И в лето от сотворения света 3099 Словен и Рус с роды своими отлучишася от Ексинопонта, и идоша от роду своего и от братия своея, и хождаху по странам вселенныя, яко острокрилаты орли прелетаху сквозе пустыня многи, идуще себе на вселение места благопотребна. И во многих местех почиваху, мечтующе, но нигде же тогда обретше вселения по сердцу своему. 14 лет пустыя страны обхождаху, дондеже дошедше езера некоего велика, Моикса зовомаго, последи же от Словена Илмер проименовася во имя сестры их Илмеры. И тогда волхвование повеле им быти населником места оного.

Язык не прост, да суть проста: 2,5 тысячи лет назад роды арийские уже и отлучиться успели и назад возвращались, на Ильмень и Ладогу. То есть, не вдаваясь в более глубокие исследования, можно сказать: у русской истории полтора тысячелетия развитой цивилизации Лихачёв со товарищи украли! У нас с вами, а поп Алексий II (Ридигер) с Путиным что-то праздновал типа 1020-летия. Того-то нет уж, так Кирилл с Кураевым ещё дальше попёрли, теперь уже с Медведевым. Ну и нах нам нужны такие попы и правители, не помнящие родcтва?!
Не вынесла-таки душа, пока остальные материалы подбирал... А Словен и Рус у меня тут не единожды блистать будут: Рурики - отдохнут...
на снимке Валаам

Со времени воинствующих русофобов-норманистов XVIII—ХIХ вв. в исторической литературе насаждается далекая от науки точка зрения, согласно которой собственно русская история начинается якобы и призвания варяжских князей, а также с последовавшего вскоре вслед за этим принятия христианства. А до той поры пребывал русский народ, дескать, в диком, варварском состоянии, не говоря уже о том, что славянские племена вообще являются пришлыми на территории, где они обитают в настоящий момент.

Отрицание самобытности и автохтонности древней русской культуры, а по существу отторжение древнейших корней русского народа и установление границы его исторического бытия где-то в IX в. н. э. (некоторые снижают эту ограничительную планку до IV—-VI веков) было на руку и официальным властям, и представителям церкви. Первых не интересовало что бы то ни было за пределами государственно-правовых структур, а их возникновение однозначно связывалось с прославлением первой правящей династии Рюриковичей.

Вторых более чем устраивал тезис о дикости нравов и культуры русских людей до принятия христианства. Позиция эта всячески поощряемая и культивируемая, дожила до наших дней и заняла доминирующее положение в школьных и вузовских учебниках, в научной и популярной литературе, в средствах массовой информации и т. д. В результате повсеместно насаждается мнение, что до определенных (указанных выше) временных пределов русский народ как бы вовсе и не существовал, пребывая во внеисторическом состоянии, а когда возник (вроде бы из небытия) на исторической арене, то просто воспринял идеологию, культуру и государственно-правовые традиции, сложившиеся до него и без него.

По счастью, в русской исторической науке всегда было сильно и другое направление. Многие выдающиеся и рядовые исследователи постоянно искали истоки русской самобытности в самых глубинах человеческой истории, не противопоставляя славян древнейшим этносам, жившим на территории современной России и отыскивая русские корни (и не только их) у народов, испокон веков обитавших на Севере и в других областях Евразии. Эта традиция восходит к двум замечательным деятелям отечественной науки — Василию Никитичу Татищеву (1686—1750) и Михаилу Васильевичу Ломоносову (1711—1765). далее читать тут

Начальное новгородское летописание в корне противоречило интересам и установкам киевских князей, к идеологам которых относились и монахи Киево-Печерской лавры, включая и Нестора. Признать, что новгородские князья древнее киевских, что русская княжеская династия существовала задолго до Рюрика, — считалось во времена Нестора страшной и недопустимой политической крамолой. Она подрывала право киевских князей на первородную власть, а потому беспощадно искоренялась.

Отсюда совершенно ясно, почему в «Повести временных лет» нет ни слова о Словене и Русе, которые положили начало русской государственности не на киевском берегу Днепра, а на берегах Волхова. Точно так же игнорирует Нестор и последнего князя дорюриковской династии — Гостомысла, лицо абсолютно историческое и упоминаемое в других первоисточниках, не говоря уже об устных народных преданиях. Вслед за Нестором этой «дурной болезнью» заразились и современные историки, начиная с Карамзина, которые быстро научились видеть в летописях только то, что выгодно для их субъективного мнения.

А чему тут удивляться? Уже в XX в. на глазах непосредственных участников событий перекраивалась и переписывалась история такого эпохального события, как Октябрьская революция в России. Из книг, справочников и учебников десятками и сотнями вычеркивались имена тех, кто эту революцию подготавливал и осуществлял. Ну а спустя некоторое время наступала очередная переоценка всех ценностей, и уже до неузнаваемости искажался облик недавних временщиков. Это в наше-то время! Что же тогда говорить о делах давно минувших дней?

А во времена Нестора и киевского летописания изымались и выскабливались с пергамента любые упоминания про Словена и Руса и про то, что задолго до Киевской Руси в северных широтах процветала Словенская Русь, преемницей которой стала Русь Новгородская, и лишь только после этого наступило время киевских князей.далее читать тут

ГИПЕРБОРЕЯ

Исторические корни русского народа

Программное полотно Ильи Глазунова



"Вечная Россия", изначально называлось "Сто веков". Она находится внизу поста. Срок отсчитан от предполагаемого исхода древних ариев со своей прародины, что послужило началом распада единого пранарода и одного языка на некие ветви. Символом былой Великой прародины — Полярной мировой горой, помещенной в левом верхнем углу, и открывается зрительный ряд на композиции Глазунова.
Сто веков? "Книга Велеса" опускает для древнего пранарода и его прямых наследников славянских и русских племен полный Зодиакальный год? Ломоносов называл дату фантастическую: 399 000 лет. А опирался в рассчётах на вычисления вавилонских астрономов и свидетельства египтян, зафиксированные античными историками.
В «Повести временных лет», с которой начинаются все главные русские летописи, первой реальной датой назван 852 г. н.э. В тот год появился у стен Царьграда мощный русский флот — потому-то и попала сия дата в византийские хроники, а оттуда — в русские летописи.
Следующая воистину знакомая дата — 862 г., когда якобы были призваны новгородцами на княжение Рюрик и братья. Именно от той поры принято было долгое время вести отсчет русской истории: в 1862 г. даже было отмечено с превеликой помпой так называемое Тысячелетие России.
Но есть в русских летописях одна дата, не признанная официальной наукой. Речь идет о древнерусском сочинении, известном под названием «Сказание о Словене и Русе в городе Словенске», включенном многие хронографы русской редакции, начиная с ХVII в. Здесь рассказывается о праотцах и вождях русского и славянского народа, которые после долгих скитаний по всему миру появились на берегах Волхова и озера Ильмень в середине тысячелетия до р.х. (!), основали города Словенск и Старую Руссу и начали впечатляющие военные походы. Как сказано в первоисточнике, ходили «на египетские и другие варварские страны», где наводили «великий страх». Стоит вдуматься: Египет, Вавилон, Халдея, Ассирия etc. были для русов варварами. Я уже молчу про евреев и прочую мелочь.В «Сказании» называется и точная дата основания Словенска Великого — 2409 год до Р.Х. Спустя три тысячи лет, после двукратного запустения, на месте первой столицы Словено-Русского государства был построен Новгород, который назван так, ибо «срублен» был на месте старого города, по имени которого новгородцы долгое время ещё продолжали прозываться «словенами» (таковыми их знает и Несторова летопись). Досталось Новограду от его предшественника также и приставка — Великий.
Современные историки-снобы, как и их предшественники, считают сказания о Русе и Словене выдумкой чистейшей воды. Так Карамзин в примечании к первому тому «Истории Государства Российского» называет подобные предания «сказками, внесенными в летописи невеждами».
Конечно, безвестные историки XVII в. что-то добавляли и от себя, особенно по части симпатий и пристрастий. А кто, скажите на милость, такого не делал? Карамзин, что ли? По количеству субъективных домыслов и отсебятины «История Государства Российского» даст сто очков форы любому хронографу и летописцу. Одно меланхолическое начало карамзинского труда чего стрит: «Сия великая часть Европы и Азии, именуемая ныне Россиею, в умеренных ее климатах была искони обитаема, но дикими, во глубину невежества погруженными народами, которые не ознаменовали бытия».
Документальное подтверждение того, что «Сказание о Словене и Русе» первоначально имело длительное устное хождение, содержится в письме в Петербургскую академию наук одного из ранних российских историков Петра Никифоровича Крекшина (1684 — 1763), происходившего, кстати, из новгородских дворян. Обращая внимание ученых мужей на необходимость учета и использования в исторических исследованиях летописного «Сказания о Словене и Русе», он отмечал, что новгородцы «исстари друг другу об оном сказывают», то есть изустно передают историческое предание от поколения к поколению.
Так что с легендарной историей Руси дело обстояло вовсе не так, как это представлялось Карамзину и множеству историков. В отличие от них М. В. Ломоносов усматривал в древних сказаниях русского народа отзвуки исторической действительности. Как отметил великий россиянин в своем главном историческом труде «Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Первого...» (изданном посмертно в 1766 г.), даже если «имена Словена и Руса и других братей были вымышлены, однако есть дела Северных славян в Новгородском летописце описанные, правде не противные».
Легенды о происхождении любого народа всегда хранились как величайшая духовная ценность и бережно передавались из уст в уста на протяжении веков и тысячелетий. Рано или поздно появлялся какой-нибудь подвижник, который записывал «преданья старины глубокой». Таким образом поэмы Гомера (хроники Троянской войны) были записаны еще в античные времена, русские и польские предания — в начале второго тысячелетия н. э., «Ригведа» и «Авеста» — в XVIII в., русские былины и карело-финские руны — в XIX в. и т. д.
Отечественное летописание всегда опиралось на, устную, зачастую фольклорную, традицию, в которой не могли не сохраняться отзвуки былых времен. Такова и Начальная русская летопись, приписываемая монаху Киево-Печерского монастыря Нестору (1050-е гг. — начало XII в.): древнейшая часть «Повести временных лет», посвященная событиям, случившимся до рождения Нестора-летописца, опирается главным образом на устные предания.
У самого Нестора имена Словена и Руса не встречаются. На то есть свои веские причины. Большинство из дошедших до наших дней древнейших летописей имеют киевскую ориентацию, то есть писались, редактировались и исправлялись в угоду правящим киевским князьям, а в дальнейшем — в угоду московским великим князьям и царям. Новгородские же летописи, имеющие совсем иную политическую направленность и раскрывающие подлинные исторические корни как cамого русского народа, так и правивших на Руси задолго до Рюрика князей, замалчивались или уничтожались. О том, что там было раньше, можно судить по летописи новгородского епископа Иоакима (дата рождения неизвестна — умер в 1030 г.), которая дошла лишь в пересказе Василия Никитича Татищева.

Когда потеряна истинная добродетель, является добродушие; когда потеряно добродушие, является справедливость; когда же потеряна справедливость, является приличие. Правила приличия - это только подобие правды и начало всякого беспорядка. Лао-ЦЗЫ

СЛАДОСТРАСТИЕ

Сонет

Манящий взор. Крутой изгиб бедра.
Волна волос. Раскинутые руки.
Я снова твой, как был твоим вчера.
Исполнен я ненасытимой муки.

Пусть нам несет полночная пора
Восторг любви, а не тоску разлуки.
Пусть слышатся немолчно до утра
Гортанные ликующие звуки.

Одной рукой сжимая грудь твою,
Другой тебе я шею обовью;
И с плачем, задыхаяся от счастья, -

Ко мне прильнешь ты, как к земле листок,
И задрожишь от головы до ног
В вакхическом бесстыдстве сладострастья.

Константин БАЛЬМОНТ

Смелость до безумия во всём - это Бальмонт. Я рассказывал вам, как он чуть не полез на арену только из-за того, что его спутали с известным торо в безвестной деревеньке. Но с крутой ареной! Или как в полуразбитой яхте на Ловозере, вылезший из под брезента, час назад полумёртвый, в окровавленной повязке, он выдал волнам и смерти своё бессмертное "Я вольный ветер, я вечно вею!". Романтический шрам от того безумия среди волн Гипербореи долго ещё порождал самые демонические слухи о дуэлях и корсарах и будоражил воображение слушательниц Смольного, как и его изумительные любовные откровения. Папеньки-цензоры, "спасая" невинность своих чад от неистового напора любви Бальмонта, терзают его книгу, а он не уступает и пишет "Волнообразно двигая спиной...", я её ещё выставлю. Вот вам пассаж Бальмонта в письме к Брюсову: "Спасите мою книгу. В ней, верно, вырежут много страниц". Не вырезали, не решились, магическая книга дошла до нас, читайте её волшебные страницы, а я обещаю ещё и ещё. Потому что это - любовь!

ХОТЬ РАЗ

Мы боимся - мы делим - дробим
Наш восторг пред возникшей картиной.
О, хоть раз я хочу быть любим
С беззаветностью - пусть хоть звериной!

Хоть звериной, когда неземной
На земле нам постичь невозможно.
Вот, ты чувствуешь? Сладко со мной?
Мы не бледно забылись, не ложно.

Утомившись, мы снова хотим,
Орихидейным подобные чашам.
Мы с тобою весь мир победим,
Он возникнет чарующе-нашим.

Ты качаешься в сердце моем,
Как на влаге - восторг отражений.
Мы с тобою весь мир закуем
Красотою змеиных движений!

Константин БАЛЬМОНТ

Платон в любовных отношениях делил влюблённых на две категории: гедоники и эротики. Те, что в любви ищут полного блаженства лишь для себя - безусловные гедоники. Находящие то же блаженство через доставление полного блаженства своей возлюбленной были эротиками и именно эту категорию любви он считал наиболее полноценной. Будто любовь бывает иной, но не будем спорить с мудрецом, грань тут эфемерно тонка да и иметь в виду я хотел бы именно любовь, а не её бессмысленные суррогаты вроде нынешнего секса, которого и в природе-то не существует: только в испорченных мозгах, где по Преображенскому - разруха.
В Бальмонте потрясает то, что для него любовь всегда - МЫ. Не только в смысле двое возлюбленных; эка невидаль, скажете вы, забыв про всякие любовные "треугольники" или такое извращение как "шведская семья"; бисексуалы и гомо тоже выпадут у вас из поля зрения; нет! После естественного арийского матриархата роль женщины тысячелетиями была чудовищна; у европейцев зависима или лицемерно (не берём исключение - титанов духа) ей преклонялись, унижая. Даже Пушкин не избежал этого, отводя женщине пассивную роль. Его Татьяна вовсе не пример действия, а романтический порыв деревенской дурёхи, а после это жертва предрассудка, хоть я её очень люблю.
И вдруг - Бальмонт! С какой широтой и шедростью души яростно призывает он женшину быть свободной в любви (не путать со свободной любовью), творить, быть равноправной, а то и главной доминантой затеянного им очередного вихря чувств и ощущений, ярости и нежности. Любви-и-и...

СЛИЯНИЕ

Сонет

Красивый зверь из тигровой семьи,
Жестокий облик чувственной пантеры,
С тобой я слит в истомном забытьи,
Тебя люблю, без разума, без меры.

Я знал давно, как властны все химеры,
Я предал им мечтания мои,
Но ты даешь мне сладость новой веры,
Даешь мне знать о новом бытии.

Различности в слиянии едином,
Кошачья мягкость с женской красотой,
Лик юноши, плененного мечтой.

Влюбленный ангел, с помыслом звериным,
Возьми меня, скорей, мой нектар пей,
Ласкай меня, люби меня, убей!

Константин БАЛЬМОНТ

У Бальмонта в плавильне любви оживают и обретают смысл любые формы существования, лишь бы они существовали в любви. И тогда, отлитые его пером в безукоризненные формы сонетов, драгоценные эти сплавы, тайну которых маг свято хранил, начинают жить любовью настолько естественно, что остаётся только сопереживать и наслаждаться...

Бывают дни: я ненавижу
Свою отчизну - мать свою.
Бывают дни: ее нет ближе,
Всем существом ее пою.

Все, все в ней противоречиво,
Двулико, двоедушно в ней,
И дева, верящая в диво
Надземное,- всего земней.

Как снег - миндаль. Миндальны зимы.
Гармошка - и колокола.
Дни дымчаты. Прозрачны дымы.
И вороны,- и сокола.

Слом Иверской часовни. Китеж.
И ругань - мать, и ласка - мать...
А вы-то тщитесь, вы хотите
Ширококрайную объять!

Я - русский сам, и что я знаю?
Я падаю. Я в небо рвусь.
Я сам себя не понимаю,
А сам я - вылитая Русь!

Игорь СЕВЕРЯНИН

Вот таким его редко кто видел и знал. Клише салонного поэта преследовало его, а он писал про ананасы в шампанском и болел душой за Россию. Причём как болел, вы только вслушайтесь в надрывные нотки его голоса, плача и стенания о России: никакой показухи и красивостей - честно и внятно. Таков он, король формы, в которой не потерялось содержание.

Собственно нам осталось выписать глаголицу в первозданном виде и в первозданном же виде изложить её на нашем, тоже, кстати, претерпевшем мизерные изменения современном языке. За это нам следует благодарить также православную церковь. Ещё какие-то сто лет назад практически каждый отрок, невольно проникаясь в церковной школе Космосом ариев-русов, твердил в самом начале пути к великому знанию:

Аз Буки Веди
Глагол Добро Есте
Живите Зело Земля
И Иже Како Люди
Мыслите Нашъ Онъ Покои
Рцы Слово Твердо
Укъ Фърътъ Херъ
Цы Червь Шта
Еръ Юсъ Ять

И перевод:

Я буквы ведаю.
Слово добро есть.
Живите усердно земляне.
И иже како люди
Мыслите наш мир.
Неси слово твёрдо.
Знание дар Творца.
Дерзай червь что.
Сущее свет понять.

Наконец, сакральный смысл:

Я знаки ведаю, Начало есть Добро. Живите по правде (по Прави, по сердцу) земляне. И как боги люди мыслите наш мир. Несите слово твердо. Знание дар Творца. Дерзай червю подобно Единого свет узнать.

Прежде чем вынести на свет из тени русофобского мракобесия ещё одно могучее свидетельство чрезвычайной древности русов, заколочу-ка я ещё один добротный гвоздь в норманскую теорию. Помнится, Лихачёв Димитрий Сергеевич именно в этом месте дискуссии стал хватать ртом воздух аки рыба, а потом возопил на визге: "Как вы можете о иврите судить, коли не читали того, что утеряно в Вавилоне!".
Читал, в том-то и дело, что читал я те финикийские иероглифы, что спёрли иудеи для своей альфа-бет у презираемых ими в дальнейшем самарян. А к горбинке на носу Вашем именно тогда приглядываться стали, когда Вы из-за иврита так позорно на визг в споре со мной сорвались. Но то, люди, был новодел: не стоило так волноваться академику. А теперь - от корней...
Многим известен акростих. Но мало кто знает, что из всех европейских азбук только две, кирилица и иврит, обладают уникальным свойством - акрофоничностью. Написал предложение и понял: сам нарываюсь на критику. Почему русская азбука, а не европейский алфавит? И греки вот, чьё, собственно, само слово алфавит, претендуют на акрофоничность. По порядку:
1. Алфавит есть искажение еврейского алеф (бык) - альфа, и бет (дом). То есть: альфабет. "А!" - скажут радостно евреи. Рано...
2. Иврит, на котором писаны древняя (!) Тора и Каббала, есть производное от арийской азбуки русов "Ваттан" и её индо-арийской трансформы "Кабалим". Тора и её эзотерический ключ Кабалла (все знатоки Кабаллы до сих пор пишут её с одним "л") написаны на этом языке, позаимствованном у индо-ариев хаттов и взявших у них язык ранее симитских племён аккадцев. Фу-ух! Диссертабельная тема: пора закругляться.
Понятно, что греки, где лишь 14 из 27 букв алфавита акрофоничны, да и то это скорее бессмысленные для них анахронизмы, отпадают. Но ведь "Ваттан" и "Кабалим" имеют вообще по 22 знака: полное совпадение с ивритом. "Слава Иегове!!!" - теперь уж точно заголосят евреи. Ну куда вы лезете со своим новоделом, убогие? Говорят же вам: азбука сия - древнее ! Слово азбука произошло, как и алфавит у греков, от первых букв глаголицы - аз и буки. Солунские братья Кирилл и Мефодий только составили из 29 (?) знаков глаголицу, начавшую мгновенное победное шествие по славянскому миру. Как лакмусова бумажка выверяла она славянские корни народа: не славянам глаголица, а позже кирилица, не давалась никак!
Двадцать девять символов знаков-понятий. Почему же 29? Да потому, что из них было составлено космическое послание и для працивилизации Земли и для всего будущего человечества. Составлено нам, ариям-русам, вместе с самым удивительным чудом света, акрофонической азбукой, теперь уж точно - единственной на Земле!!! Что касается самого текста послания. Я приведу его в первозданном виде в следующем послании к вам...

Лучше бы стал наконец хорошим Премьер-министром РФ. А то и министр говно, и танкист говно. Лётчик и подводник - тоже говно, стрелок - только по тиграм из красной книги. И как Президент РФ, признаемся, был,...но про президентов так откровенно нельзя, скажем, не на своём месте. Что он вообще там делает в Белом доме. А ничего: он из Кремля не вылазит: престолоблюститель...

За горами Рифейскими, где-то на север от Понта,
В странах мирных и ясных, где нет ни ветров, ни страстей,
От нескромных укрытые светлою мглой горизонта,
Существуют издревле селенья блаженных людей.

Но бессмертны они, эти люди с блистающим взглядом,
Но они непохожи на нас, утомленных грозой,
Эти люди всегда отдаются невинным усладам
И питаются только цветами и свежей росой.

Почему им одним предоставлена яркая слава,
Безмятежность залива, в котором не пенится вал,
Почему неизвестна им наших мучений отрава.
Этой тайны святой самый мудрый из нас не узнал.

Не бессмертны они, эти люди, меж нами - другие,
Но помногу веков предаются они бытию,
И, насытившись жизнью, бросаются в воды морские,
Унося в глубину сокровенную тайну свою.

Константин БАЛЬМОНТ

Всё это было, было, а иное поведал мне Учитель. Неспешен был его рассказ, да великих дел касался, великой земли и великого духом народа. А дух тот хранили четыре сестры-берегини: Любава, Краса, Веда и Добруша. Вы без труда узнаете в них любовь, красоту, знание и доброту. А как же вера, спросите вы? Ведение этого мира через любовь, красоту и доброту и было верой этого народа, нераздельной и неслиянной ведением-верой. Были у народа и иные Хранители, обитавшие на Север от Понта. Сёстры отлучались к ним и чаще других - Веда: ей доверяли Хранители знание для великого народа или ведение. Поскрипывало коло Сварога, да чаще отлучались берегини из великой земли: народ сам изведал пути оберёга.
Самой яркой и заметной из сестёр была многоликая Краса: то красна девица с соболиной бровью и бездонными озёрами глаз; то сама Заря-Заряница; берёзка нежная на взгорке; облачко в небе - всё лучшее, что было в великой земле, отражалось в ней. Отражалось... Лишь Краса и Веда знали: истинной красотой сияла Краса лишь рядом с Любавой. Хороша была и Добруша: всё было спокойным и славным рядом с ней; ручеёк журчал потише; дубрава не так шумела; ветер буйный и тот усмирял свой разгон и норовил приласкаться к её льняным кудрям. Зверушки находили у неё защиту, приходил и мишка, занозивший лапу. Добруша даже считала не без основания, что Топтыжкин лукавил, чтобы она повозилась с ним. На всех их путях царил покой, а уж среди людей... И только Добруша, да Веда знали: истинной благостью дышала и струилась та благодать, что исходила от неё рядом с Любавой. А через Веду познавали великие люди величие и красу родной земли, её тайны и загадки, доброту и мудрость окружающего мира, не ведая, что чуден он тем, что рядом с Ведой была Любава.
Беда приходит незаметно: отлучки берегинь на Остров блаженных сделали некогда великий народ слабым. Перестали они принимать и понимать сестёр, радоваться им: теперь сёстры вызывали у них враждебность. И вот пришло время, когда собрались берегини на поляне, куда ещё не добралась слабость народа. И Веда предложила уходить на Остров блаженных. Дать великому народу побороть самому слабость и вернуть величие. Не успела закончить, видят девы - волхв стоит. Только что тут лучик света был и вот - старец с посохом. На них не глядит, очи долу, чтобы не выдали гневных высверков глаз, голос же гулкий, точно из пещеры.
- Вы, сестрички, - а клюка указует на Красу, Веду и Добрушу, - идите к людям и помогайте исправлять слабость.
- Ты, - тут он поднял,наконец, глаза, в которых могла утонуть поляна, а с ней пол мира впридачу, ясные и молодые, - со мной пойдёшь до срока.
И тут сёстры вспомнили, что любовь и ожигать может: так коротко и хлёстко глянула Любава на волхва.
- Иди, добрый человек, - только и сказала. Помолчала и добавила:
- Добро, красоту и знание надо с любовью людям нести, мы никуда не уходим от людей.
- Добре, я ухожу - волхв сделал паузу, - до срока, ты мне в тот срок тоже надобна станешь, вместе народ лечить будем.
И - как и не было его: травинка шевелится, лучик снова заиграл, а его - нет!
- Ой! - встрепенулась Любава, - а как же имя его?
- Великий лекарь мира могучий Хорс. ВРЕМЯ.
Веда посмотрела задумчиво на Любаву.
- Раз Хорс за дело берётся - быть тому народу снова великим.
Она с каким-то новым, неизведанным её самой чувством глянула на сестру.
- Будет велик народ русов и земля сия великой снова станет.
Голос её звенел и вера-ведение плескались в глазах гордыми сполохами, а голос всё набирал силу и разлёт.
- Время лечит. Велик и могуч Хорс, а и ему не справиться без тебя, Любава! Любовь...

Мастер счастлив.
Улыбка не сходит с его лица. Вся его жизнь - улыбка праздника.
Он умирает, но улыбается.
Даже приход смерти ему в радость.
Ученик осмелился спросить.
- Учитель! Я видел вас только счастливым? Но чему вы радуетесь сейчас?
Старый мастер улыбнулся:
- Много лет прошло, как я пришел к моему мастеру. Я был юношей, но уже глубоко страдал. Мастеру было семьдесят лет, а он улыбался и радовался просто так, без всякой причины.
Я спросил, как и ты: как вам это удается?
И на всю жизнь запомнил ответ:
"Каждый человек внутри себя свободен в выборе. Это - мой выбор.
Утром, открыв глаза, я каждый раз спрашиваю себя, что лучше выбрать сегодня - блаженство или страдание?
И почему-то все время выбираю блаженство.
Но ведь это так естественно".

Победа над самим собою - единственное торжество, в котором удача не имеет доли. Шеридан Р.

Ведающий меру её и постигнет, а не ведающего мера настигнет. Смерти нет, есть вечное обновление.

Куда он шёл по пустому лесу? Вокруг нет ни одной живой души. Все вокруг в жёлтых и багряных листьях. Красота не радовала, не могла восхитить, вликая красота осеннего Болдина.. Он всегда любил осень, а теперь её ненавидит. Теперь он ненавидит себя, а значит - весь мир. Это был уже не он, жалкая тень: тело само по себе, а душа далеко отсюда. Хотелось бросить все и уехать как можно скорее отсюда туда, где бедовала душа, но он твёрдо знал: это - это невозможно, этого никогда не будет, он слишком обязательный человек. Потому в жизни не всегда получается так, как он хочет!!! Дети... Ради них можно отставить всё,...почти всё. Почему почти? Потому что тогда тут останутся беспомощные как дети люди, поверившие в него.
Так он и выбрался из болдинского леса и шум дороги вернул его ненадолго в реальность. Надо было ловить машину, но что-то держало его тут. Ах да, он наверное скоро умрёт, а пока страдает от ужасного одиночества. Страдает потому, что знает, будь ОНА рядом, все было бы по-другому. Он бы просто обнял её, сказал что-нибудь нежное, ласковое, поцеловал и мир бы заиграл яркими красками. Он научился,...почти, обманывать себя, а её не прийдётся: она слишком верит ему. Он справится. Но потом он снова опадает, как один из этих листьев, даже не думая о том, что ей, наверно, тоже очень плохо. Что она ежеминутно, ежесекундно думает о нем, что ни один мужчина не может занять его место в её сердце, которое он отобрал. Боже! Зачем он это сделал?! Ну почему, почему она не встретилась ему в Москве, как бы все тогда было по-другому, как бы было все хорошо, сейчас бы он и она были самыми счастливыми в мире. Рядом с ним невозможно быть несчастной. Рядом с ним невозможно быть, его любовь - это полёт, а не бытие. Он полон любви и мужества, он смог позволить себе признаться в том, что какая-то "девочка" смогла покорить его сердце. Моросящий дождь, раньше он его не замечал. А куда он вообще идет? Хочется оказаться вместе с ней, хотя бы увидеть её. Не надо, что бы она видела. Почему жизнь сыграла с ним такую злую шутку? Зачем она встретилась? Он убьёт её, он умирает сам. Он превратил её жизнь в ад, сам не подозревая этого. Зачем, зачем...? Ноги сами вели к Дивееву, в храм. Смеркалось, становилось также темно, как и у него на душе. Да вот же он, храм, он, оказывается, всё ходит вокруг, не помня ничего. Он тихо вошёл в знакомую медвяную тишину и благость, встал у левого придела,...и вдруг слёзы неудержимо полились, да так обильно, что пришлось закрыть лицо, хоть никого не было рядом...
Потом он ходил в монастырском саду, просветлевший, изредка глубоко, до вслипа, вздыхавший, и это был снова он. Тот который всегда боролся, будет бороться. И будет жить…
"ЭТУ ЖИЗНЬ НАДО ЗКОНЧИТЬ ДОСТОЙНО," - ВСПЫХНУЛО В СПЕШАЩЕЙ К НЕМУ ДУШЕ. ВЕРДИКТ...

В банке из 5-ти акционеров-миллиардеров и чуть более десятка клиентов-миллиардеров не может быть коррупционера. Или может? Но тогда они все - коррупционеры. Так скажут Прохорову на суде и он поедет к Ходорковскому. Нельзя всерьёз играть с премьер министром и президентом РФ в политику. Там сегодня президент РФ, а завтра - премьер-министр Рф. А карты все - краплёные.

У Моллы был хороший баран. Повесы, сговорившись между собой, начали один за другим приходить к Молле и говорить одно и то же.
— Молла, завтра конец света, все мы умрём и отправимся на тот свет для чего тебе держать этого барана? Зарежь его в наш последний день, и мы вместе поедим шашлык.
Сначала Молла не поверил, но когда к нему пришёл и второй, и третий, он поверил, заколол барана и начал готовить шашлык. А повесы, сидя в сторонке под деревом, ждали угощения.
Молла подслушал, что они беседуют о том, как провели его. Поняв, в чём дело, он позвал жену, чтобы та присмотрела за шашлыком, а сам подошёл к гостям. Он собрал все их чохи, башмаки, кушаки и папахи и сказал:
— Погода меняется, вдруг пойдёт дождь, они останутся во дворе, намокнут. Лучше отнести их в дом.
А гости, ничего не заподозрив, промолчали.
Молла внёс все их вещи в дом, быстро вышел из других дверей, побежал на базар и продал. На вырученные деньги Молла купил барана, пригнал его домой и втолкнул в хлев вместо зарезанного.
Гости съели шашлык, поблагодарили Моллу и попросили свою одежду, чтобы одеться и уйти. Молла сказал:
— Друзья, вся ваша одежда отправилась на тот свет. Сколько я её не уговаривал: «Подожди, завтра уйдём все вместе», — она отвечала: «Раз твой баран ушёл сегодня, то должна уйти и я».
— Молла, что же нам теперь делать? — спросил один из гостей.
— Ничего, — ответил Молла, — ведь завтра всё равно конец света, зачем же вам эта одежда?
Мы - бараны? Тогда зачем кушаем шашлык из баек о конце света? Чтобы голыми остаться?