anmak все записи автора
"Мир болен. И нет ничего удивительного в том, что только художники могут привести мир к спасению".
Сергей Калмыков

Он не без иронии называл себя "последним авангардистом первого призыва"... ведь он и в самом деле оказался чуть ли не единственным представителем блестящей культуры Серебряного века, чудом дожившим аж до хрущевской оттепели. Были ли причиной тому некоторые очевидные странности этого человека или художника спасла добровольная и весьма своевременная ссылка в далекий Казахстан – не известно. Как бы то ни было, Калмыкову суждено было прожить долгую и плодотворную творческую жизнь, оставив потомкам множество таинственных картин и не менее загадочных рисунков.

Сергей Калмыков существовал в своем, особом измерении, разительно отличавшемся от других. Это был тот самый случай, когда жизнь художника намертво переплетена с его частной жизнью: Калмыков слыл городским сумасшедшим, это оберегало и его самого, и свободу его творчества от больших неприятностей с властями, вплоть до посадки в тюрьму. А с городского сумасшедшего что взять? Он безвреден, тих, ходит по улицам в пестрой рванине — и рисует, рисует... К Калмыкову привыкли — к его самодельным брюкам с разноцветными штанинами, к его алому берету, к его фантастической кофте с привязанными к ней порожними, бренчащими при ходьбе консервными банками. С течением времени он сделался уникальной частью алма-атинского городского пейзажа, наподобие птички-колибри в сибирской тайге.

По мере возможностей он менял декорацию, неизменно оставаясь, впрочем, в границах изобразительной стилистики своего костюма. Вот каким увидел его и запечатлел в романе «Факультет ненужных вещей» писатель Юрий Домбровский: «Солнце заходило. Художник спешил. На нем был огненный берет, синие штаны с лампасами и зеленая мантилья с бантами. На боку висел бубен, расшитый дымом и пламенем. Так он одевался не для себя и не для людей, а для космоса, Марса и Меркурия, ибо это был «гений 1 ранга Земли и всей Вселенной» — декоратор и исполнитель театра оперы и балета имени Абая — Сергей Иванович Калмыков, как он себя именовал».

Такая фигура, никак не укладывалась в рамки штампованного образа «рядового советского труженика, идейного борца за победу коммунизма». Заведи он себе капиталистический клетчатый пиджак и ковбойские сапоги на высоком каблуке — его, пожалуй, ждали бы административные неприятности, вплоть до помещения в следственный изолятор. Но сажать за решетку уличного «гения 1 ранга» с его мольбертом никому почему-то не приходило в голову. «День и ночь он писал, — продолжает Домбровский, — и все не для современников, а для будущих поколений, двадцать первый век ему был уже ни к чему, он работал для двадцать второго. Для этих отдаленнейших потомков и были написаны его грандиозные циклы, сотни листов и холстов каждый... Он ничего никому не показывал, может, просто не успел».

Он и не продавал свои работы, иногда дарил приятным ему людям — но не продавал. Бытовая нищета шла за ним по пятам, он знал, что такое недоедание, голод. Год за годом молоко и хлеб составляли его рацион. «Мебель» в его конуре была построена из перевязанных бечевкой пачек старых газет.


Веря в свое предназначение, Калмыков писал не без иронии: «Не надо пугаться гениев. Это милые люди. Я это знаю по себе. Я сам гений. У меня вовсе нет мании величия. Я очень скромен и беден. Обыватели представляют себе гения, наверное, так. Это величайшие оклады. Популярность. Растущая слава. Каждый имеет рукописи, деньги. Каждый холит состояние. Мы же, скромные профессиональные гении, знаем: гений — это изорванные брюки. Это худые носки. Это изношенное пальто...»

Сергей Калмыков не был самородком. Он был мастером, учеником Добужинского и Петрова-Водкина. Талантливым учеником. В 1911 году двадцатилетний Калмыков написал картину «Купание красных коней». Спустя год Кузьма Петров-Водкин показывал свою знаменитую работу «Купание красного коня», ставшую вместе с «Черным квадратом» Малевича символом русского авангарда.
Калмыков посмеивался: «К сведению будущих составителей моей монографии. На красном коне наш милейший Кузьма Сергеевич изобразил меня. Да! В образе томного юноши на этом знамени изображен я собственной персоной. Только ноги коротки от бедра. У меня в жизни длиннее».

По самым грубым подсчетам, Калмыков оставил после себя свыше полутора тысяч работ (рисунки, графика, живопись) и около десяти тысяч страниц рукописей. Сами эти рукописи представляют собою своего рода «самиздат»: сшитые, сброшюрованные и переплетенные книжки, щедро иллюстрированные. Все без исключения тексты исполнены от руки, каждая буква — рисунок, каждая страница заключает в себе законченную композицию. Здесь эссе и искусствоведческие сочинения, философские рассуждения и романы. «Голубиная Книга», «Зеленая Книга», «Фабрика бумов», «Лунный джаз», «Тысяча композиций с атомическими отражателями». Его волновало будущее и прошлое, Космос и атом, мир и война. Он писал: «Война с японцами и затем восхищение Японией. Восхищение немцами и затем война с Германией. Колебания происходили не только во мне. И сейчас Россия между Востоком и Западом — между Европой и Азией, между прошлым и будущим».

Калмыков все же был ближе к будущему, чем к прошлому с его вавилонскими культурными корнями. Работая в различных жанрах изобразительного искусства, предпочтение перед описательным городским пейзажем он отдавал экспрессивным графическим композициям и многофигурной живописи, в которой под знаменитым «мозаичным небом» реалистические детали гармонично соседствовали с фантастическим, ирреальным фоном. Он не прошел мимо абстрактных построений: его «Супрематическая композиция» долгое время приписывалась Малевичу, а затем — Чашнику, и лишь недавно, усилиями упорных разыскателей, авторство Калмыкова было подтверждено документально.

В своих абстрактных треугольных картинах Сергей Калмыков ведет диалог не с Казимиром Малевичем, а с Василием Кандинским. «Теории Квадрата» Калмыков противопоставлял «Теорию Точки», являющейся, по его мнению, основополагающей доминантой изобразительного искусства. Кандинский близок ему не только своей живописью, но и своими рассуждениями о значении музыкальной паузы — той же точки в музыкальном произведении.
Блистательный рисовальщик, Калмыков создал за годы жизни около тридцати автопортретов. Последний из них исполнен в изобретенном художником «стиле Монстр», за два месяца до смерти.

Сергей Калмыков жил в страшную сюрреалистическую эпоху. Калмыков видел жизнь такой, какой она была на самом деле: беспросветно серой, с кровавыми подтеками. Он писал: «Вот представьте-ка себе, из глубины Вселенной смотрят миллионы глаз, и что они видят? Ползет и ползет по земле какая-то скучная одноцветная серая масса — и вдруг, как выстрел, яркое красочное пятно. Это я вышел на улицу».

Сергей Иванович Калмыков собирался прожить по меньшей мере сто лет.

Калмыков умер в алма-атинской психиатрической больнице от воспаления легких на фоне дистрофии. Перед смертью, в больничной палате, он восхищался вкусом горячей пищи.

Он умер 76 лет отроду.

Место его упокоения неизвестно. Справедливо сказать: планета Земля.

пишу этот пост, в знак моего уважения и почитания, этого неординарного, талантливого и порой неоднозначного художника...в советское время незаслуженно - в начале - не замеченного, а потом с радостью забытого...Осталось к нему неодназначное отношение и по сей день...и к тому, что рисовал он на всем, что поподалось под руки и тем, что, было под рукой...Но считаю надо отдать должное этому гению!

знаю о нем по рассказам своей мамы, которая девчонкой видела странного человека в странной шляпе, развивающихся шароварах, но всегда неизменно с большим мольбертом - рисующего, рисующего...о том, какие прекрасные картины он рисовал, и... ну вообщем там много личных моментов...так что спасибо маме за то, что она когда-то познакомила с его творчеством... рассказала о нем...