Я хочу увидеть море. Я хочу дышать до головокружения этим воздухом,
густым от мерно вздрагивающей водной глади, от криков птиц, пронзительных,
как последнее откровение Бога. Я хочу лежать на мокром прибрежном песке,
без одежды, без прошлого, без будущего и курить в сырое небо,
улыбаясь невероятной свободе каждого движения ветра, удивительной рыбой
струящегося по коже. Я хочу собирать разноцветные камни и
стирать с лица брызги воды, не открывая глаз, не будя души,
почти не существуя, почти став частью окружающего, движущегося,
меняющегося, влажного, солёного, такого чуждого и такого понятного.
Я хочу потеряться в ласке волн, я хочу забыть себя самого и просто — плыть.
Туда, где жизнь окрашивается мягким светом заходящего солнца.
Я хочу сидеть на самой кромке воды, на этой дрожащей грани между фантазией
и реальностью, нежностью и жестокостью, человеком и... морем.
/Аль Квотион/
Что ты видишь во взоре моем,
В этом бледно-мерцающем взоре?...
Я в нем вижу глубокое море
С потонувшим большим кораблем...)))
Николай Гумилёв
Как зарок от суесловья, как залог и попытка мою душу уберечь, в эту книгу входит море —
его слог, его говор, его горечь, его речь.
Не спросившись, разрешенья не спросив, вместе с солнцем,
вместе в ветром на паях, море входит в эту книгу, как курсив,
как случайные пометки на полях...
/Юрий Левитанский/
...................................
Как удивительно смотреть ,
на всё что сквозь тебя течёт...
Быть тем неведомым пространством,
что тишиной живёт...
Всё проходит в этом мире, снег сменяется дождём,
всё проходит, всё проходит, мы пришли, и мы уйдём.
Всё приходит и уходит в никуда из ничего.
Всё проходит, но бесследно не проходит ничего.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожалению, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу,
по возможности достойно доиграть своё хочу -
ведь не мелкою монетой,
жизнью собственной плачу
и за то, что горько плачу, и за то, что хохочу.
Не руки скрещивать на груди,
а голову подпереть руками,
смежить ресницы,
сидеть и слушать,
пока услышишь, —
и ты у с л ы ш и ш ь.
И ты услышишь неясный шорох
и ветра легкое дуновенье,
неясный шорох,
шуршанье крыльев,
шаги неслышные за спиною,
и чьи-то легкие две ладони,
почти прозрачны и невесомы,
тебе на глаза осторожно лягут,
и ты прозреешь —
и ты у в и д и ш ь.
...И ты увидишь в кромешном мраке,
как кружится ворон над спящей Троей,
и ты разглядишь в коне деревянном
ахейских воинов смуглолицых,
ты разглядишь их лица и руки,
их оружье и их доспехи,
и различишь печальные очи
каменной девы в пустынном храме...
...И ты услышишь однажды ночью
звездного неба зов отдаленный,
и ты услышишь в полночном небе
лунного света звонкие льдинки,
тонкое теньканье лунных капель,
тайную музыку лунной ночи,
ее пассажи,
ее аккорды,
ее сонатное построенье...
Не руки скрещивать на груди,
а голову подпереть руками —
вот жест воистину величавый,
и он единственно плодотворен.
Голову подпереть руками,
ждать спокойно и терпеливо,
и ты увидишь,
и ты услышишь,
во всяком случае —
есть надежда.
Вещая птица и мертвый камень.
Девы скорбящей печальны очи.
Тонкое теньканье лунных капель.
Вечная музыка лунной ночи.
Справа вверху: Дмитрий Савинков. Портрет девушки. 1996 г.
Ниже: картина Марии Чепелевой.
Снегом времени нас заносит - всё больше белеем.
Многих и вовсе в этом снегу погребли.
Один за другим приближаемся к своим юбилеям,
белые, словно парусные корабли.
И три, навсегда растянувшиеся, минуты молчанья.
И вечным прощеньем пахнущая трава.
... Море Терпенья. Берег Забвенья. Бухта Отчаянья.
Последней Надежды туманные острова.
И снова подводные рифы и скалы опасные.
И снова к глазам подступает белая мгла.
Ну что ж, наше дело такое - плывите, парусные!
Может, ещё и вправду земля кругла.
И снова нас треплет качка осатанелая.
И оста и веста попеременная прыть.
... В белом снегу, как в белом тумане, флотилия белая.
Неведомо, сколько кому остаётся плыть.
Белые хлопья вьются над нами, чайки летают.
След за кормою - тоненькая полоса.
В белом снегу, как в белом тумане, медленно тают
попутного ветра не ждущие паруса.
Юрий Левитанский. Белая баллада. 1976
Луи Жаколио "Грабители морей"
С.-Петербург, книгоиздательство П.П.Сойкина. 1910
Есть в музыке такая неземная...
Есть в музыке такая неземная, как бы не здесь рождённая печаль,
которую ни скрипка, ни рояль до основанья вычерпать не могут.
И арфы сладкозвучная струна или органа трепетные трубы
для той печали слишком, что ли, грубы
для той безмерной скорби неземной. Читать далее
Время белых стихов, белизна, тихий шаг снегопада,
морозная ясность
прозрачного зимнего дня,
византийская роспись крещенских морозов
на стеклах души,
как резьба, как чеканка — по белому белым —
дыши не дыши —
не оттает уже ни единый штришок на холодном
стекле.
Время белых стихов, эти белые строки,
как белые рощи,
зиянье резной белизны,
где случайные рифмы, как редкие вспышки
рубиновых ягод рябин,
хоронящихся в тень,
как снегирь, как синичка — на кончике ветки —
внезапно —
тень-тень! —
хотя речь тут совсем не о рифме,
нет, дело не в рифме,
и речь тут идет не о ней.
Время белых стихов, эти строки,
всего только время и сроки,
мгновенье и час
обостренного зренья, последних прозрений,
последних надежд
и последних утрат,
это возраст души, это воздух предгорий
и горных вершин,
Эверест, Арарат,
где останки ковчега под снегом
с последним ночлегом
так просто уже рифмовать.
Это строгие строки классической прозы,
и белые розы у вас на окне,
и внезапные слезы, причина которых не страх
перед черною бездной
и горным обвалом
куда-то несущихся лет,
а щемящий восторг перед чудом творенья
и чудом явленья на свет,
перед этой счастливой удачей —
однажды случайно возникнуть,
явиться
и быть.
Здравствуй, белое пламя, мой белый костер,
догораю на белом костре,
не прощаюсь, прощаю, и вы меня тоже простите,
я вам говорю,
вы, которые здесь уже были, и вы,
кто еще только будете,
вы меня тоже простите,
смиренно прошу,
потому что вы жили, а вы еще будете жить, а я жив,
я хожу по земле,
я живу,
я дышу
И объемлет меня все плотней мое белое пламя,
мой белый огонь,
этот вечно кружащийся рой,
рой цветов, поцелуев, улыбок,
исписанных наспех листков
и совсем еще девственно чистых листков,
рой снежинок, и рой мотыльков,
и бесчисленный рой лепестков
белых лилий и белых акаций, которые завтра уже
расцветут.
Юрий Левитанский
Справа вверху: картина Елены Кораблевой, ниже картина Виктора Цыганова.
Красота январских пейзажей на картинах современных художников.
Дмитрий Воронцов. Морозный вечер. 1985 г.
Наталья Головина.
Наталья Пьянкова.
Наталия Токарь.
Андрей Королев. Рождественская.
Вячеслав Палачев.
Сергей Дорофеев. Под голубыми небесами.
Сергей Дорофеев.
Акварели Альфии Сафи
Встреча с солнцем.
Морозное утро.
Под зимним небом.
Под снежной шалью.
Вечерние тени.
Старый дом. И симпатичный котик. Автора не нашла. (и даже не поняла, фото или все же картина)
PS. Завтра, 22 января исполняется 102 года со дня рождения (22-01-1922 - 25-01-1996) поэта Юрия Левитанского, чьи стихи становятся со временем только современнее.
Отдохни, успокойся - надо ли
забредать в эти сумерки ранние,
в этот морок осенний?
Уже листья с деревьев попадали,
ну, а шорохи эти странные -
просто звук печали
осенней...
Зачем послал тебя Господь
и в качестве кого?
Ведь ты не кровь моя, не плоть
и, более того,
ты даже не из этих лет —
ты из другого дня.
Зачем послал тебя Господь
испытывать меня
и сделал так, чтоб я и ты-
как выдох и как вдох —
сошлись у края, у черты,
на стыке двух эпох,
на том незримом рубеже,
как бы вневременном,
когда ты здесь, а я уже
во времени ином,
и сквозь завалы зим и лет,
лежащих впереди,
уже кричу тебе вослед —
постой, не уходи!
сквозь полусон и полубред —
не уходи, постой! -
еще вослед тебе кричу,
но ты меня не слышишь.
Зачем послал тебя Господь и в качестве кого?
Ведь ты не кровь моя, не плоть и, более того,
Ты даже не из этих лет — ты из другого дня.
Зачем послал тебя Господь испытывать меня.
И сделал так, чтоб я и ты - как выдох и как вдох -
Сошлись у края, у черты, на стыке двух эпох,
На том незримом рубеже, как бы вневременном,
Когда ты здесь, а я уже во времени ином,
И сквозь завалы зим и лет, лежащих впереди,
Уже кричу тебе вослед — постой, не уходи!
Сквозь полусон и полубред — не уходи, постой! -
Еще вослед тебе кричу, но ты меня не слышишь.