Копалась в своем старом дневнике и нашла парочку документиков...

Сердца горестные заметы... (январь 2004)

Подоконник, сигарета и пепельница стали ее излюбленными друзьями… Она не могла представить своей скудно-однообразной жизни без них… Неразговорчивые, молчаливые, но все понимающие – они помогали ей выжить в этом злобном мире, поддерживая и вслушиваясь в каждое слово, произнесенное ей, в каждую мысль, мелькнувшую в голове… Ценя их, она медленно разучивалась доверять и ценить других людей, старавшихся помочь ей, прокладывая стену между ней и другими, она не могла найти в себе силы разрушить ее, хотя сигареты, подоконник и пепельница крушили любую ее постройку. В ней было слишком много страхов, с одной стороны бесплодных, а с другой живых и жаждущих крови. Она старалась избавиться от них, убежать, уплыть, испариться, но они пускали по следу гончих и находили ее, где бы она ни скрывалась.

Смысл жизни всегда был загадкой для нее, а может она и не искала его никогда. Любя, она жила, ненавидя, умирала. Она не любила высказывать свое мнение, стараясь оставить его при себе, потому что знала: ее мнение порой такое масштабное, что словами его просто не возможно выговорить… Не было таких слов в природе, не придумали их филологи. А мысли читать еще пока не все научились…

Ночь… Время суток, в которое она жила, в которое была практически сама собой… Темнота обволакивала ее, делала увереннее и отважнее, заставляла оживать… Она долго, осторожно и боязнено привыкала к людям, стараясь особо не привязываться но любая погрешность приносила ей боль, душевную боль… Она верила людям, но знала, что понять ее могут не многие, потому что не возможно понять человека, который совершенно не знает себя. О себе она знала мало, а то, что знала спокойно могло поместиться на блокнотном листочке:

 Она любила мечтать

 Любила писать… Сначала писала: « Я сказала… я пошла… я сделала…» Потом устала от этого, потому что создавалось впечатление, что кроме нее никого и нет… Эгоизм одним словом… Создала свой мир «Он и она», где ее реальная жизнь прожигалась пресловутой оной и оним… Эти странные, с первичными половыми мужскими и женскими признаками, безымянные сосущества испытывали все то, что испытывала она, деля между собой ее чувства, а она как будто оставалась в тени от суеты жизни… Белую мантию крепко держали чужие руки, а она успокаивалась и жила дальше… Писала она одна, обожала, когда в этот момент можно было курить, дым уносил негатив, потягивать вино и слушать любимые, заученно-переученные песни…

  Она не хотела жить в полную силу, а хотела существовать… Наблюдать за всем происходящим со стороны, ничего не испытывая и не осознавать…

 Она любила… Любила страстно, пытаясь отдавать себя всю, но не умела раскрываться до конца… Часто влюблялась, но эти маленькие любовки ни играли ни какой решающей роли, потому что были пугающе несбывшимися… О, кстати, она считала свою судьбу несбывшейся и с трепетом ждала персонального демона откроющего ей ворота в сбывшуюся судьбу, не важно чью: свою ли, чужую ли, самое главное чтоб в сбывшуюся…

 Она держала все в себе, открываясь близким людям, которых тоже было мало… В далеком-далеком прошлом, считая всех людей друзьями она раскрывалась всем, а потом сталкивалась с предательством и одиночеством…

 Не любила высмеивания и людей, которые считали что, знают ее всю, как бокал, наполненный водой…

 Она искала свой идеал, который должен был быть:

 а) сильным, но в тоже время легким.

 б) приносить ей уверенность в себе.

 в) помогать ей перебороть страх в следующем дне.

 г) вернуть ее к жизни…

 Она слаба, но внутри нее есть сила, которая просыпается в нужный момент и помогает выжить, переплыть беспощадное течение и выйти сухой…

 Она всегда была одна, даже когда вокруг нее толпились люди…

 Она любила своей любовью, часто не умея показать своих чувств…

Она…она…она… В каждом окне видела скалящуюся бездну, приветливо махающую ручкой… Не хотела этой банальности, не хотела грубой, людской жизни… Она хотела быть Снежной Королевой, а была всего лишь снежной бабой! Романтик по складу характера, она частенько жила прошлым… Потому что считала прошлое, не отъемлимой частью ее… Старалась не наступать на старые грабли… Старалась идти с гордо поднятой головой, не обращая внимания на нищих валяющихся у ног и тянущих к ней руки… Толпы мертвецов, обезображенные смертью, червяками и холодом, несли за ней шлейф, саркастически ухмыляясь… От них не возможно было отделаться, они всегда были рядом, всегда шли за ней и вполголоса нашептывали ей гадости…

Она знала, что она странная, что она психически неуравновешенная, что добрые врачи из Кащенко давно освободили ей койку в палате, но не торопилась сдаваться, потому что знала: она выберется из этого болота, докажет всем, что она человек, а не жалкий кусочек переработанной органики.

Живя в своем мире, она не хотела видеть всей подлости и наигранности настоящего, бездушно-реального мирка, в котором временно обитала. Выходя на улицы, она надевала розовые очки, накидывала защитный плащ в виде кокона, в котором могла творить все что хотела, ссылаясь на то, что она без царя в голове… Она хотела играть в театре, потому что играла всегда, каждый день доставая из гардероба новую маску… Театр был тем заветным, спасительно-пленительным местом, где она могла отдохнуть душой, где чувствовала себе дома… Настоящего дома у нее не было, потому что в родительском гнезде она не чувствовала себя в безопасности, потому что приходила туда только переночевать и жила одной мыслью: уйти от сюда и никогда не возвращаться… Ей хотелось уйти ото всюду, красиво хлопнув дверью… Раствориться в предрассветном тумане и стать крохотной тенью, живущей только по утрам…

«…Я странен, а не странен кто ж? Кто на всех глупцов похож…».

 Ее любимым поэтом была Ахматова… Казалось, что в ее стихах не было смысла, но в каждом отдельном слове жила душа поэта, ее боль и любовь:

Сжала руки под темной вуалью…

Отчего ты сегодня бледна?

От того, что я терпкой печалью напоила его до пьяна…

Как забуду? Он вышел шатаясь,

Искривился мучительно рот.

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала до самых ворот… З

Задыхаясь, я крикнула: «Шутка Все, что было. Уйдешь, я умру».

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: « Не стой на ветру».

Заслушивалась «Ночными снайперами», потому что они были не похожими на других, чужими, а она рвалась к таким не похожим, но близким ей. Жила на грани снов и яви, между былью и небылью, а под час и не различала где находиться. Ее сны были для нее продолжением бодрствования. Если во сне все было плохо и болезненно ужасно, то и просыпалась она в соответственном настроение, потому что ждала подвоха, каверзы или еще какого-нибудь приключения от небес… А если во сне все было весело и интересно, то она ждала чуда… Она всегда ждала чуда, всегда ждала чудес и свято верила в то, что когда-нибудь чудеса возьмут ее в плен…

Раньше, в темном, безысходном прошлом, когда ей казалось, что конца нет, а дверь с надписью: «Exit» затерялась в межгалактическом пространстве, в голове ее вертелось стихотворение Тютчева:

«Не говори: меня он, как и прежде, любит

Мной, как и прежде, дорожит…

О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,

Хоть, вижу, нож в его руке дрожит.

То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,

Увлечена, в душе уязвлена,

Я стражду, не живу…

им, им одним живу я – Но эта жизнь!..

О, как горька она!

Он мерит воздух мне так бережно и скудно…

Не мерят так и лютому врагу…

Ох, я дышу еще болезненно и трудно,

Могу дышать, но жить уж не могу»…

 Она не верила, что в ее затянувшейся жизни наступит просвет, она любила, а ее чувства смешали с грязью, играя с ней, как кошка с мышкой… Долго и мучительно она старалась заглушить в себе обиду, томительное ожидание, которое ни к чему не обязывало, но постоянно копошилось в ней, любовь… Она умирала, медленно умирала внутри себя, замыкаясь и совершенно ничего не хотя. Ее сердце сгнило на три четверти, а мысли заполонила мечта о смерти… Одиночество пришло к ней так неожиданно, что она не была готова к нему, не запаслась питьевой водой и провизией, не нашла укромного местечка, где могла бы это пережить… А когда вода прорвала плотину, было уже слишком поздно, она это знала, поэтому не старалась выкарабкаться, пыталась только остаться на плову. Вода заполоняла всю землю, спасся один Ной. Остальные спустились в мрачное царство Аида. Так продолжалось девять месяцев, девять мокрых, рыхлых и воюющих месяцев. Вода медленно уходила в свое неведомое миру ложе, а она чувствовала, что все ее силы на исходе, что продержаться не сможет… Однако, когда ее стремительно стало заливать водой, от которой не было возможности спастись, в далеке показалась пристать. Маленькая, спасительная пристань. Собрав все силы в кулачок, она рванула к ней. И чудом выжила.

Свесив ноги в воду, больше не казавшуюся ей страшной и бездонной, она поняла, что игра на выживание окончилась, что она победила, только вот Ной на своей ковчеге уплыл куда-то далеко, забрав с собой частичку ее… А она осталась, потому что не успела, опоздала, умышленно замедлила свои действия, потому что стала другая, полумертвая, полуживая…

На горизонте мелькнули паруса прибывающего судна. Она стояла на причале, призывно махала платочком и выжидала, как изголодавшийся волк. Ждала крови, плоти и жизни. Новой, бурно-эмоциональной жизни… Моряки разгружали товар, курили и ругались, а она стояла в сторонке и присматривалась, думая: «Что же она сможет незаметно вынести с этого праздника жизни, с этого звериного пиршества…

Скитальцы морей альбатросы

Застольные гости кровавых пиров.

Орлиное племя матросы…

Матросы!

Вам слава поэтов,

Вам песня веков!

Ее глаза медленно наливались жаждой, жаждой изголодавшегося странника, она уже знала, что ей нужно… Как хищник, на мягких, бесшумных лапках она прокралась в трюм одна, а вышла оттуда с самым бесценным грузом. Он ворвался в ее жизнь стремительно, пробудил давно позабытую страсть к жизни, пришил новые крылья за спиной… Перемены… Ожидания… Чувства… Мечты…

Она улыбалась, она смеялась, хотя за девять долгих месяцев горячки успела позабыть что это такое и как это применять… Однако, часть ее так и осталась в Ноевом ковчеге, погребенная под тушами животных, соломы и надежды… Она никогда бы не смогла это забыть, простить – да, но не забыть. Таких сил не было, потому что горе это оказалось великим и мощным… А он был с ней, пускай и не похожий на хозяина райского ковчега, но он был… А больше ей и ничего не требовалось, только его улыбка, его взгляд и протянутая рука… Однако, внутри себя она твердо знала, что стоит только прежнему, воспетому герою вернуться, как она, несмотря ни на что, побежит, полетит, рванет обратно…

С этим опять надо было бороться, это опять надо было убивать… Убивать по капле, по миллиметру, по частичке… Друга не было рядом, уехал на несколько отдельных друг от друга вечностей… Сердце покрывалось ледяной коркой, без него было тошно и страшно, потому что она не смогла бы бороться с ураганом, не смогла бы вырывать из гнилой пасти смерти свое счастье… Затишье перед бурей изматывало ее, потому что она не знала, что же ждет ее: крах или победоносное шествие…

Корабль приплыл, она стояла и смотрела, медленно и злобно куря. Она прекрасно знала, что что-то произойдет, что что-то нарушит привычный уклад жизни, и она не хотела этой канители, где надо доказывать свои права на жизни свои права на человечество…

…Ты будешь мертвая принцесса, а я твой верный пес…

Только псом была она… Верным, зависящим, скулящим псом… Ждала загулящегося по мирам друга, считала каждый час, каждую секунду проведенную без него… Верила ему… Но на свете много «дружелюбных» людей… Донесли, сорвали черные очки и солнце с силой ударило по глазам…

Она почувствовала себя брошенной, истоптанной в луже, использованной и оплеванной. А спаситель грешных душ мирно стоял на той же самой пристани, так же уверенно улыбался и, как ей казалось, старался ее поддержать. Она знала, что совершает глупость, что он ей вовсе и не нужен, что она сама играет в непонятною игру, в которой правила установлены не ими, а кем-то выше и хитрее, но она шла, шла на казнь… Хотела отомстить, хотела показать, как было ей, но мстила сама себе, потому чо попалась на крючок… То, что было с ней раньше от одного его прикосновения или взгляда давно осталось в прошлом, лежа рядом с ним, она твердила, как молитвы имя другого, а идя теми же улицами, что и когда-то с ним, скитальцем по вечностям, она давила слезы, боль и муку… Она знала, что не права, она знала, что ничего этим не докажет… Она все прекрасно знала, а когда жизнь нанесла последний удар в спину, она не удивилась, а безразлично пожала плечами…

Самоуверенный герой не ее романа завоевал то, о чем так давно мечтал, к чему так давно стремился, а она осталась в стороне, со своими ожиданиями и страхами. Человек, которого она ждала возвращался, наскитался в дали от дома и, собрав пожитки, скорым рейсом оказался рядом с ней… Ей было страшно глядеть в его пустые глаза, он все знал… Донесли…

Ей же оставалась только подтвердить, но она была готова и к этому, потому что знала, что обещания всего лишь обещания… И ничем большим им никогда не стать… Ее новый образ ему не понравился, а она не смогла найти нужных слов для объяснения с ним… Новый образ был необходим ей, как воздух… С ним она чувствовала себя увереннее, смелее и стервознее. А он раздавил все это на корню, не понимая, что ей от этого горько и противно… Но она все равно была уже другой, слишком многое произошло с ней за все это время, слишком многое пришлось решать одной и не с кем было советоваться… Ведь человека меняет не время, а ситуация…

В душе было пусто… Но он был рядом, что смягчало пустоту… Крик души… Тупик… Финита ля комедия… Она не понимала ничего, кроме того, что не одна, что не хочет снова оставаться наедине со страхами и болью, что потеряв его ее сердце загниет до конца и уже некому будет нянчиться с ней, кормя из соски и меняя пеленки… Любила, она любила его…

Silentium!(молчание лат.)

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои —

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, —

Любуйся ими — и молчи.

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Взрывая, возмутишь ключи, —

Питайся ими — и молчи.

Лишь жить в себе самом умей —

Есть целый мир в душе твоей

Таинственно-волшебных дум;

Их оглушит наружный шум,

Дневные разгонят лучи, —

Внимай их пенью — и молчи!..