1867
Владимир Алексеевич Бобринский
политический деятель, один из лидеров Всероссийского национального союза (ВНС) и Всероссийского национального клуба (ВНК), депутат Государственной думы II–IV созывов. Принадлежал к известному графскому роду, основателем которого был сын императрицы Екатерины II и Г.Г.Орлова граф Алексей Григорьевич Бобринский; сын графа Алексея Павловича Бобринского (1826 – 1894) с 1871 по 1874 г. занимавшего пост министра путей сообщения. Родился в Санкт-Петербурге. Бобринский учился на юридическом факультете Московского университета, который был вынужден покинуть на 1 курсе после участия в студенческих выступлениях (ноябрь 1887). В декабре 1887 поступил вольноопределяющимся на военную службу в лейб-гвардии Гусарский полк. Сдав экзамен на офицерский чин при Михайловском артиллерийском училище (1889), Бобринский прослужил всего 2 года и вышел в запас корнетом (1891), после чего продолжил образование за границей в Парижской школе политических наук и в Эдинбургском университете. Вернувшись из-за границы, осел в Тульской губернии, где имел сахарный завод 4 тысячи десятин земли (по другим данным всего владел 12 225 десятинами земли). С 1893 Бобринский почетный мировой судья, гласный Тульского уездного и губернского земств. В 1895–1896 председатель Богородицкой у. земской управы, с 1904 – Богородицкий у. предводитель дворянства. Поддерживал отношения с писателем графом Л.Н.Толстым, однако по мере перехода последнего от писательской деятельности к проповедованию еретических взглядов, порвал с ним. В этот период Бобринский прослыл одним из наиболее видных либералов Тульской губернии. Как вспоминал С.Ю.Витте, он «сделался таким красным зайцем, что государь, когда был в Ялте в девяностых годах, не пожелал принять Б. вследствие его левых выходок». На посту председателя Богородицкой земской управы Бобринский покровительствовал земским служащим, считавшимся неблагонадежными, на личные средства оказывал помощь особо нуждавшимся крестьянам, вел публичную полемику с тульским губернатором В.К.Шлиппе (май 1898) (отказавшимся в итоге повторно утвердить Бобринского председателем уездной земской управы), и, в конечном счете, получил за свою либеральную деятельность Высочайший выговор. В 1899 Бобринский вступил в оппозиционный кружок «Беседа», в котором высказывался за необходимость государственных преобразований, утверждая, что «хорошо можно жить только при конституции», а весной-летом 1905 принимал участие в совещаниях земских и городских деятелей, подписавшись под обращением в адрес имп. Николая II с призывом незамедлительно созвать бессословное законодательное народное представительство. Во время событий 1905 г. Бобринский подписался под обращением земских и городских деятелей к Николаю II с призывом немедленного со­зыва бессословного законодательного народного представительства, ак­тивно участвовал в создании умеренно-правой организации тульских зем­ских деятелей «За царя и порядок», которая затем вошла в состав тульского «Союза русского народа». В ноябре 1905 участвовал в царскосельских совещаниях правительства с общественными деятелями по вопросу принятия избирательного закона, высказывая вначале, по словам Витте, «по тому времени довольно консервативные взгляды». Однако под влиянием Д.Н.Шипова и А.И.Гучкова отказался от сословно-ограниченного (сторонником которого первоначально являлся) в пользу всеобщего избирательного права. «Со слезами на глазах, вспоминал С.Е.Крыжановский, он свидетельствовал, что раскаивается в своем заблуждении и всецело присоединяется к тем, кто видит во всеобщем голосовании единственную систему выборов, способную дать Государственной думе авторитет и работоспособность». Появление Думы Бобринский воспринял как долгожданную возможность легальной работы общественных сил в помощь правительству, понимая обновление гос. строя как «возвращение к старине», к возврату к «русской исконной правде и к старинным устоям нашей жизни». В октябре 1907 на вопрос корреспондента газеты «Сегодня»: «Какую Думу хотите вы иметь: законодательную или законосовещательную?» Бобринский ответил: «Поверьте, что это уже все равно. Когда был опубликован акт 6-го августа, я говорил: ну, слава Богу, лишь бы какое-нибудь представительство, а оно уже само станет законодательным с течением времени. Теперь особенно нечего об этом говорить. Раз народное представительство – то оно будет законодательным». В 1907 был избран во II Государственную Думу (известен в Думе как Бобринский 2-й, в отличие от крайне правого депутата А.А.Бобринского), где примкнул сначала к фракции октябристов, а затем перешел в ряды умеренно-правых. В мае 1907 в период угрозы роспуска II Думы участвовал в попытках ее сохранения путем создания думского центра, который должен был объединить как консерваторов, так и умеренных либералов на почве конструктивной парламентской деятельности, однако попытка успеха не имела. Несмотря на прежний либерализм, во II Думе Бобринский высказывался однозначно против революционного террора, в поддержку военно-полевых судов. После неудачных попыток создать работоспособный думский центр Бобринский выразил одобрение роспуску II Государственной Думы и изменению избирательного закона (3 июня 1907), т.е. мерам, которые, как он надеялся, помогут создать настоящую Думу, а не ее профанацию. Однако, будучи убежденным сторонником законности, Бобринский воспринимал третьеиюньский переворот именно как меру чрезвычайную, и оценивал ее весьма неоднозначно. На вопрос «Как вы относитесь к акту 3-го июня?», заданный накануне открытия III Думы, он ответил: «Я его считаю, конечно, формальным нарушением конституции. Больше того: думаю, что это опасный путь... Но что вы приказали бы делать? Опять созвать такую же Думу, какими были I и II? Это в корне подорвало бы идею народного представительства. Нужно было решиться на формально незаконный шаг, но который был необходим. Нужно было поправить ошибку. Бог даст, это будет в последний раз». В III Думе Бобринский стал одним из организаторов и руководителей фракции умеренно-правых, которая была призвана не допустить поляризации думских сил. С начала ноября Бобринский предлагал крайне правым выйти из единой правой фракции ввиду их политической нетерпимости. Не добившись их выхода, он совместно с Крупенским и Балашовым стал создавать свою фракцию умеренно-правых, которая заявила о себе 10 ноября 1907. Входил в комиссии по запросам, земельную, по направлению законодательных предписаний. С момента объединения партии умеренно-правых и ВНС (1910), активный деятель обновленного Союза. Член Главного совета ВНС (с апреля 1912), член-учредитель и член Совета старшин ВНК. Еще до начала работы III Думы Бобринский заявлял о своей принципиальной готовности работать с правительством. «Разумеется, что работа эта будет совместной и дружной с правительством, помимо всяких соображений о нашем сочувствии, о нашем доверии или недоверии тому или иному министру или же всему министерству в совокупности. Мы будем помогать министрам, потому что они облечены доверием нашего Государя, а они будут помогать нам оттого, что мы избраны страной по зову того же Государя». В то же время желание сотрудничать не переходило в готовность угождать. «Мы идем не за правительством, мы идем с правительством, - уточнял Бобринский свою позицию, - потому что правительство и мы идем за единым знаменем», но если правительство отклонится от национально-русского знамени, «мы будем... против него». Бобринский зарекомендовал себя как последовательный сторонник политики, проводимой П.А.Столыпиным, всецело разделяя его кредо «на легком тормозе вперед». Выступил сторонником столыпинского аграрного законопроекта. Отстаивая правительственную редакцию земельного закона, вступил в полемику не только с левой, но и с крайне правой частью Думы, особенно в вопросе личной земельной собственности. «Общину можно защищать с двух точек зрения: с точки зрения крайнего реакционера и с точки зрения крайнего революционера, - отмечал Бобринский, - но с точки зрения консерватора или либерала общину защищать невозможно». Однако, выступая против общины, Бобринский предлагал развивать те положительные начала, которые имелись в совместной организации труда, всячески пропагандируя развитие в деревне мелкой кооперации, создание обществ взаимного кредита и т.п. «Мы ведь тоже за общину, - заявлял Бобринский, вкладывая в этот термин иной смысл, - мы за артель, вольную и добровольную». Помимо экономических аргументов против общины у Бобринского имелись и политические доводы. Общинник в его представлении не мог быть полноценным гражданином, так как только личный собственник живет интересами государства: «Разница между хуторянином и общинником - это разница между свободным и рабом». «Боже нас упаси идти по тому пути, по которому нас вели реакционеры 1880-х и 1890-х годов, а теперь на этот путь нас зовут гг. Образцов, Шингарев, Марков 2-й и Тимошкин. – Предостерегал Думу Бобринский - Это есть путь отрицания за крестьянами, по их будто бы неподготовленности, общих гражданских прав. Те права, гг., которые имеем мы, должны иметь и они, и с этой скалы истинного либерализма, который признает крестьянское равно­правие, нас не собьют ни удары справа, ни удары слева», русское крестьянство «мы желаем видеть свобод­ным и самодеятельным, а не связанным узами, окова­ми и гнетом общины». Бобринский поддержал Столыпина во время министерского кризиса 1911, связанного с введением земства в Западном крае в чрезвычайно-указном порядке, в обход Государственной Думы и Государственного Совета. Он стремился юридически оправдать введение указа 9 ноября вне думского периода тем, что того требовали исторические обстоятельства. Он оспаривал утверждения о том, что по уже имевшимся законам крестьянин мог выделиться из общины, доказывая, что на деле это было связано с такой волокитой и такими затратами, что мало кто на это мог пойти. В 1910-1911 г.г. Бобринский поддерживает еще один проект Столыпина, проведенный по 87 статье – введение земства в Западном крае. Он настаивал на необходимости этого шага, обращая внимание на то, что в Государственном Совете, не пропустившем законопроект, от Западного края был лишь один русский представитель, а остальные поляки. Это, по его мнению, лишний раз доказывало, что национальные интересы касаются всего русского народа, а не только той его части, которую притесняют на окраинах. Бобринский отстаивал необходимость национальных курий для Западного Земства. В своем думском выступлении по этому вопросу он изложил историю взаимоотношений России с Литвой, показав притеснение русских в крае, для того, чтобы убедить Думу «не губить западно-русский народ, не ломать его земства, дать ему русское земство вполне обеспеченное». «Нельзя научить плавать того, кто не бросится в воду, - образно рассуждал Бобринский - Но... неопытному пловцу, когда его бросают в воду, дают пузыри». Сравнивая русских избирателей в Западном крае с такими «неопытными пловцами», он предполагал, что через 10—15 лет «может быть, пузыри и подпорки эти … им будут уже не нужны.., и они, на основании равного, тайного и всеобщего голосования, могут пойти в эти земские учреждения». Однако в настоящий момент, «когда пробуждается в Западном крае самодеятельность, когда там оживают русские силы, - Бобринский не видел ничего удивительного в том, «что в этом за­конопроекте дается некоторая подпорка русскому элементу». В случае с введением Западного земства, как и в случае земельного закона, Бобринский настаивал на законности проведения их по 87 статье. В то же время, он предостерегал, что применять эту статью надо осторожно. «Сомнения и опасения наши заключаются в том, что при неправильном и неосторожном применении стптьи 87... может быть в корне подорван дарованный нам Монархом представительный строй», «и если мы ныне отстаиваем правильность применения этой статьи 87, то это оттого, что мы глубоко убеждены в на­личии тех чрезвычайных обстоятельств, которые требуются». Поддерживая политику Столыпина, Бобринский, в то же время, вступал с премьером в дискуссии, отстаивая свои позиции по вопросам закономерности думских действий. Так будучи председателем комиссии по запросам, он опротестовал заявление Столыпина о нарушении комиссией закона о деятельности Государственной думы, доказав, что все действия комиссии проходили строго в рамках законности. Сторонник русификаторской политики Столыпина на национальных окраинах империи, поддержал законопроект о выделении из состава Царства Польского восточных частей Люблинской и Седлецкой губерний и образование из них особой Холмской губ. с присоединением ее к коренной России, считая, что справедливое урегулирование русско-польских отношений на Буге (то есть в Холмщине) благотворно отзовется и на Висле (то есть в Варшаве). При этом был сторонником русско-польского примирения, высказываясь за введение в Польше самоуправления, вместо желаемой поляками политической автономии. Свое отношение к инородцам высказал следующим образом: «Мы желаем культурного национального развития инородцев, которые находятся под русской державой, но при соблюдении русских государственных интересов, которые им, инородцам, еще более необходимы, чем нам, русским». Считая себя продолжателем дела славянофилов (называл себя «неославянофилом»), принимал активное участие в работе различных славянских обществ. С 1908, в связи с присоединением Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины, – член Общества славянской взаимности, позже выступил организатором и руководителем Галицко-русского общества. Морально поддерживал национально-освободительное движение славянских народов против Османской империи («борьбу креста против ислама»), считая, что главную роль в движении должна в свое время сыграть Россия. В 1913 принял активное участие в организации и проведении «Славянских банкетов», целью которых было побудить правительство к более активной внешней политике на Балканах. Участник Всеславянского конгресса в Праге (август 1914). В IV Думе то есть. был избран тов. председателя фракции националистов и умеренно-правых. Когда его софракционеры вели политику конфронтации по отношению к новому премьеру В.Н.Коковцову, критикуя его деятельность, Бобринский держался в стороне от этого, избегая его публичных оценок. Сблизившись с В.В.Шульгиным, В.Я.Демченко, А.И.Савенко, Бобринский неоднократно предпринимал попытки создать работоспособное большинство для совместной работы Думы и правительства. После начала Первой мировой войны добровольцем отправился на фронт в составе лейб-гвардии Гусарского полка. В чине корнета участвовал в боях, был произведен в поручики. Стал ординарцем командующего 8-м корпусом генерала Р.Д.Радко-Дмитриева, с сентября 1914 направлен в распоряжение генерал-губернатора Галиции Г.А.Бобринского, где занимался благотворительностью и вопросами обеспечения населения продовольствием. 8 июня 1915 был уволен от военной службы и вернулся к политической деятельности в Думе. В августе 1915 возглавил «прогрессивно-национальную группу» (фракцию «прогрессивных националистов»), отделившуюся от фракции националистов и умеренно-правых и декларировавшую работу «на основах чистой программы» ВНС. В коллективном заявлении о выходе из фракции, наряду с прочим, присутствовала мысль, уже высказывавшаяся ранее Бобринским с думской кафедры, о необходимости «для этой великой цели, для победы России, вместе с жизнью наших сыновей и братьев» принести в жертву «и часть наших требований», поскольку «некоторые из этих политических требований не являются чем-то неизменным и вечным, но в значительной степени зависят от обстоятельств». От имени своей фракции Бобринский подписал декларацию оппозиционного правительству Прогрессивного блока. 5 ноября 1916 был избран тов. председателя Государственной Думы. В октябре 1916 Бобринский заявил на заседании бюро Прогрессивного блока: «Правительство стало невозможно: бездарность, распущенность, разгильдяйство». При этом Бобринский не переставал считать себя монархистом. Обвиняя высших чиновников, он тем самым надеялся уберечь от критики монарха. Главной претензией к правительству было то, что оно (устами А.Д.Протопопова) подчеркивало, что лишь исполняет волю царя. «Монархист-министр так говорить не может, - подчеркивал Бобринский - министр-монархист должен сказать: я за все отвечаю. Царь всегда прав, а если кто виноват, то я виноват <…> Государю нужны верные люди, а не нужны ему холопы». По словам чиновника министерского павильона Государственной Думы Л.К.Куманина, к 1917 Бобринский начал «прозревать в тактике думской оппозиции поход против самого монарха, которому граф Бобринский предан беззаветно». В феврале 1917 Бобринский отказался от звания товарища Председателя Думы, ссылаясь на обострение заболевания астмой. После Февральской революции принял участие в работе Поместного Собора Российской православной церкви (1917–1918). После Октябрьской – уехал в Киев и вошел в состав образовавшегося там Совета госуддарственного объединения России. С 1918 возглавил монархический союз «Наша родина» и стал одним из лидеров Монархического блока в Киеве. В противовес «непредрешенчеству» Добровольческой армии Бобринский принимал активное участие в создании промонархической «Южной армии» генерала Н.И.Иванова и генерала графа Ф.А.Келлера. С 1919 в эмиграции, председатель правления Русского национально-монархического союза в город. Нови-Сад (Югославия), преобразованного в Новосадский отдел Союза монархистов-легитимистов после признания Бобринским великого князя Кирилла Владимировича главой династии. Бобринский состоял в должности главного уполномоченного представителя «блюстителя государева престола». В 1921 член Всезаграничного Карловацкого церковного собора. В 1924 переехал в город Кобург (Германия), где располагалась резиденция великого князя Кирилла Владимировича и стал сотрудником его канцелярии, состоя докладчиком по делам общественных организаций и по деятельности легитимистского движения на местах. Однако вскоре отошел от легитимистского движения, разочаровавшись в нем. В феврале 1927 переехал в Париж,где скончался от приступа астмы 11 ноября того же года. Архив: РГИА. Фонд 1278. Опись 9. Дело 89, 90; Фонд 1276. Опись 10. Дело 7. Лист 342; Фонд 1101. Опись 1. Дело 984. Лист 1. Сочинения: О кризисах в сахарной промышленности. Санкт-Петербург, 1886; О конституционалистах-демократах, или Партии народной свободы (беседа). Тула, 1906; Пражский съезд. Чехия и Прикарпатская Русь. Санкт-Петербург, 1909; К русским женщинам. Санкт-Петербург, [1910]; Пробный камень славянского братства // Ладо. Сборник литературно-общественный, посвященный нарождающейся русской национал-демократии. Санкт-Петербург, 1911; Возвращение в лоно православной церкви униатов Червонной Руси и гонение на них со стороны поляков (речь графа В.А.Бобринского, произнесенная в Минске в Русском общественном собрании 30 марта 1912 г.). Минск, [1912]; [Речь графа В.А.Бобринского на публичном заседании Общества Славянской взаимности 22 октября 1912] // Война на Балканах. Санкт-Петербург, 1912; Львовское дело «о государственной измене» (к русской печати). Санкт-Петербург, [1914]. Литература: Галерея государственных и общественных деятелей России и Третья Государственная дума. [Санкт-Петербург, 1908]; 4-й созыв Государственной думы. Художественный фототипический альбом с портретами и биографиями / Издательство Н.Н.Ольшанского. Санкт-Петербург, 1913; Коцюбинский Д.А. Русский национализм в начале ХХ столетия. Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. Москва, 2001; Националисты в 3-й Государственной думе. Санкт-Петербург, 1912; Революция на Украине по мемуарам белых. Москва-Ленинград, 1930; Санькова С.М. Русская партия в России: Образование и деятельность Всероссийского национального союза (1908 – 1917). Орел, 2006; Ее же. Владимир Алексеевич Бобринский как представитель консервативно-либерального направления общественно-политической жизни России начала XX века // Консерватизм в России и в мире: в 3 частях. Выпуск 3. Часть II. Воронеж, 2004. Страницы 195-217.


1870
Чарльз Беннетт (Charles Bennett)
британский легкоатлет, двукратный чемпион и призёр летних Олимпийских игр 1900. Родился в Шервике (Дорсет, Англия). До Олимпийских игр, Беннетт выигрывал несколько соревнований Любительской Атлетической Ассоциации, включая забеги на 4 мили в 1897 году и 1899 году, на 10 миль в 1899 году и одну милю в 1900 году. На Играх Беннетт участвовал в трёх дисциплинах. Сначала, 15 июля, он соревновался в беге на 1500 м, который выиграл с новым Олимпийским рекордом 4.06,2. На следующий день, 16 июля, он участвовал в гонке на 4000 м с препятствиями, в которой занял второе место, получив серебряную медаль. 22 июля, он, в составе Смешанной австралийско-британской команды, принял участие в командной гонке на 5000 м. С результатом 15:29,2 он пришёл к финишу первым, набрав лишь одно очко. В сумме, его команда обошла французскую сборную, и все её члены получили золотые медали. В обычной жизни Беннетт был машинистом. Он был женат на Лене Льюис, и они имели пять детей. Умер в Кинсоне (Дорсет, Англия) 18 декабря 1948 года


1870
Иван Прокофьевич Вацек
советский партийный и государственный деятель. Член Коммунистической партии с 1903. Родился в Вене, в семье рабочего Вендлевского оружейного завода, по национальности чех. В 1876 семья Вацека переехала в Россию. В 1889 г. работал учеником слесаря в Ковно, где вступил в революционное движение. В 1890 г. преследуемый полицией, оставил Ковно и переехал в Баку. В 1890 — 1893 гг. работал слесарем на заводе. В 1893 г. - призван на военную службу:служил в Австрии. В 1896 г. - вернулся в Баку и поступил слесарем на завод Нобеля в Черном городе. В 1898 г. начал участвовать в бакинском революционном движении - член первого социал-демократического кружка, организованного на заводе приехавшим из Москвы токарем Поповым. В состав кружка вошли также братья Мазилкины, Ив.Ульянов, Ив.Конушкин и братья Блиновы. В 1899 г. в Баку действовало 6 кружков. Их организаторами и активными участниками были И.П. Вацек, Б.А.Дадашев, Н.П. Козеренко, М.М. Мамедьяров, И. Попов и др. В 1903 г после раскола РСДРП примкнул к большевикам. Член РСДРП(б). В июле 1903 г. рабочий Биби-Эйбатского нефтяного общества. Принимал деятельное участие во всеобщей забастовке. “ Был создан стачечный комитет. Организаторами стачечной борьбы были: М.Г.Меликянц, И.П.Вацек, М.К.Мамедъяров, И.Т.Фиолетов и др.” В октябре 1905 г. во главе дружины освобождал из тюрем заключенных; во время погромов активно участвовал в попытке организовать отпор черносотенцам. В 1905—1912 председатель Биби-Эйбатского районного комитета и член Бакинского комитета РСДРП, казначей (кассир) Бакинского комитета РСДРП. В 1915 г. уехал в город Теджен, Закаспийской области, где работал машинистом на водокачке. Во время переворота участвовал в аресте местных властей, организации Совета и исполкома. Летом 1917 г. вернулся в Баку. 8 июля 1917 г. «Общебакинская конференция большевиков избрала Бакинский комитет РСДРП(б) — И.И.Анашкин, М.В.Басин, И.П.Вацек, П.А.Джапаридзе, М.Н.Исрафилбеков (Кадирли), В.И.Нанейшвили, Н.Н.Нариманов, С.Г.Шаумян, С.М.Эфендиев и др.» В 1917 - 1918 гг. состоял районным комиссаром труда в Черном городе и заместителем председателя, потом (с отъездом председателя Пятакова) - председателем районного комитета большевиков. В начале февраля 1918 г. во главе отряда Красной гвардии отправился в Персию с целью собрать оружие, брошенное там генералом Баратовым. В июле 1918 г. вернулся в Баку. Находился в отряде Петрова командиром пристани, вербовал молодежь в отряд. Участвовал в боях с интервентами. В августе 1918 г. выехал из Баку в Астрахань, где получил назначение председателем ЧК и председателем комитета РКП(б) Енотаевского уезда Астраханской губернии. В апреле 1920 г. возвратился Баку. В октябре 1920 г. - Член ЦК, Председатель ЦКК КП (б) Азербайджана. 17 – 25 апреля 1923 г. — делегат XII-го съезда РКП(б) с совещательным голосом от Всероссийского совещания контрольных комиссий. С 1924 -секретарь партколлегии КПК при ЦК ВКП (б) по Закавказью, член Ревизионной комиссии КП (б) Грузии. 26 января - 10 февраля 1934 г. - Делегат XVII съезда («Съезд победителей») ВКП (б) от Азербайджана с правом решающего голоса. В 1937 - 1951 гг. - депутат Верховного Совета СССР 13-х созывов. Умер в Тбилиси после продолжительной, тяжелой болезни 27 марта 1951 года. Похоронен в Тбилиси. Память: кинофильм “Попутный ветер” (оригинальное название - «Сямт Кюляйи»), Производство: Азербайджанфильм", "Баррандов" (Чехословакия),1973. Повествует о деятельности чеха Ивана Вацека, учавствовавшего в революционном движении в Азербайджане. Статьи И.П.Вацека: Вацек И.П. "Воспоминания о своей жизни и революционной деятельности в Закавказье."// РГАСПИ, Ф.71, ОП. 15, Д. 23, Л. 247; И.П.Вацек, Беленький и А. Манвелов “ Революция 1917 г. в Азербайджане “ (Украина); Двадцать пять лет Бакинской организации большевиков (Сборник статей) // Баку: Бакинский рабочий, 1924. - 232 страницы. Статья - Вацек И.П. Первые шаги, страницы 99 - 101; "Заря Востока" 1924, № 563; Вацек И.П. “Что сохранилось в моей памяти”; И.П.Вацек “ Четыре мая : Воспоминания революционера.” // Молодой Сталинец. - Тбилиси, 1946. - 1 мая. - N.20; И.П.Вацек “Печать помогла нам в борьбе” // Заря Востока. - Тбилиси, 1946. - 12 апрель. - N75. Литература: Гулиев А.Н., И.П.Вацек в революционном движении в Баку, Баку, 1965; "Бакинский Рабочий" № 67, 1917 : “Список кандидатов в Совет Рабочих и Солдатчких Депутатов Черногородского района РСДРП большевиков и интернационалистов; Список кандидатов в городскую думу Бакинск. комитетата РСДРП большевиков и интернационалистов; Список кандидатов в городскую думу Бакинского Комитета РСДРП большевиков и интернационалистов и Гуммет; "Кандидаты в депутаты Верховного Совета СССР : [Пиросманишвили А.С., Нарсия Г.Е., Бечвая К.Г., Вацек И.П., Тариелашвили А.А.]" // Заря Востока, N12; Тбилиси, 1946, 17 января.


1872
Пио Бароха-и-Несси (испанское имя - Pнo Baroja y Nessi, баскское имя - Pнo Ynocencio Baroja Nessi; 28 декабря 1872,— 30 октября 1956, Мадрид)
испанский писатель, одна из ключевых фигур «поколения 1898 года». В приграничном баскском городке Вера дель Бидасоа родился в Сан-Себастьяне. Пио Бароха-и-Несси. Как Унамуно и Маэсту, он был баском. С 1872 по 1879 он жил в Сан-Себастьяне и первым, самым ярким его воспоминанием тех лет стала бомбардировка города карлистами. В 1895 г. он уже опубликовал несколько статей о русских и французских писателях. В 1897 г. журнал «Germinal» публикует его рассказ «Bondad oculta». В 1900 г. выходит его книга «Vidas sombrнas». В октябре 1901 г. вместе со своим другом Асорином участвует в издании «Juventud», где печатаются Унамуно, Коста, Гинера. Когда их журнал перестал выходить, Бароха переходит в «El Globo», ежедневную газету, где и был опубликован его первый роман «Aventuras, Intentos y mistificaciones de Silvestre Paradox», но началом настоящей писательской деятельности Барохи стал выход его работы «Camino de Perfecciуn» в 1902 г. Почти все члены «поколения 1898 года» в молодости испытали крах своих юношеских убеждений. Бароха не стал исключением. В своей знаменитой книге «El Arbol de la ciencia» он описал годы своей молодости. До самой смерти он оставался агностиком, что, впрочем, не говорило о его религиозности. Изучая католицизм, он пришел к выводу об отрицательном влиянии церкви на общественную жизнь и политику. Он твердо верил в науку, но знал, что есть проблемы, которые человек познать никогда не сможет, но которые человека как раз больше всего интересуют. Молодой Бароха считал, что природой жизни является страдание, и страдание пропорционально интеллектуальному сознанию, и всякое действие лишь усиливает страдание. В старости он говорил, что жизнь не имеет ни смысла, ни цели. Глубоким чувством горечи и разочарования, вызванных жестокостью людей и несправедливостью общества полны «Vidas sombrнas». В своих произведениях Бароха не интересуется Испанией-государством и Испанией-страной: на все он смотрит лишь как на проявления человеческой природы. Может быть, поэтому его, как и Асорина, больше всего привлекал анархизм, хотя он и понимал всю его утопичность. Свобода каждого человека, ограниченная этикой и моралью, не устанавливается властью и государством, а рождается и формируется в душе каждого человека. Естественно, Бароха разделял желание «поколения 1898 года» увидеть лучшую Испанию. В «Las horas soliatarias»(1918) он писал, что Испания должна стать лучше, что нация должна быть серьёзной и интеллигентной, чтобы справедливость восторжествовала, а культура должна быть многогранной и оригинальной, ни на что не похожей. Дональд Шоу пишет, что «главной ошибкой и Барохи, и „поколения 1898 года“ было неверное представление о том, что человеку измениться к лучшему легче, чем обществу» (Shaw D. «La generaciуn del 98». Madrid, 1989, p. 136). Для Барохи жизнь была не просто трагической чередой дней, а жизнью человека с трагическим ощущением жизни. Этот принцип можно сформулировать и по-другому: жить и жить — вот и все. Как же можно бороться с жизнью? Бароха пишет, что религия, то есть католицизм — антижизненен. Он считает, что человек может уйти из искусства и заняться чем-нибудь «земным», может попробовать сохранить в себе жизненную энергию творца, а может жениться и построить семью. Бароха пытается вывести идеал нового человека, такого, который смог бы бороться с трудностями и получать от жизни лишь наслаждения, но он сам, Бароха, был совсем другим и этот идеал оказывается безжизненным. Испания ему кажется страной, подавляющей людей творческих, людей характера выдающегося и отличающихся от других. Есть выход: хочешь быть свободным, будь выше морали, будь аморальным. Вместо этого его герои предпочитают жить спокойно и покоряются, выбирая семейный уют и квартиру в Мадриде. По Барохе, часто люди аморальные, порочные, но энергичные и деятельные, оказываются в итоге после «испытания жизнью» на стороне добра, порядка, закона и морали. Принять жизнь, найдя себя через борьбу, волю и стремления, невозможно по трем причинам. Отсутствие конечной цели — в жизни нет такой главной вершины, к которой стоило бы стремиться всю жизнь. Немногие на земле имеют такую волю — редко рождаются герои, способные волей победить жизнь. Такой образ жизни входит в противоречие с этикой — нужно жить так, чтобы не мешать другим. В 1911 году выходит книга Барохи «El Arbol de la ciencia», подводящая некоторые итоги его философских изысканий. Главный герой, Андрес Уртадо, переживает душевные и нравственные потрясения. Книга — глубокий анализ его внутренней эволюции на фоне социальных и общественных потрясений. Бароха на примере его семьи рисует моральный и идеологический кризис среднего класса в Испании, ведь 1898 г. предложил простым учителям и мелким торговцам взять на себя ответственность за случившееся. Бароха анализирует и показывает во всей полноте систему общественных формаций Испании конца девятнадцатого века — начала двадцатого, и его критике подвергаются все, даже рабочие. Герой Барохи постепенно понимает бессмысленность казавшихся такими ясными и правильными идей революции и отстраняется от борьбы. Проблема Испании для Барохи — проблема индивидуальная, и каждый должен сам решить её для себя. Андрес же не ищет решения проблемы страны, а пытается решить собственные. Уртадо простой человек, не герой. Он просто живёт, у него есть свои представления о лучшей стране и лучшей жизни, но он не пророк и не тот, кто способен в одиночку решать судьбы людей. Смерть Луисито, его младшего брата, ещё сильнее убеждает его в неизбежности и фатальности, подлости и низости жизни. В романах Барохи смерть детей, невинных душ, показывает зыбкость удобных, положительных и добрых, представлений о жизни человека. Диалог главного героя и Итуррьеса — спор между двумя разными философскими осмыслениями жизни. Оба согласны, что жизнь нужно принимать такой, какая она есть: без главной конечной цели и закона справедливости. Они похожи, но пределы их знания и веры ограничены, как и у любого человека. Андрес верит в безграничную силу науки, а Итуррьес говорит о необходимости небольшой спасающей лжи, иллюзий, которые могут объяснить необъяснимое, чего-то, что было неправдой, придуманной людьми, пришедшей из другого мира. Главный герой из столицы едет в провинцию и так Бароха показывает читателю картину испанской действительности. Альколеа, куда он едет, есть Испания в миниатюре, «микрокосмос» испанской нации, экономически парализованной и политически разрушенной. Её аристократия (дон Блас Кореньо) живёт прошлым, средний класс (доктор Санчес) готов на любую подлость ради временных улучшений в беспросветном жалком существовании, только в мещанском смысле: ради улучшения своего экономического и социального положения. Рабочие (Пепенито, Гаррота) пассивны и безразличны ко всему, порабощены своими эксплуататорами. Андрес пытается спастись, уезжает в Мадрид, женится, но его жена умирает и все начинается снова. Не выдержав этой пытки, Андрес кончает жизнь самоубийством. Круг замкнулся. Во время первой мировой войны Бароха был ярким «германофилом». Чуть позднее он подружился с Ортегой-и-Гассетом, и из их споров по поводу искусства родилась знаменитая работа Ортеги-и-Гассета «Дегуманизация искусства» (1925). В 1926-27 Бароха уезжает в Германию и Данию, а свои впечатления он собирает в трилогии «Агонии нашего времени». Он не принимает диктатуры и далек от Республики, а в «La Dama errante» и в «El Arbol de la Ciencia» он предрекает гражданскую войну. В 1934 он становится членом Королевской академии наук. Во время Гражданской войны он был арестован, а, освободившись, провел четыре года в ссылке во Франции, но вернулся в Испанию после оккупации немецкими войсками Парижа. Там он много пишет, и его воспоминания тех лет входят в книгу «Aquн, Parнs». В 1936 г. Бароха, как обычно, едет на лето в Вера дель Бидасоа, а в июле сторонники диктатуры сажают его в тюрьму города Сант-Эстебан. К счастью, там он провел всего одну ночь, и на следующий день, благодаря помощи генерала дона Карлоса Мартинеса Кампоса, герцога Торре, его выпускают на свободу. В тот же день Бароха звонит секретарю мэрии, и спрашивает, не собираются ли его арестовать ещё раз. Секретарь смог сказать только, что он не уверен в этом. Тогда Бароха решает переехать во Францию. Некоторые бывшие друзья и знакомые стали сторониться старого писателя (Барохе уже 64 года), и даже люди, которые раньше относились к нему хорошо, избегали его как человека, тем более писателя, которого власть выделила в особую группу «нежелательных элементов». Политика совершенно не интересовала Бароху, и он пишет, что «его появление в политике было чистым любопытством человека, зашедшего в таверну посмотреть, что там происходит»(Baroja P. Aquн Parнs. Madrid, 1998 p. 66). Денег катастрофически не хватало. Он печатался в аргентинской газете, иногда какая-нибудь французская газета публиковала его статьи, но тогда ему приходилось половину своего гонорара отдавать переводчику. В Париже Бароха жил в университетском городке, в «Испанском доме», где ему дали комнату. Бароха питался в общественной столовой вместе со студентами и много общался с испанцами, которые приезжали во Францию. Студенты со всех стран мира, кроме, естественно, немцев, американцы, которые выглядели наиболее свободными и независимыми, и даже умудрялись веселиться и выглядеть счастливыми. Студенты из остальных стран могли только учиться. Очень интересными кажутся мысли Барохи о французах. Французы, пишет Бароха, в своем снобизме совсем не интересовались испанцами. Модными были испанские танцы, популярные песенки, но в литературе знания французов ограничивались чтением низкопробных статей жуликоватых газетных репортеров, которых перепечатывали в третьесортных французских газетенках. Им и не хотелось ничего знать. Их и так все устраивало. Французов интересовали только французы и Франция Во Франции Барохе пришлось заинтересоваться политикой. Время и эпоха не дают Барохи возможности писать то, что он хочет. Эти годы, когда он жил в Париже, Барохе кажутся одними из самых низких и несчастных в истории. Во Франции ему проще увидеть Испанию, проще понять то, что он потом опишет в своей книге как бы случайно, мимоходом, но вся книга в итоге оказывается размышлениями, которые смогла сохранить его память. Все политические системы идеалистичны и утопичны, и претворить их в жизнь оказывается в итоге невозможным. Теоретические и социальные теории, которые объявляются политиками самыми лучшими, на практике всегда проваливаются. Политика, которая должна была помогать людям жить спокойно, всегда основывалась на лжи, и естественно, долго просуществовать не могла. Бароха спокойно, уже без напора и отчаяния молодости, пишет о гуманизме. Он вспоминает о любви к ближнему. Гуманизм в тридцать шестом году ему кажется только фарсом. Всем настроенным по-другому он отвечает, что очень сложно найти человека, который согласился бы, чтобы болезнь его соседа перешла к нему, а его сосед излечился. Эпоха лжецов, трусов и предателей, и если такой гуманист и нашелся бы, рассуждает Бароха, его быстро объявили бы, да и сочли бы лицемером. Парадокс безумного времени: человек, который не хочет жить в обществе, хочет жить один, эгоист, а тот, кто стреляет и убивает подобного ему человека — альтруист. Общество, в котором правит один умный человек, имеет больше шансов на процветание, чем то, где люди не только имеют собственное мнение, но и хотят приказывать. В атмосфере свободного общественного договора пятнадцать человек, живущих вместе, не понимают друг друга. Поэтому, пишет Бароха, все европейские революции закончились деспотизмом и диктатурой. Бароха пишет, что политики обманывают народ, говоря, что в обществе все счастливы и благородны, воспитаны и образованны. Это никакого значения не имеет, отмечает он, когда люди вынуждены убегать из страны или оказываются в тюрьме только за то, что не хотят жить в насквозь политизированном обществе. Политика всегда казалась грязной игрой, в которой участвует только близкий круг друзей и посвященных. Писатели на революцию не влияли, по крайней мере, в Испании. Той же горечью пронизаны строки о революции. Революции служат лишь шарлатанам, людям нахальным, отчаянным, красноречивым, мнительным. Демократия же приносит власть масс, абсолютный режим, глупость и интеллектуальный снобизм. Народ правит, используя демократию как инструмент, а индивидуальность теряется. Все русские, с которыми он общался в Париже, убеждали Бароху, что происходившее в Испании в то время было просто репетицией того, что произошло в России. Все, кто раннее были выстроены по политическому ранжиру, в конечном итоге оказываются равны и все вместе. Стоящие во главе, имевшие власть без ответственности, правили утопиями. Их власть не имела под собой ничего. Потом отвечают за это, оказываясь забытыми и изгнанными, встречая потом на улицах Парижа своих бывших врагов.

Бронзовая статуя Пио Бароха в Мадриде
Бароха рассказывает, что в молодости он считал, что всем народам нужна революция, но потом понял, что эта идея есть лишь заблуждение, не имеющее никакой ценности и не дающее гарантий. Революция есть лишь спазм, который производит уже больной организм — он может помочь избавиться от внутренних болезней, но лишь временно лечит внешние. «Поколение 1898 года», добавляет Бароха, к революции не призывало. Пишет Бароха и об искусстве. Композитор, говорящий о законах, по которым работает его произведение, не великий композитор. Бароха, который надолго оказался за границей, чувствует, что «родина» для молодых значит уже не то, что значила она для людей его поколения. Родина исчезает как понятие, как символ, потому что родными людям нового времени, людям будущего станут их фабрики и угольные разрезы. Можно добавить, что и фирмы, корпорации, в которых они трудятся, не чувствуя Родины. Все остальное кажется уже не важным, важно лишь зарабатывать деньги, чтобы прожить следующий день, а потом ещё и ещё. Когда зарабатываешь уже очень много, понимаешь, что тебя кроме денег со Временем уже ничего не связывает. Чтобы не чувствовать этого, ты работаешь все больше и больше, и так всю жизнь. Неудивительно, что Бароха в этой ситуации пишет и о малопривлекательной роли журналистики. Перед журналистами, сожалеет он, всегда стоит задача запутать, лишить всякого смысла и дать всему неверные и фальшивые определения, которые потом превращаются в «правду». Кому теперь нужна настоящая правда? Сейчас в Испании, сожалеет Бароха, любой писатель или журналист может сказать: «Кто не со мной, тот против меня». Если даже кто-то пишет хорошую и умную книгу, люди противоположного лагеря начнут кричать о том, какая это мерзкая и подлая книга. Люди искусства теперь не просто творят, но и сами хвалят свои произведения. И раннее делали это, замечает Бароха, но не так нагло, свободно и цинично. Бароха ушёл из жизни в Мадриде 30 октября 1956 года. Для испанской и мировой литературы Бароха стал писателем, который смог создать в своих произведениях портрет целой нации. Он показал человеческую природу не только в годы сложного переосмысления духовных ценностей, но и в разрезе изобразить духовное устройство жизни. Великий писатель Бароха сделал это без горькой или глумливой усмешки, спокойно, зная об ответственности мастера перед искусством и людьми, ради которых он пишет. Перес де Айала сказал о творчестве Барохе: «Роман Барохи похож на трамвай, с входящими и выходящими пассажирами, которые не знают, куда они едут» (Castillo-Puche J. L. «Azorнn y Baroja. Dos maestros del 98». Madrid, 1998, p. 143). Литература: Села К. Х. «Апельсины — зимние плоды». Москва, 1965; Baroja P. «Aquн Parнs». Madrid, 1998; Cabrera V., Gonzales del V. L. «Novela espaсola contemporanea». Madrid, 1978; Carabias J. «Como yo los he visto». Madrid, 1999; Castillo-Puche J. L. «Azorнn y Baroja. Dos maestros del 98». Madrid, 1998; Laнn-Entralgo P. «La generaciуn del 98». Madrid, 1997; Ortega y Gasset J. «Ensayos sobre la generaciуn del 98». Madrid, 1989; Shaw D. «La generaciуn del 98». Madrid, 1989.


1873
Уильям Дрепер Харкинс (William Draper Harkins)
выдающийся американский ученый в области физической химии, изучавший химию поверхности, а также один из первых, кто начал изучать строение ядра и атома, разделение изотопов. Прославился не только за вклад в фундаментальную и прикладную науку, но и за ряд промышленных нововведений. Харкинс родился в Тутсвилле, штат Пенсильвания. Его родителями были Нельсон Гудрич Харкинс и Сара Элиза (Дрэпер) Харкинс. В 1892 году Харкинс изучал греческий язык в филиале Южно-Калифорнийского университета в Эскондидо, Сан-Диего, штат Калифорния, но через год был вынужден сменить специальность и выбрал общее искусство. Затем Харкинс решил продолжить обучение и в 1896 году поступил в Стэнфордский университет, где получил степень бакалавра прикладной химии в 1900 году. Во время учёбы он начал работать в университете лаборантом, а впоследствии стал преподавателем химии. Позднее Харкинс получил должность главы химического факультета в университете Монтаны в Миссуле, и оставался на этой должности в течение 20 лет, однако значительное количество времени работал в других университетах: университет Чикаго в 1901 и 1904 гг. и университет Стэнфорда в 1905-1906 гг., в котором впоследствии получил степень Ph.D. В 1909 году Харкинс занимался исследованиями, связанными с химией поверхности, в Германии. Также в 1909-1910 гг. ученый занимал должность научного сотрудника в Массачусетском технологическом институте, где занимался исследованиями по растворимости. В возрасте 39 лет он уехал из Миссулы, когда получил назначение в университете Чикаго, где он продолжил исследовательскую работу в течение оставшихся 39 лет его жизни. Вклад Харкинса в фундаментальную науку покрывал широкий спектр разделов физической химии. В 1909 году ученый поехал в Германию, где Фриц Габер предложил ему тему, связанную с исследованием химии поверхности. Харкинс, У. Г. Харди и Ирвинг Ленгмюр независимо друг от друга предложили теорию ориентации молекул на поверхности. В 1913—1914 гг Харкинс читал первые лекции по этой тематике в Чикаго. Последующие 40 лет ученый занимался исследованием ориентации молекул на поверхности, опубликовал 115 статей.
На последнем году жизни Харкинс закончил книгу «Physical Chemistry of Surface Films», которую опубликовали позднее, в 1952. После завершения экспериментальной работы в Германии Харкинс вернулся в Америку с целью изучать химию растворов и растворимость вместе с обладателями медалей Гиббса А.А.Нойсом и Г.Н.Льюисом. Главным правилом растворимости он называл известную фразу «подобное растворяется в подобном» («similia similibus solvuntur» или «like dissolves like»). В книге он уделяет большое внимание поверхностно-активным веществам, объясняя принципы их действия на примере бутановой кислоты, отмечая, что один конец молекулы ведет себя как масло, а другой — как вода, и рассказывает о том, как молекулы органической кислоты располагаются на границе раздела вода-масло. Также в поздних работах Харкинс описывает свои исследования коллоидных систем, таких как эмульсии и мицеллярные растворы. Он также изучал адсорбцию, поверхности твердых тел и их взаимодействие с жидкостями.
В 1913 году Харкинс приступил к изучению известных теорий об электронном строении молекул и атомов. В 1915 году Харкинс и его коллега Е.Д.Уилсон высказали предположение, что взаимные превращения водорода и гелия являются источником энергии солнца и других звезд. Также Харкинс был первым, кто связал распространенность химических элементов с их атомным весом и распространенность химический элементов и изотопов с их стабильностью. После теоретических обоснований Э.Резерфордом ядерного строения атома и до экспериментальных доказательств существования свободных нейтронов Дж.Чедвиком в 1932 году считалось, что ядра состоят из протонов и электронов. Харкинс отметил, что сходные распространенности и, следовательно, стабильности, чаще наблюдаются для атомов элементов, содержащих четное число протонов и электронов. Также для ученого было очевидно, что многие легкие химические элементы (например, 12C, 16O, 20Ne) можно представить состоящими из -частиц (тогда считалось, что -частица состоит из четырёх протонов и двух электронов — p4e2). По аналогии, он считал, что такие химические элементы, как 19F и 23Na могут быть построены из -частиц и гипотетической частицы p3e2. Харкинс упоминал, но не подчеркивал возможность свободного существования этих и других частиц. Также Харкинс утверждал, что уже известные частицы p3e2 и p2e1 являются изотопами водорода — тритием и дейтерием. По результатам этой работы Харкинс создал «новую периодическую таблицу», куда для каждого атома было добавлено так называемое «изотопное число», которое впоследствии стали называть числом нейтронов. Вскоре после того, как Э.Лоуренс изобрел циклотрон, Харкинс вместе со своими студентами построил его в университете Чикаго в 1935—1936 гг. Впоследствии этот прибор активно использовался, в основном, Энрико Ферми, изучавшим диффузию нейтронов, а после этого для нужд Манхэттенского проекта в Чикаго во время войны. До Харкинса частичное разделение изотопов на примере неона осуществил лишь Ф.У.Астон, используя метод диффузии. Харкинс со своими учениками разделил изотопы хлора, осуществляя диффузию хлороводорода через керамические трубки. Впоследствии ученый провел работу по разделению изотопов ртути. Харкинс внес значительный вклад не только в развитие фундаментальной науки, но и в прикладные отрасли: 1916—1928 — член комиссии по вентиляции Чикаго; 1920—1922 — химик-консультант в шахтовом комитете США; 1924—1927 — инженер-консультант в военно-воздушных силах США; С 1927 — химик-консультант в службе химической защиты; С 1929 — химик-консультант в компании по производству стекла Libby-Owens-Ford; 1930—1951 — в компании Universal Oil Products; 1930—1941 — в компании United States Rubber Company; 1941—1945 — член исследовательского комитета Национальной безопасности. Харкинс принимал активное участие в делах Американского химического общества: 1915—1916 — председатель Чикагской секции Американского химического общества; 1919—1920 — председатель отделения физической и неорганической химии; С 1921 — член Национальной академии наук США; С 1925 — член Американского философского общества, вице-президент Американской ассоциации содействия развитию науки; 1939—1951 — редактор отделений физической и общей химии в журнале Chemical Abstracts. Харкинс впервые начал преподавать в Стэнфордском университете после его окончания, в дальнейшем развивался как преподаватель — читал лекции в нескольких университетах: 1912—1914 — доцент общей химии в университете Чикаго; 1913—1914 — читал первые лекции по теории ориентации молекул на поверхности университете Чикаго; С 1914 — профессор физической химии в университете Чикаго; 1916—1917 — читал лекции в институте Меллона; 1918—1919 — читал лекции в университете Иллинойса; 1939 — ушел в отставку как преподаватель, но продолжил исследования с прежней силой, вплоть до самой смерти в Чикаго 7 марта 1951 года. Четыре первые научные работы Харкинса были опубликованы в 1907—1910 и были посвящены отравлению животных мышьяком от промышленных выбросов в атмосферу и сходным проблемам. Наиболее обширными исследованиями ученого были работы по химии поверхности (115 статей) и строению ядра и атома, разделению изотопов (около 80 статей). Харкинс был одним из трех ученых (с У.Дж.Харди и Ирвингом Лэнгмюром), которые независимо друг от друга предложили теорию ориентации молекул на поверхности. В 1952 году была опубликована его книга «Physical Chemistry of Surface Films». Во время проживания в Миссуле Харкинс принимал большое участие в общественной жизни города и штата: 1902—1910 — исследовательская работа для Ассоциации фермеров Анаконды; 1904 — исследовательская работа для медной компании Монтаны в Калифорнии;
1906—1912 — глава городского отдела здравоохранения; 1910—1912 — исследовательская работа для министерства юстиции США; 1911 — исследования для Института Карнеги в Вашингтоне. 28 мая 1928 — получил золотую медаль Уилларда Гиббса от Американского химического общества за работы по химии поверхности, строению ядер и изотопам.
9 июня 1904 года Харкинс женился на Анне Луизе Хэтэуэй, которая была главой департамента в университете Монтаны и аспиранткой университета Чикаго. У них с женой было двое детей: Генри Нельсон Харкинс и Эллис Мэриан Харкинс. Генри родился в Миссуле в 1905, получил степени бакалавра и магистра в физической химии, степени Ph.D. (1928) и M.D. (1931) в области медицинских наук. Его магистерская работа была связана с изучением поверхностного натяжения сыворотки крови и была выполнена под руководством отца в 1926. Мэриан Харкинс достигла успеха в качестве концертной певицы. В годы детства Харкинса Пенсильвания была сердцем развивающейся нефтедобывающей промышленности в США. В возрасте 7 лет он он вложил свое «состояние» в 12$ в нефтяную скважину, которую его отец пробурил в Брэдфорде, штат Пенсильвания, его вклад приумножился в несколько раз. К счастью для науки, его прибыль была недостаточно велика, чтобы привлечь его в нефтяной бизнес. В молодости Харкинс увлекался скалолазанием, был активным участником горных походов. Литература: Mulliken R.S. William Draper Harkins // National Academy of Science, Washington D.C.,1975, p.47-81.


1874
Мартин Андре Розанофф (Martin Andrй Rosanoff)
российско-американский химик. Родился в Николаеве, в семье Клары Берчинской и Абрама Розаноффых, состоящей из четырёх детей. Получил образование в классической гимназии в Николаеве, учился в Берлине, Париже, Нью-Йорке. Он был занят на различных должностях в Нью-Йорке и в Питтсбурге. Умер 30 июля 1951 года.

1875
Ашхен Ованесовна Араксян (армянское имя - ; настоящая фамилия – Калантарян, )
армянская советская актриса и режиссер. Заслуженная артистка Армянской ССР (1934). Сценическую деятельность начала в 1896 в Тифлисе (ныне Тбилиси, Грузия). С 1928 - актриса Ленинаканского театра. Одна из старейших деятельниц армянской сцены. Роли Араксян: Хахо ("Разорённый очаг" Сундукяна), Шогокат ("Высокочтимые попрошайки" Пароняна), Гурмыжская, Кукушкина ("Лес", "Доходное место"), Клара ("Страх") и др. Скончалась 16 февраля 1944 года. Библиография: Театральная энциклопедия. Том 1/Главный редактор С.С.Мокульский - Москва: Советская энциклопедия, 1961. - 1214 столбцов с иллюстрациями, 12 листов иллюстраций.


1878
Николай Павлович Брюханов (партийные псевдонимы - "Андрей", "Степан", литературные — "Н.Павлов", "Н.Павлович")
советский государственный деятель. Член ЦИК СССР 1-2, 4-6 созывов. Кандидат в члены ЦК ВКП(б) в 1927 — 1934 годах. Родился в Симбирске. Сын чиновника-землемера. В 1889 г. поступил в Симбирск. классическую гимназию. В 1897 г., находясь в 8-м классе, за чтение недозволенных книг и знакомство с поднадзорными не был допущен к выпускному экзамену и был вынужден оставить гимназию, но в 1898 г. сдал экзамен на аттестат зрелости экстерном и в том году поступил на историко-филологический факультет Московского университета. Весною 1899 г. за участие в студенческих беспорядках был арестован и выслан из Москвы на 2 года с запрещением проживать в университетских городах, после чего уехал в Симбирск. С начала 1900 г. вернулся в Московский университет, а после новых студенческих беспорядков 1901 г., окончательно покинув последний, попал в Казанский университет. Участие в политическом "Красном кресте", одним из главных работников которого он был в Казани, и технические услуги Казанской социал-демократической организации привели Брюханова к установлению тесной связи с нею и вступлению осенью 1902 г. в состав ее членов. После большого провала социал-демократов в Казани в марте 1903 г., вошел в Казанский комитет РСДРП. 23 июня 1903 г. арестован, отобраны отчеты "Красного креста", принадлежности гектографа, прокламации (предполагалось, воспользовавшись большим стечением народа ко дню традиционного перенесения в Казань иконы "Смоленской божией матери", распространить гектографированную прокламацию "На бога надейся, а сам не плошай", заготовленную с этой целью в большом числе экземпляров Брюхановым и его товарищем по комитету Сапрыгиным). По высочайшему повелению 21 января 1904 г. определено было выслать Брюханова на 4 года в Восточную Сибирь, затем по соглашению министров юстиции и внутренних дел, на основании высочайшего повеления. 11 февраля того года, Сибирь была заменена Вологодской губернией (из-за войны с Японией). В мае 1904 г. прибыл в ссылку и водворен в городе Кадникове, откуда позднее переведен в Вологду. Еще до прибытия на место, проходя Московскую Бутырскую тюрьму, узнал о расколе партии на втором с’езде и примкнул к большевикам. В Вологде возобновил партийную работу (член Вологодской группы Северного комитета, работал в кружках и т. д.). Освобожденный по амнистии 1905 г. из ссылки, направлен партией на работу в Уфу. До июля 1906 г. состоял членом Уфимского комитета. В августе того года, после провала в Уфе, переехал в Симбирск, работал там в качестве члена Симбирской группы РСДРП, зимою 1906—1907 г.г. деятельно сотрудничал в газете "Симбирские Вести", проводившей от имени "левого блока" (социал-демократы, социал -революционеры, народно-социалисты) кампанию по выборам во вторую Государственную думу, в начале 1907 г. после разрыва с социал -революционерами, народно-социалистами организовал с группой товарищей и вел в качестве фактического редактора социал-демократическую газету "Наши Дни". От Симбирска ездил делегатом на Лондонский съезд партии (съездовский псевдоним "Андрей", "Андрей Симбирский"). Со 2-й половины 1907 г. и по 1917 г. Брюханов снова в Уфе. Был членом Уфимского комитета, членом Уральского областного комитета, принимал ближайшее участие в нелегальной социал-демократической газете "Уфимский Рабочий". В годы реакции и предвоенного подъема движения идейно направлял (с А.А.Юрьевым) всю работу социал-демократических большевиков в Уфе, как нелегальную, так и легальную (общество вспоможения частному служебному труду, общегородская больничная касса и т. д.), корреспондировал из Уфы в журнал "Вопросы Страхования". В октябре 1912 г. был арестован как кандидат уфимских социал-демократов на выборах в четвертую Государственную думу и просидел в административном порядке 3 месяца. С марта 1917 г. некоторое время председатель Уфимского совета рабочих депутатов, потом член исполкома и член губернского продовольственного комитета, а также товарищ председателя Уфимской городской думы. Вместе с тем состоял членом Уфимском губернском бюро и Уфимского комитета партии и членом редакции партийного органа "Вперед". В апреле. 1917 г. по мандату Уфимской организации участвовал во всероссийской партийной конференции, в сентябре того года от Уфимской городской думы — в "Демократическом совещании". В Октябрьские дни член "революционной семерки" и комиссар по продовольствию Уфимской губернии. После совещания продовольственников в начале 1918 г. в Петрограде оставлен на работе в центре, с февраля 1918 г. назначен членом коллегии, с июля того года — заместителем наркома, с декабря 1921 г. — наркоком по продовольствию РСФСР; с 1923 г. — наркомпрод СССР. Одновременно в годы гражданской войны стоял во главе "Главснабпродарма", руководившего продовольственным снабжением Красной армии и флота. В 1924 г., с ликвидацией Наркомпрода, Брюханов — заместитель наркомфина, а с 1926 г. до 1930 г. — наркомфин СССР. На XV и XVI съездах ВКП(б) избран кандидатом в члены ЦК партии. 3 февраля 1938 года арестован за участие в оппозиции и расстрелян в Москве 1 сентября 1938 года. Реабилитирован 14 апреля 1956 года. Упоминается в пьесе В.В.Маяковского «Баня»: Фоскин - «Постой, товарищ, обожди минуточку. Тебе всё равно крутить машину. Сделай одолжение, сунь в твою машину мою облигацию, — не зря я в неё вцепился и не продаю, — может, она через пять минут уже сто тысяч выиграет. Велосипедкин - Догадался! Тогда туда весь Наркомфин с Брюхановым засунуть надо, а то же ты выиграешь, а они всё равно тебе не поверят — таблицу спросят.» Литература: Государственная власть СССР. Высшие органы власти и управления и их руководители. 1923—1991 гг. Историко-биографический справочник./Составитель В.И.Ивкин. Москва, 1999. — ISBN 5-8243-0014-3; Сведения Н.П.Брюханова. — Еженедельные записки" 1903, том I, 17—24 июня, том II, 24 июня — 1 июля; Департамент полиции: 3 д-во, 1900, № 1, часть 45, литера А; особый отдел, 1909, № 5, часть 65, литера А, 1912, № 5, часть 86, литера Б., 1913, № 5, часть 86, литера В; Министерство юстиции, 1903, № 17399; "Календарь коммуниста": на 1925 г. Москва, 1925, 482; на 1926 г., дополнительный выпуск. Москва — Ленинград, 1926, 259—260 (Брюханов); Энциклопед. словарь "Гранат", XLI, часть 1, приложение, 43—47 (Автобиография Брюханова), часть 2, приложение, 128 (то же — Е.А.Преображенского); Большая советская энциклопедия, VII (Брюханов); Н.Брюханов, "Каторга и Ссылки", 1929, I (50), 180—187 (Памяти З. П. Соловьева. О давних днях); Лондонский с’езд РСДРП (протоколы), 6, 64, 127, 174, 181, 260, 344, 358, 409, 426, 427; А.Кийков, Из былого Урала. Материалы к истории рев. движения на южн. Урале и в Приуралье. Уфа, 1923, 88; Петроградская общегородская и всероссийская конференции РСДРП (большевиков) выпуск апрель 1917 г. Москва — Ленинград, 1925, 112; Д.Русинов, Казань в эпоху второго съезда партии, 46; Б.Э., "Уфимский сборник Октябрьской революции". Уфа, 1919, 25 (Дни Октябрьского переворота в Уфе); Л.Ильинский, "Красная Летопись" (Симбирск), 26 (Симбирская группа РСДРП); В.Савков, "5-й год" (Москва), I, 46 (В Сокольниках и в Замоскворечьи). — В.Быстров, "1905 г. в Вологодской губернии", 46, 55, 60, 67, 71 (Роль и значение полит. ссыльных в общественной жизни Вологодского края, в частности в 1905 г.); Там же, приложение № 3 (Список лиц, освобожденных от надзора полиции на основании высочайшего указа 21 октября 1905 г.); В.Рябиков, "1905 г. в Симбирске", 55 (Симбирские большевики. 1903—1906 г.г.); Там же, 105, 106 (Симбирская группа РСДРП. Обзор). — Маринин, "Пройденный путь", 45, 46 (От Февраля к Октябрю); Правдин, там же, 65 (Путь к Октябрю); В.Заикин, там же, 81 (Орган пролетарской диктатуры). — Там же, 83 (Этап, оставленный позади); Н.Брюханов, "Гражданская война 1918—1921", II, 306 сл. (Как питались и снабжались Красная ярмия и флот продовольствием); "Последние Известия", № 186, 1904 (Хроника революционной борьбы); С.Лившиц, "Пути Револ." (Казань), II, 1922, 69, 73, 74 (Очерки истории социал-демократических. организаций в Казани. 1902—1904 г.г.); Ендаков, "Коммунистический Путь" (Казань), 1923, III (23), 64 (Роль РКП(б) в революционном движении казанского пролетариата); И.Ермолаев, "Север", III—IV, 1923, 15, 16, 18, 24 (Мои воспоминания). — Ф. К., "Красный Север", 1928, № 175 (Ссылка в эпоху второго с’езда РСДРП); А.Кучкин, "Пролетарская Революция", 1929, I (84), 223—226, 229, 234—236, 239, 240, 242 (В подпольи в Уфе в 1911—1915 г.г.).