Куликовская битва явилась непосредственным выходом Московской Руси на мировую арену и победоносным ее утверждением во всемирной истории - о чем, в частности, осязаемо свидетельствуют отзвуки этой битвы на громадном евроазиатском пространстве от Гамбурга до Шираза (о чем есть точные сведения). Если ранее Русь постоянно ослаблял непрекращавшийся натиск со стороны Литвы, то после Куликовской победы Москва обрела возможность стать объединяющим центром Восточной Европы в целом. Куликовская бива - батва за независимость от Запада, а не от Востока.Этот истинный смысл сражения на Непрядве всегда так или иначе присутствовал в национальном сознании, но начиная с XVIII века историки, находившиеся под своего рода излучением западной идеологии, затемняют его, толкуя великую битву как попытку свержения азиатской золотоордынской власти, к тому же не достигшую своей цели попытку.

Не исключено, что те или иные читатели воспримут как некую странность или даже нелепость свершившееся в 1370-х годах объединение Запада (прежде всего - в лице генуэзцев) с азиатской Мамаевой Ордой в походе на Русь. Но есть ведь и другой, позднейший и не менее яркий пример: объединение Запада с Турецкой империей в Крымской войне против России в 1830-х годах (и опять-таки "узел" - Крым!). Сопоставление этих событий способно многое прояснить. И такого рода ситуация может возникнуть и в наше время. Куликовская битва - не только слава прошлых времен, но и урок на будущее.


В истории можно обнаружить поистине удивительные соответствия и переклички. Как показано выше, одним из виднейших деятелей эпохи Куликовской битвы был москвич итальянского происхождения Захарий Тютчев. А наиболее глубокое понимание сущности Крымской войны 1830-х годов высказал его прямой потомок (в пятнадцатом поколении) Федор Тютчев, который затем в качестве главного советника министра иностранных дел А. М. Горчакова сыграл самую весомую роль в дипломатическом преодолении тяжких последствий этой войны; все это подробно освещено в моей книге "Тютчев" (1988, 2-е изд.- 1994).

Как ни странно (и как ни прискорбно), преобладающее большинство русских людей не имеет верного представления о Крымской войне, которая была атакой на Россию объединившихся сил Запада и Востока. Авторитетный - и, надо признать, весьма объективный - английский историк Алан Тэйлор писал об этой войне через сто лет после нее, в 1954 году:

"Крымская война... стоила жизни почти полумиллиона (!- В. К.) человек, и общее число потерь превысило потери, понесенные в результате любой войны из тех, что велись на протяжении ста лет после Венского конгресса (то есть на протяжении 1815-1914 годов.- В.К.)... Из пяти вторжений в Россию, совершенных в современную эпоху - вторжение Наполеона в 1812 году, Англии и Франции (разумеется, совместно с Турецкой империей. - В.К.) в 1854 году, Германии - в 1916 - 1918 гг., держав Антанты - в 1919-1920 гг., Гитлера - в 1941 г. - это было, безусловно, самое успешное. После 1856 года Россия оказывала на европейские дела меньше влияния, чем в любой период..." (Тейлор А. Дж. П. Борьба за господство в Европе. - М., 1958, с. 120.)

Сражение, свершившееся 8 сентября 1380 года у реки Непрядвы,— одно из наиболее памятных и прославленных событий отечественной истории. Но вот характерный факт. Александр Блок, внимательно изучавший это сражение и создавший в 1908 году цикл стихотворений "На поле Куликовом", признанный самым значительным поэтическим воссозданием великой битвы, позже, в 1912 году, причислил ее к таким событиям, "разгадка" которых — "еще впереди". И поныне Куликовская битва остается во многом "загадочной".

Обратимся к самой, пожалуй, существенной из "загадок" Куликовской битвы. Монгольская армада окончательно покорила Русь в 1240 году, и выходит, что почти полтора столетия, до 1380-го, Русь не предпринимала попыток начать войну за освобождение. Отдельные "местные" бунты, вызванные обычно какими-либо злоупотреблениями представителей золотоордынской власти, не меняют общей картины; к тому же эти бунты нередко подавляли сами русские князья, не имевшие целью свергать власть Золотой Орды (впоследствии, в XIX—XX веках, Александра Невского, например, не раз клеймили за это как пособника врага...).

Авторитетнейший В. О. Ключевский стремился объяснить "покорность" Руси Золотой Орде фатальным "ужасом" народа перед грозными завоевателями, а Куликовская битва, с его точки зрения, свершилась потому, что к 1380 году "успели народиться и вырасти целых два поколения, к нервам которых впечатления детства не привили безотчетного ужаса отцов и дедов перед татарином: они и вышли на Куликово поле... Почти вся северная Русь под руководством Москвы стала против Орды на Куликовом поле и под московскими знаменами одержала первую народную победу над агарянством", то есть исламом.

Допустим, что крупнейший историк — хотя он и не изучал специально Куликовскую битву — поставил верный диагноз, и столь длительная (с 1240-го по 1380 год) покорность Руси золотоордынской власти была обусловлена этим самым непреодолимым, "безотчетным ужасом". Но почему же Русь и после Куликовской битвы продолжала терпеть свою вассальную зависимость еще целое столетие (до 1480 года) и не предприняла за такой долгий срок ничего подобного этой битве? Словом, предложенная Василием Осиповичем "разгадка" Куликовской "загадки" едва ли убедительна...

Целесообразно теперь же, еще до предоставления конкретных доказательств, выдвинуть тезис, объясняющий эту "загадку": Русь сражалась на Куликовом поле вовсе не с Золотой Ордой. Это вполне очевидно, например, из краткого "отчета" летописи о действиях Руси сразу после победы на Куликовом поле, а также о последующих действиях тогдашнего хана Золотой Орды Тохтамыша.

После победы, одержанной 8 сентября 1380 года, сообщает летопись, "на ту же осень князь великий (Дмитрий Иванович) отпустил (отправил) в Орду своих киличеев (послов) Толбугу да Мокшея (очевидно, предки известных впоследствии родов Толбузиных и Макшеевых.— В. К.) с дары и поминки" (податями); послы долго гостили у "царя" и "выидоша из Орды киличееве князя великого Толбуга да Мокшей к госпожину дни (то есть они вернулись в Москву лишь 15 августа 1381 года.— В.К.). Но еще в конце 1380 (или в самом начале 1381-го) года "царь" Тохтамыш, как известно, окончательно добил Мамая "на Калках" (по-видимому, там же, где в 1223 году монголы впервые разбили русско-половецкое войско), "и оттуду послы своя отпусти... ко князю великому Дмитрию Ивановичю и ко всем князем русскым, поведая им... како супротивника своего и их врага Мамая победи (вернее, добил.— В. К.)... Князи же русстии послов его отпустиша с честью и с дары, а сами на зиму ту и на ту весну (уже 1381 года.—В.К.) за ними отпустиша... своих киличеев со многыми дары ко царю Тохтамышю.

Противником Московского войска на притоке Дона реке Непрядве была — о чем уже сказано — не Золотая, а как называет ее летопись — Мамаева Орда, которая в целом ряде отношений кардинально отличалась от первой, и великий князь Дмитрий Иванович, вошедший в историю под именем Дмитрий Донской, как мы еще увидим, достаточно ясно осознавал это глубочайшее отличие.

К середине 1370-х гг. Мамай, как следует из источников, прекращает бесплодные попытки захвата власти в Золотой Орде и обращает свой взгляд на Москву. Важно иметь в виду отсутствие каких-либо сведений о том, что Мамай проявлял враждебность в отношении Москвы ранее, до 1374 года; напротив, он, например, по собственному почину посылал Дмитрию Ивановичу "ярлык на великое княжение", хотя полагалось, чтобы русские князья сами обращались с просьбой об этом ярлыке. Известно также, что в 1371 году Дмитрий Иванович навестил Мамая и "многы дары и великы посулы (подати) подавал Мамаю". Но под 1374-м годом летопись сообщает о бесповоротном "розмирии" Дмитрия Ивановича с Мамаем. которое, в конечном счете, и привело к Куликовской битве.

Как уже сказано, это начавшееся в 1374 году противостояние Руси и Мамая вовсе не являлось борьбой великого князя Дмитрия Ивановича с Золотой Ордой. И не только потому, что Мамай не был ханом Золотой Орды. Сама Мамаева Орда — по крайней мере ко времени ее "розмирия" с Русью — представляла собой совершенно особенное явление, о чем достаточно ясно сообщают известные всем источники. Но историки, как правило, игнорируют эту "информацию", поскольку они не усматривают и словно бы даже не желают усмотреть существенное различие между Мамаем и ханами Золотой Орды.

Сказании о Мамаевом побоище" изложена следующая "программа" собравшегося в поход на Москву Мамая — програм-ма, которую у нас нет никаких оснований считать произвольным вымыслом автора "Сказания":

"Мамай... нача глаголати ко своим упатом (правителям) и князем и уланом (члены княжеских семей): "Аз тако не хощю творити, како Батый; како изждену князи (изгоню князей — имеется в виду русских) и которые городы красны довлеют (пригодны) нам, и ту(т) сядем, тнхо и безмятежно поживем... И многи Орды присовокупив к себе и рати ины понаимова, Бесермены и Армены, Фрязы, Черкасы, Ясы и Буртасы... И поиде на Русь... и заповеда улусом (здесь: селеньям) своим: "Ни един вас не пашите хлеба, да будете готовы на Русские хлебы"...

То есть Мамай, в отличие от создателя Золотой Орды Батыя (и, конечно, от его преемников), намеревался не просто подчинить себе Русь, а непосредственно поселиться со своим окружением в ее лучших городах, к чему золотоордынские правители никогда не стремились; столь же несовместимы с образом жизни Золотой Орды наемные иноплеменные войска, на которых, очевидно, возлагал большие или даже основные свои надежды Мамай.

Поход Мамая на Москву истолковывается обычно только как средство заставить Русь платить ему дань в том же объеме, в каком ее получала Золотая Орда при "благополучных" ханах — Узбеке и Джанибеке. Так, автор ряда сочинений о Куликовской битве В. В. Каргалов утверждает:

"По свидетельству летописца, послы Мамая "просили дань, как при хане Узбеке и сыне его Джанибеке"... Требование Мамая было явно неприемлемым, и Дмитрий Иванович ответил отказом. Послы, "глаголяху гордо", угрожали войной, потому что Мамай уже стоит "в поле за Доном со многою силою". Но Дмитрий Иванович про-явил твердость"^18е.

Здесь мы сталкиваемся с прямо-таки поразительным фактом. По- скольку В. В. Каргалов, подобно многим другим историкам, не видит в Мамае деятеля, по своей сути совершенно иного, чем золото-ордынские правители, он "сумел" попросту "не заметить", что на той же самой странице цитируемого им источника сообщено как раз об уплате Мамаю требуемой им дани!

Поначалу Дмитрий Иванович, действительно, не хотел ее платить, поскольку знал действительный "статус" Мамая, не являвшегося хана Золотой Орды и, следовательно, не имевшего "права" на ту дань, которую он требовал. Однако затем, посоветовавшись с митрополитом, который сказал, что Мамай "за наша согрешениа идет пленити землю нашу" и "вам подобает, православным князем, тех нечестивых дарми утоляти четверицею..." (то есть, дарами удо-влетворить вчетверо большими, чем прежде), Дмитрий Иванович "злата и сребра много отпусти Мамаю". И это было, несомненно, разумное решение государственного деятеля, который предпочел платить золотом и серебром, а не многими жизнями своих подданных (к тому же, в случае победы "многой силы" Мамая, все равно пришлось бы отдать "злато и сребро"...).

Однако сразу же после уплаты требуемой дани снова пришли "вести, яко Мамай неотложно хощет итти на великого князя Дмитрия Ивановича" (там же). Это, понятно, означает, что истинная цель Мамая была вовсе не в получении богатой дани,— хотя не только В. В. Каргалов, но и подавляющее большинство историков решает проблему именно так. Тем самым, кстати сказать, явно и крайне принижается сам смысл Куликовской битвы, ибо все, в сущности, сводится к спору о количестве дани: Мамай требует ее в "полном" размере, а Дмитрий Иванович не хочет удовлетворить это требование, и в результате гибнут тысячи русских людей...

В национально-историческом сознании — или хотя бы чувстве — Куликовская битва являет собой громадное судьбоносное событие, имевшее всемирное значение — и это, как я постараюсь доказать, полностью соответствует политической или, вернее, геополитической действительности той эпохи. И поистине грустно видеть, как в сочинениях множества историков, не желающих, в частности, вчитаться с должным вниманием даже в известные источники, это событие оказывается всего-навсего результатом "полемики" вокруг вопроса о размере дани...

Мамаева Орда занимала совсем иное географическое и, в более глубоком смысле, геополитическое положение: ее центром, ее средоточием являлось не Нижнее Поволжье, а Крым, отделенный от золотоордынского центра в Поволжье тысячекилометровым пространством.

Что же касается общего положения в Крыму в XIV веке, в нем нельзя разобраться без уяснения тогдашней роли итальянцев, глав-ным образом генуэзцев,— роли, поистине определяющей, оказыва-вшей властное воздействие на все основные крымские — хотя, конечно, не только крымские — события. О том, что итальянцы прочно утвердились еще в XIII веке в Крыму, знают, как говорится, все и каждый — хотя бы по остаткам их мощных крепостей в Фео-досии, Судаке или Балаклаве, мощь которых ясно видна и теперь, в наши дни. Однако полное, всестороннее и действительно глубокое, схватывающее суть событий понятие об "итальянском присутствии" в Крыму не характерно даже и для профессиональных историков. Правда, в целом ряде исследований, обращающихся к теме этого "присутствия", содержится и верное освещение тех или иных фактов, и истинное истолкование их смысла (примеры, еще будут приведены). Но чрезвычайно редки случаи, когда понимание отдельных сторон проблемы, так сказать, вписано в общую картину мировой истории XIV века.

Здесь необходимо еще раз вспомнить о цитированном выше трактате Арнольда Тойнби "Постижение истории", в котором признано, что "западная цивилизация" последовательно "продвигалась" на восток — к ".линии" Эльбы, затем — Одера и, далее, Двины, и "к концу XIV века (то есть, отмечу, как раз ко времени Куликовской битвы! —В. К.) континентальные европейские варвары, противостоявшие... развитым цивилизациям, исчезли с лица земли". В результате "западное и православное христианство... оказались в прямом соприкосновении по всей континентальной линии от Адриатического моря до Северного Ледовитого океана".

Тойнби предпочел, в сущности, промолчать о том, что имели место и очень многочисленные, и чрезвычайно активные "продвижения" Запада дальше этой существеннейшей "линии". Он сказал, правда, что "литовцы последними из европейских язычников испытали в XIII—XIV вв. порыв крестовых походов (с Запада.— В. К.)... и внимание Тевтонского ордена целое столетие было приковано к Литве. Это смертельное давление (!— В. К.) Запада на литовцев стало причиной того, что и литовцы получили стимул к завоеванию и, в свою очередь, двинулись в земли русского православного христианства"; кроме того, по словам Тойнби, "скандинавы также расширяли свои владения за счет Эстонии... Финляндии" и т. д.

Таким образом, Тойнби истолковывает "движение" Литвы на Русь как уже собственно литовское дело (хотя "смертельное давление Запада" и явилось "стимулом" для него), а "расширение" сво-их владений скандинавами — как "давление" на эстонцев и финнов, а не на православную Русь. Однако в ряде исследований историками неопровержимо показано, что в действительности и то, и другое "движения" направлялнсь из "центра" западной цивилизации — Римского папства — и, кроме того, отнюдь не ограничивались "давлением" на "европейских варваров" (прибалтов, финнов и т. п.), а имели своей подлинной целью именно православную Русь. Назову хотя бы следующие труды: Б. Я. Рамм. Папство и Русь в X—XV веках (1959); В. Т. Пашуто. Борьба народов Руси и Восточной Прибалтики с агрессией немецких, шведских н датских феодалов в XIII—XV вв. (1969); И. П. Шаскольский. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке (1982).

Но наиболее уместно будет сослаться на рассматривающего проблему с должной объективностью германского историка Эдварда Винтера, автора двухтомного трактата "Россия и Папство" (1960). Этот исследователь доказывает, что "в XIV столетии папство в своей политике широко использовало... планы, в которых н

https://matveychev-oleg.livejournal.com/14972521.html

Поединок.
О поединке Пересвета с Челубеем говорится только в "Сказании о Мамаевом побоище".
Больше нигде не нашла.

А история такая.
1380 год.
Московский князь Дмитрий Донской перед походом заехал в Троицкую лавру к святому Сергию Радонежскому. Князь уже раньше знал про богатырей, так как якобы сам просил Сергия: "Дай мне, отче, воинов из своей братии – Пересвета Александра и брата его Андрея Ослябю, тем ты и сам нам поможешь".
И Пересвет с братом был послан Сергеем Радонежским в войско Дмитрия Донского.


Пересвет на коне.

"Пересвета, брянского боярина, на место привели. И сказал Пересвет великому князю Дмитрию Ивановичу: "Лучше нам убитыми быть, нежели в плен попасть к поганым татарам!" Скачет Пересвет на своём борзом коне, золочёными доспехами сверкая, за веру христианскую, за землю Русскую, а уже многие лежат посечены у Дона великого на берегу."

○ ○

«Подобные мероприятия направлены на развитие у подрастающего поколения чувства патриотизма и гордости за историческое наследие своего Отечества. Закаляют характер, формируют навыки, необходимые в повседневной жизнедеятельности», – отметил начальник Управления Росгвардии по ХМАО – Югре полковник полиции Евгений Симаков.

В столице региона представитель территориального органа Росгвардии старший лейтенант полиции Анатолий Голиков познакомил воспитанников Ханты-Мансийского центра социальной помощи семье и детям с историей легендарного поединка русского богатыря Пересвета с монгольским воином Челубеем, предшествующего битве, рассказал о расстановке сил и историческом значении сражения.

Завершилась встреча викториной, участникам которой за правильные ответы офицер Росгвардии вручил памятные призы.

В Сургуте на площадке Воскресной школы храма в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» сотрудники ОМОН «Стерх» при поддержке Регионального отделения ХМАО – Югры Общероссийской общественной организации Офицеры России во главе с подполковником запаса Александром Сусидко провели для учащихся образовательных учреждений города военно-патриотическую игру «Мы русские», приуроченную ко Дню рождения Пресвятой Девы Богородицы и Дню рождения Русского государства.

Шесть сплоченных команд следовали от одной станции к другой, приобретая знания, опыт, навыки в оказании первой помощи и ориентировании на местности. Ребята познакомились с экспонатами оружия Великой Отечественной войны и военными специальностями.

Дни памяти святых

600 лет со дня обретения честных мощей преподобного Сергия, игумена Радонежского

день памяти: (1422) 5 июля ст.ст. (18 июля)

Жития святых

   Преподобный Сергий Радонежский (+1392) - великий чудотворец, "игумен земли Русской", родился 3 мая 1314 года близ Ростова и был в крещении наречен Варфоломеем (в честь апостола от 12-ти). Около 1329 года он вместе со своими родителями, преподобными Кириллом и Марией, переселился в Радонеж. После их кончины избрал пустынное место в десяти верстах от новой родины, на Маковце, и начал там подвизаться, сначала со своим старшим братом Стефаном, а затем один. Вокруг преподобного собралось несколько братий, с которыми, с благословения святого митрополита Феогноста, он построил деревянную церковь во имя Пресвятой Троицы. 7 октября 1337 года он был пострижен в монашество игуменом Митрофаном, подвизавшимся неподалеку, в пределах Ярославских. В 1354 году преподобный был посвящен в сан пресвитера в городе Переславле епископом Волынским Афанасием.

   Слава об обители преподобного Сергия стала быстро распространяться не только в России, но и за ее пределами. Константинопольский патриарх Филофей прислал  преподобному благословенную грамоту, а также крест, параман и схиму в благословение на новые подвиги.

   Преподобный Сергий много трудов положил в основании многих монастырей, ставших значительными культурными центрами в последующей истории. Среди них особо выделяется обитель его ученика преподобного Афанасия Высоцкого, близ Серпухова. Преподобный Сергий оказывал неоценимые услуги Русской земле в созидании мира. Так, пользуясь большим влиянием на князя Димитрия Донского, он благословил его на брань против полчищ Мамая и своими молитвами помог ему одержать победу 8 сентября 1390 года на Куликовом поле. За свою высокую подвижническую жизнь преподобный Сергий удостоился посещения Богоматери с апостолами Петром и Иоанном Богословом в своей келии во время молитвы.

   25 сентября 1392 года преподобный Сергий преставился к Богу. Созерцая будущую славу многих своих учеников, он оставил наставление, исполненное духом глубокого благодатного смирения: "Братие, прежде имейте страх Божий, чистоту душевную и любовь нелицемерную" - как завет для всех поколений русских верующих людей.

   Святые мощи преподобного Сергия, игумена Радонежского, были обретены 5 июля 1422 года, через тридцать лет после его блаженной кончины. Это событие совершилось во время возведения нового каменного Троицкого собора обители, при преподобном игумене Никоне (+ 17 ноября 1426), любимом ученике и преемнике преподобного Сергия. Преподобный явился во сне одному благочестивому мирянину и велел известить игумена и братию: "Зачем оставляете меня столько времени во гробе, землей покровенного, в воде, утесняющей тело мое?" И вот, при большом стечении народа, в присутствии крестника преподобного Сергия - Звенигородского князя Юрия Димитриевича, святые мощи были изнесены из земли, причем оказалось, что не только тело, но и одежды преподобного Сергия остались нетленными, хотя гроб действительно находился в воде. Мощи преподобного были поставлены в деревянном Троицком храме (ныне на этом месте храм Сошествия Святого Духа), а в 1426 году их перенесли в каменный Троицкий собор, где они пребывают и в настоящее время.

   Вот уже шесть столетий не иссякает поток паломников со всех концов нашего Отечества, приходящих к гробнице с мощами великого угодника Божия, печальника и молитвенника за землю Русскую.

Молитвослов

Святому преподобному Сергию, игумену Радонежскому

Тропарь, глас 4

   Иже добродетелей подвижник, яко истинный воин Христа Бога, на страсти вельми подвизался еси в жизни временней, в пениих, бдениих же и пощениих образ быв твоим учеником; темже и вселися в тя Пресвятых Дух, Егоже действием светло украшен еси. Но, яко имея дерзновение ко Святей Троице, поминай стадо, еже собрал еси, мудре, и не забуди, якоже обещался еси, посещая чад твоих, Сергие преподобне отче наш.