышки…
Я не дал залу этой возможности, выхлестнув из глубины сцены восторгом неземного бытия. Это был Скрябин, «Поэма экстаза». Зал противился и не желал сострадать, цеплялся за малое: рукав соседа, кашель в углу, свет рампы, у которой никого не было. Не-ет, ну, не-ет же, не-е-ет…Да, да, да!!! Всё вскипело восторгом отрешения и исчезло разом в волнах космического призыва к тому, чего нет выше в мире – абсолютному счастью всех и каждого…
– Каво ми севодня слюшали? – сухонький старичок поправил пенсне и взволнованно продолжил. – Я имею уже восьмой випуск у Гнесине, послюшайте старика Липского, у него не булло таких деток. Они, я слышал, пишут формулы даже на двери, пардон, клозета. Не ругательства – формулы! И они играют такую музыку, – старик воздел руки, – такую музыку. Играют так, походя, забавляясь своим даром, будто имеют впереди вечность!
Выходившие из зала уже через минуты погружались в шорохи осенней ночи. Там и тут вплетались в шелест листвы короткие фразы, тихие – на грани шёпота. Говорили разное, многие молчали. Но общий настрой выразил старик Липский…

В общем "патриотическом" гомоне илариных и рабинеров с меламудами, нагоняющих себе через СЭ турбо рейтинги в дни подобных матчей, моё робкое слово прозвучало диссонансом и услышано не было: Россия без шансов.
Почему, спросите вы? Потому что Хиддинг гений. Нихрена себе ответец! Придётся расшифровать: он гений посредственности.
Берёт посредственность и мастерски делает из неё гениальную посредственность: Корея, Австралия, Россия. Он не умеет, не хочет и не будет растить чемпионов, потому что понятия не имеет о чемпионской психологии победителей. Маленькие сенсации и связанный с ними большой достаток его вполне устраивают.
Я не буду брать предыстории: возьму только "российский" этап работы "великого Гуса". НЕ ВЫИГРАНО НИ ОДНОГО (!) РЕШАЮЩЕГО МАТЧА.
Их было несколько: Израиль, Андорра, хотя бы один их 2-х с Испанией, то же - с Германией. Не разовая вспышка вдохновения дилетантов с Англией и Голандией, возвеличенные до национального триумфа, а неброская стабильная мастеровитость претендентов в чемпионы, точно знающих, какие очки отдавать нельзя и их не отдающих, платя кровью и потом.
Именно Израилю нельзя было проигрывать, а когда хорваты вернули надежду, не позориться с пожарниками и полицейскими Андоры истерикой на грани вылета.
На Европе надо было любой ценой обыграть Испанию, а не блистать с голландцами, чтобы снова пропереть поверившей в себя Испании. Скажу очевидное - мы, самая сильная на тот момент команда Европы, именно благодаря "своим соображениям" везучего Хиддинга, напялили свою корону своими же руками на отнюдь не блестящую команду Испании, вдохновив её сексуальной позой снизу.
И в отборке, особенно после ничьей немцев с финнами, надо было не Суоми своё вдохновение посредственности, выпестованной Гусом Ивановичем, демонстрировать, а добротную мастеровитость в одном из двух матчей с Германией. И просто мастеровито не отдавать очков другим: некому там было их отдавать.
Игра со Словенией в два акта - тяжко припечатанное резюме: Хиддинг вырастил классную команду серых посредственностей из группы уникальных игроков, некоторых просто не раскрыв (а зачем?), а других, как Белю, заставляя хавбечить до обморока на краях, просто закрыв. Очень рыночный подход: почти герой России - и ни одного серьёзного достижения чемпионского уровня.
Хотите сказать, что это я сейчас так, в общем хоре? Тогда почитайте мои материалы годичной давности. И за пол дня до игры я пел совсем не хором. А Хиддинг-таки достоин похвалы: он показал, правда тем, кто умеет смотреть, какими мы можем стать без него.
Пошёл на хуй, Гнус Иванович!