“В петербургском доме была у отца большая библиотека... Когда в ноябре этого пулеметного года (которым, по-видимому, кончилась навсегда Россия, как в свое время кончились Афины или Рим) мы покинули Петербург, отцовская библиотека распалась, кое-что ушло на папиросную завертку, а некоторые довольно странные остаточки и бездомные тени появились, - как на спиритическом сеансе, - за границей. Так, в двадцатых годах, найденыш с нашим экслибрисом подвернулся мне на уличном лотке в Берлине, причем довольно кстати это оказалось “Войной миров” Уэллса. Прошли еще годы - и вот держу в руках экземпляр каталога отцовских книг, который был отпечатан еще тогда, когда они стояли, плотные и полнокровные, на дубовых полках...”.

Последний раз Владимир Набоков вышел из своего родного дома 15 ноября 1917 года, Владимир Дмитриевич - 11 декабря. Дом остался без хозяев. В “Других берегах” Набоков писал: “Все, что относилось к хозяйству, занимало мою мать столь же мало, как если бы она жила в гостинице. Не было хозяйственной жилки и у отца... Между тем, при отсутствии всякого надзора над штатом в полсотни с лишком человек, и в усадьбе и в петербургском доме шла веселая воровская свистопляска”. Можно представить, что началось после отъезда хозяев.

Найденные в Санкт-Петербургском Государственном архиве литературы и искусства документы дают представление о судьбе дома в первый послереволюционный год.

Из доклада Уполномоченного 1-го района следует, что в период с 15 июля по 5 октября 1918 года были “обследованы” особняки и квартиры 1-го (Адмиралтейского) района и описаны находившиеся в них вещи. В ряду многих других особняков - таких как особняки Строганова, Бобринского и так далее - значится “бывшая квартира Набокова”, в которой “описаны 120 картин, а также мебель, фарфор, книги (72 карточки)... На самый ближайший срок назначены перевозки около 50 картин от Набокова”.

В документе, датированном 3 сентября 1918 года сказано, что из дома номер 47 по Большой Морской вывезено 79 картин: 61 картина западно-европейских мастеров и 18 картин-этюдов русской школы. Картины были размещены на Миллионной улице, дом 19, откуда 42 картины были переданы Эрмитажу, 13 - в Художественный отдел, 1 - в Историко-бытовой отдел Русского музея, 2 - в провинциальный музей.

Можно полагать, что книги остались в доме, поскольку в документе, датированном 28 октября 1918 года, говорится: “В доме Набокова (Морская, 47) имеется большая библиотека, преимущественно по юриспруденции, нуждающаяся в охране в виду занятия дома Военным Комиссариатом”. “...Озаботиться принятием мер к охране имеющейся в доме Набокова библиотеки”, предписывает документ датированный 2 ноября 1918 года.

В сборниках №2-4 за 1933-34 года “Советская библиография” в статье И.А.Дуганова систематизированы сведения о послереволюционной судьбе российских библиотек, в том числе и частных. О библиотеке Набокова сказано только то, что часть библиотеки поступила в Ленинградский государственный книжный фонд. Заметим, что в описаниях других библиотек указывается количество томов, характер собрания и куда какие книги направлены. О библиотеке Набокова этих сведений нет.

Таким образом, пока мы можем говорить о библиотеке, только на основе ее каталога, вышедшего в 1914 году в Санкт-Петербурге в издательстве “Товарищество художественной печати”. Его название - “Систематический каталог библиотеки Владимира Дмитриевича Набокова”. В 1911 году в том же издательстве вышло первое продолжение каталога. “Первое” означает, что Владимир Дмитриевич, продолжавший пополнять библиотеку, предполагал, что будут изданы и следующие. Но... “лепет любопытных, прах, нагота, крысиный шурк в книгохранилищах гранитных, и ты уплыл, Санкт-Петербург”. И только со страниц этого каталога встают перед нами книги из детства и отрочества Владимира Набокова.

Книги, описанные в каталоге, разделены на девять тематических разделов, в каждом из которых пять подразделов:

• русская литература
• французская литература
• английская литература
• немецкая литература
• другие литературы

Каждая книга (или собрание сочинений) имели свой порядковый номер по каталогу и отдельный порядковый номер для каждого тома в собрании сочинений. Для каждого каталожного номера указывались раздел, подраздел (язык) и шкаф, в котором находилась книга. На книгах был экслибрис, на котором указывались собственный номер книги и шкаф.

Всего в двух томах каталога около 5 тысяч книг. Брайан Бойд и Эндрю Филд пишут о 10 тысячах. Возможно, они включают в это число книги по энтомологии, хранившиеся в Выре, книги из детских и классных комнат, а также книги, не вошедшие по тем или иным причинам в каталог - ведь предполагалось его продолжение.

Книги находились в 24 пронумерованных шкафах, плюс шкаф под литерой “Ж”. На некоторых книгах есть пометы: “книги Е.И.”, “книги В.Д.”, “кабинет В.Д.”. В приложении ко второму тому каталога приведен перечень книг, хранившихся в 10 шкафу.

Количественное распределение книг по разделам I и II томов каталога приведено в таблице.

Раздел “Беллетристика” - второй по величине. Самое большое количество книг в нем - на французском языке. Заметим, что Владимир Набоков закончил Кембридж с первым дипломом по французской литературе и со вторым по русской. Отвечая в 1964 году на вопросы журнала “Life”, на вопрос: “Какой из языков, на которых он говорит, он считает самым красивым”, писатель ответил, что его “ум говорит по-английски, сердце - по-русски, а слух - по-французски”.

Самый обширный раздел - шестой - “Правоведение, социология, политические и экономические науки”. Он отражает профессиональные интересы хозяина библиотеки.

В этом разделе 10 книг написанных Владимиром Дмитриевичем Набоковым. В I томе каталога:

1. Набоков, В. Нищенство и бродяжничество, как наказуемые поступки. Сообщение на заседании Отделения Юридического общества 25 ноября 1894 г. VI, 1. Шкаф XII, № 2907
2. Набоков, В. Плотские преступления по проекту уголовного уложения. СПб, 1902 г. VI,1. Шкаф XIII, № 3178
3. Набоков, В. Содержание и метод наук уголовного права. Вступительная лекция, читанная автором в Императорском училище правоведения 9 сентября 1896 г. . VI,1. Шкаф XII, № 2902
4. Набоков, В. Элементарный учебник особенной части русского уголовного права. Выпуск 1-ый. Книги I и II. СПб, 1903 г. VI,1. Шкаф XIII, № 3177
5. Набоков, В. Сборник статей по уголовному праву. СПб, 1904 г. VI,1. Шкаф XV, № 4000
6. Набоков, В. Систематический сборник постановлений Съездов представителей русских исправительных заведений. СПб, 1904 г. VI,1. Шкаф XV, № 4001

1. Набоков В.Д. Тюремные досуги. СПб. 1908 г. Шкаф XVIII, № 4082
2. Набоков В.Д. Дуэль и уголовный закон. СПб. 1910 г. Шкаф XVIII, № 4083
3. Набоков В.Д. Об “опасном состоянии” преступника, как критерии мер социальной защиты. СПб, 1910 г. Шкаф XVIII, № 4070
4. Набоков В.Д. Речи. Из думских отчетов. СПб. 1907 г. Шкаф XVIII, № 4069

Говоря о пристрастиях Владимира Дмитриевича, нельзя не сказать о Диккенсе. Книг этого автора больше всего: 31 название, 41 книга в IV шкафу (I том каталога) и 40-томное национальное издание в XXIII шкафу (II том каталога). Все книги на английском языке, за исключением № 2770 “Николай Никльби” в разделе II, 1 (книги для детского и юношеского чтения) (II том каталога). Диккенс был одним из самых любимых авторов Владимира Дмитриевича. Когда в 1912 году отмечалось 100-летие со дня рождения писателя, Владимир Дмитриевич напечатал в издаваемой им газете “Право” большие статьи. В “Речи” он назвал Диккенса самым популярным писателем и писал, что “популярность эта коренится в том, что Диккенс, подобно Гоголю для России, Сервантесу для Испании, Виктору Гюго для Франции, Шиллеру для Германии наиболее национальный из всех английских поэтов”. Статья Владимира Дмитриевича в “Праве” “Чарльз Диккенс, как криминалист” направлена против смертной казни и одиночного заключения: “...как нужны нам еще уроки любви к падшим, сочувствия к отверженным, - великие уроки, почерпаемые в творениях великого писателя человеколюбца”. О любви Владимира Дмитриевича к Диккенсу вспоминал Корней Чуковский: “У него была особая игра: перечислять все имена героев Диккенса - чуть не триста имен. Он соревновался со мною. Я изнемогал после первой сотни”.

В 1917 году в Москве, в издательстве “Мир” вышел четвертый том “Истории западной литературы” под редакцией Ф.Д.Батюшкова. Глава II в этом томе “Чарльз Дарвин” написана В.Д.Набоковым.

Лекции о Чарльзе Диккенсе обязательно входили в курс Западно-Европейской литературы, читаемый Владимиром Набоковым в Америке. В своих лекциях Владимир Владимирович подчеркивает любовь Диккенса к живой детали и его способность словесным описанием этой детали вызвать у читателя соответственное эмоциональное состояние. “Чарльз Диккенс и Владимир Набоков” - это отдельная тема, я только процитирую Владимира Владимировича: “Если бы было возможно, я хотел бы на каждом классном занятии посвящать минут пятьдесят безмолвной медитации, сосредоточенности и восхищению Диккенсом”.

Брайан Бойд пишет, что к 1947 году Владимир Набоков сформулировал свою трехчленную формулу (позже он будет повторять это и включит это в эссе “Хорошие читатели и хорошие писатели”): “Любой писатель может рассматриваться с трех точек зрения: как рассказчик, как учитель и как чародей (волшебник). В большом писателе совмещаются все три, но великим его делает преобладание чародейства (волшебства)”. Волшебство для него состоит в возможности заставить любую деталь выдуманного мира прорастать в жизнь, а не соответствовать реальному внешнему миру. Примером, который он выбрал для подтверждения этой мысли, был Диккенс.

Что касается детства писателя, Брайан Бойд пишет, что когда дождливыми вечерами Владимир Дмитриевич читал детям “Большие надежды”, конечно на английском, иногда его сын крадучись и согнувшись крался к книжным полкам, чтобы заглянутьв словарь Брокгауза.

Так что переходя к IX последнему разделу каталога, нельзя не вспомнить о любви Владимира Владимировича Набокова к словарям, справочникам, энциклопедиям. Карл Проффер: “Всякий, кто вознамерившись читать такого довольно-таки садистического автора как Набоков, хочет понять хоть половину из того, что происходит, должен держать под рукой энциклопедии, словари, справочники... Читатель должен продвигаться медленно и мыслить логически... Идеальный читатель “Лолиты”, - это ученый человек с широкой подготовкой, много читающий на нескольких европейских языках, этакий Шерлок Холмс, первоклассный поэт, обладающий сильной памятью”. Таким читателем Владимир Владимирович становился в стенах отцовской библиотеки, которая после 1909 года с молчаливого одобрения заменила детскую книжную пищу. Ранее же его чтение было по его словам таким же как у любого, полного жизни мальчишки, знающего три языка и живущего в семье с большой библиотекой. В возрасте от 10 до 15 лет он прочел больше прозы и поэзии - английской, русской и французской - чем в любой другой пятилетний период свое жизни.

В августе 1964 года в интервью журналу “Life” на вопрос: “Какие писатели, люди и места оказали на вас наибольшее влияние?” Владимир Набоков ответил: “В детстве я был исключительно жадным читателем. Я прочел всего Толстого на русском, всего Шекспира на английском и всего Флобера на французском - и это кроме сотен других книг. Сегодня я всегда могу сказать, когда то, что я сочинил оказывается похожим по форме и интонации на любого писателя, которого я любил или ненавидел полсотни лет назад, но я не думаю, что какой-то писатель оказал на меня какое-то определенное влияние. Что касается мест и людей, то многими метафорами и эмоциональными ассоциациями я обязан северному русскому ландшафту моего детства, и я также сознаю, что именно отцу обязан я тем, что очень рано стал чувствовать (хорошо понимать) глубокое волнение от прекрасного стихотворения”.

Закончить мне хочется цитатой из “Круга”: “...ничто-ничто не пропадает в памяти, растут скрытые склады в темноте, в пыли - и вот кто-то приезжий вдруг требует у библиотекаря книгу, не выдававшуюся двадцать лет”. Таким приезжим может ощутить себя любой из нас, только книги, о которых мы говорили, никто не требовал почти 80 лет.

Любовь Федоровна Клименко, эксперт Набоковского фонда